Дамарис потрясенно уставилась на это вступление, не в силах поверить, что ее холодная, сдержанная мать могла выплевывать такие ядовитые слова. И почему? Она попыталась быстро прочесть, чтобы дойти до сути, но письмо было таким напыщенным и полным обличений, что пришлось продвигаться медленно, собирая осколки фактов.
Когда она сложила кусочки воедино, листок выпал у нее из рук. О небо! Это так много объясняло. И так много меняло. И могло повлиять на завтрашние события.
Она, не задумываясь, бросилась к двери. Никакие соображения не остановили бы ее. Нужно обсудить это с Фитцем. Ида, она все еще хочет объяснить. И да, не быть с ним — это пустота, вынести ее невозможно.
Коридор был пуст, дом безмолвен. Она не стала стучать из опасения, что кто-то еще может услышать, а просто открыла дверь и проскользнула внутрь, быстро затворив ее за собой.
Фитц обернулся, совершенно голый в мерцании единственной свечи. Он схватил с кровати подушку и прикрыл себя спереди, что показалось ей таким забавным, что она зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться.
Он отшвырнул подушку, взял халат и надел его, но она успела увидеть его великолепную наготу и возбуждение: Он застегнул только две пуговицы, после чего сгреб ее в охапку и встряхнул.
— Какой бес вселился в тебя? Что ты здесь делаешь? Он потянулся к дверной ручке.
— Я закричу.
Он бросил на нее такой испепеляющий взгляд, что она вздрогнула.
— Я не буду. Обещаю, не буду! — Она продолжила торопливо, но мягко: — Мне нужно поговорить с тобой. Нет, послушай. Я кое-что узнала. И я не могла спать, не объяснив, что я не хотела быть холодной с тобой сегодня. И что меня не интересует Бриджуотер.
Он отпустил ее и отошел.
— Значит, ты дура.
— Дура, потому что люблю тебя?
— Уходи, Дамарис. Пожалуйста. Эта мольба сломила ее решимость.
— Уйду. Через секунду.
Здесь, сейчас она почти могла поверить, что он прав. Что им не суждено быть вместе. Об этом шептала темнота, отражаясь в его настороженных глазах.
— Но послушай, любимый. — Она просто не могла удержаться, чтобы не назвать его так. — Я холодно говорила с тобой потому, что только что убедила леди Трешем и миссис Фейн, что ты меня ни капли не интересуешь.
— Это было мудро. — Это необходимо для того, чтобы они поверили в те зерна сомнения, которые я в них заронила. О тебе и жене твоего брата.
Он провел рукой по распущенным волосам.
— Это бесполезно, Дамарис, потому что все правда. Я не хочу, чтобы ты впутывалась в это. Ты же видела, что люди мной пренебрегают.
— Я обратила внимание, как леди Трешем и миссис Фейн обращались с тобой.
Это была попытка поддразнить, но он не принял ее.
— Полагаешь, я должен быть польщен, что меня рассматривают в качестве возможного постельного развлечения скучающие жены?
Она проглотила слезы, но не сдавалась.
— У нас может не быть возможности поговорить наедине перед королевским приемом, поэтому слушай. Я бросила тень сомнения на ту историю и подкрепила ее покровительством Родгара и тем фактом, что король примет тебя завтра. Если возникнет такой вопрос, пожалуйста, не разрушай это правдой.
— Ты ожидаешь, что я буду лгать?
— Не открыто, нет. Но не старайся довести истину до спросившего.
Он покачал головой:
— Для нас нет никакой надежды, Дамарис. Смирись с этим и выходи за Бриджуотера.
— А если я ношу твