из центра куда-то подевался, а начинать акцию без него Григул не осмеливался. Наконец тяжело заскрипела лестница и на верхней ступеньке показались обутые в добротные сапоги колоннообразные ноги уполномоченного. Григул недовольно покосился по сторонам. Именно сейчас, когда ему так нужна была поддержка, Лубенек тоже куда-то исчез. Хотя, как подумалось вдруг коменданту, это, пожалуй, и к лучшему. Этот скользкий и шустрый «деловой» в последнее время что-то начал проявлять излишнюю активность. Не хватало еще, чтобы он раскомандовался и здесь, на глазах у этого сердитого уполномоченного, как делал это наверху весь последний час. Между тем гигант уже спустился вниз и первым делом недовольно надул губы:
– Что за бардак? Вы куда смотрите, соратник? Почему ценности еще не оприходованы?
Григул недоуменно посмотрел в направлении его взгляда и увидел, что в общей суматохе женщины успели вдеть в уши серьги, а супруга Конея даже умудрилась нацепить себе на руки два браслета. Да и у самого бывшего суверена болтался на шее орден Богоявленного Ариста Перворожденного. Григул побагровел:
– Ах ты…
Гигант раздраженно прервал его жестом руки:
– Ладно, успокойтесь, соратник, – Он повернулся к жертвам: – Господа, я предлагаю вам пройти вон в тот чуланчик, – он кивнул в сторону небольшой двери в дальнем углу подвала, – снять ценности и, – голос его вдруг исполнился непонятной мощи, – НЕ СОЗДАВАТЬ МНЕ ЛИШНИХ ПРОБЛЕМ.
Григул удивленно уставился на гиганта. Тот явно выделил последнюю фразу. Что бы это могло означать? Черт, и куда это запропастился этот Лубенек? Григул уже имел немало случаев убедиться, что у того чутье на всякие неприятности. А с момента появления этого уполномоченного неприятности, похоже, пошли косяком. Если бы он знал, КАК он был прав…
Элис, чье упрямство стало причиной некоторого непонимания среди «соратников», вздернула подбородок, по всей видимости, собираясь стоять на своем до конца, но вдруг ее глаза округлились, рот перекосился в судорожной гримасе, и она, словно сомнамбула, двинулась к двери, указанной уполномоченным, не отрывая от него застывшего взгляда. Старшая из дочерей, красавица Тесс, качнулась было следом, но не двинулась с места, лишь негромко, испуганным голоском окликнула:
– Мама…
Элис вздрогнула, будто очнувшись ото сна, резко остановилась и, опустив глаза, глухо, напряженным голосом сказала:
– Девочки, дорогой, идемте скорее.
Коней растерянно смотрел на жену:
– Но…
– ДОРОГОЙ! – Что-то в голосе Элис заставило бывшего государя поспешно броситься за ней.
Они молча протиснулись в чуланчик, и дверь за ними закрылась. У Григула отчего-то заныло под ложечкой. Он шагнул вперед и, взяв уполномоченного за плечо открыл рот:
– Соратник, я…
И тут же осел от приглушенного выстрела. Гигант же мгновенно развернулся в сторону оторопевших конвойных и, просунув обе руки с зажатыми в них барабанниками под мышками обмякшего тела соратника Григула и прикрываясь им, как щитом, открыл беглый огонь из обоих стволов.
Он стрелял с убийственной точностью, всаживая пули в одну и ту же точку, чуть выше переносья, будто открывая в людских черепах столь любимый всяческими мистиками третий глаз, но конвойных было более двух десятков и зарядов на всех явно не хватило бы. Однако гигант не стал дожидаться, пока это придет кому-нибудь в голову. С умопомрачительной скоростью он расстрелял оба своих барабанника, ловко поддав коленом руку висевшего на нем трупа соратника Григула, схватил его барабанник, зажатый в стиснутых пальцах, и хладнокровно продолжил стрельбу, первыми же выстрелами сбив двоих самых шустрых, которые воспользовались короткой передышкой и уже успели подняться на несколько ступенек вверх по лестнице. Когда снова кончились патроны, среди конвойных в живых оставалось трое. Они съежились у дальней стены, стараясь спрятаться за трупами «соратников».
Несколько мгновений в комнате стояла гробовая тишина. Но вот послышался мерный скрип сапог. Шаги затихли. Поноска, которого судьба по странной прихоти оставила в живых, с замиранием сердца приоткрыл глаза и наткнулся на ледяной взгляд нависшего над ним гиганта. Поноска судорожно хрюкнул и, зажмурившись, вжался в песок.
– Встать.
Голос был спокойный, равнодушный и оттого звучал еще более жутко.
– Будете изображать мертвецов – быстренько станете ими. Я прекрасно помню, сколько и КОГО застрелил.
Трое оставшихся в живых поднялись и застыли на дрожащих ногах. Гигант кивнул на земляной пол:
– Оружие.
Поноска, ни на кого не глядя, лихорадочно расстегнул ремень с кобурой, из которой так и не удосужился вытащить свой барабанник, и отбросил в сторону, будто ядовитую змею, потом, на всякий случай, опростал карманы, для убедительности вывернув их наружу.
– Трупы в ледник.
«Соратники», стараясь не встречаться глазами друг с другом, торопливо принялись за дело.
Когда почти все трупы были уже аккуратно сложены штабелем в узком ледничке, устроенном в глубине обширного подвала, гигант поймал Поноску за плечо и все тем же спокойным голосом, в котором, однако, можно было уловить насмешливые и презрительные нотки, приказал:
– Возьми лопату и присыпь кровь.
Через несколько минут все было кончено. Гигант прошелся по комнате, не обращая никакого внимания на конвойных, застывших в оцепенении у стены, окинул придирчивым взглядом плоды их труда и, все так же не глядя на них, показал головой в сторону ледника:
– Туда.
Поноска, еле передвигая онемевшие ноги и цепляясь окровавленными пальцами, вскарабкался на кучу тел и скорчился в углу. Его соратники по несчастью полезли следом, один из них больно наступил сапогом ему на ногу. Поноска вскрикнул, на него шикнули:
– Тихо ты, убьет!
В это мгновение послышался глухой стук – это дверь снаружи подперли бревном – и все стихло.
Они просидели в леднике целый час, а может, и больше. Продрогший до костей Поноска совсем уже было решил, что лучше подохнуть от пули, чем насмерть замерзнуть здесь, как вдруг снаружи послышался какой-то шорох, потом скрип и стук. Все трое в страхе замерли, но тут в приоткрывшуюся дверь просунулась знакомая лисья мордочка Лубенька.
– Эй, есть кто живой? – спросил он свистящим шепотом.
Поноска дернулся, засучил ногами и хотел было ответить, но из застуженной глотки вырвалось лишь сипение. Лубенек отпрянул назад, но, разглядев Поноску, осклабился:
– Здорово, кореш. Вылезай.
Поноска вывалился наружу и, справившись с непослушными губами, прошептал:
– А ты… как?
– Тут в каком-то чулане схоронился. – Лубенек за шиворот выволок за дверь двух других и пояснил: – Я ж тебе говорил, что мокрые дела носом чую, вот и здесь сразу понял, что дело нечисто. И когда все, как бараны, в подвал ломанулись, я втихаря и утек.
Поноска вскинулся:
– Так че ж ты…
– А вы? – резонно ответил вопросом на вопрос Лубенек. – Вас, чай, трое было.
Поноска заткнулся. Лубенек ухмыльнулся:
– То-то. – Он немного помолчал, потом добавил раздумчиво: – Я эту породу знаю. У нас таких «архангелами» кличут. Горбун, мой первый пахан, говорил: у них договор с Темным, тот их от любой напасти бережет, а они ему за это невинные души… – И Лубенек зябко повел плечами.
Когда пленники ледника немного отогрелись и пришли в себя, Лубенек поднялся и окинул их
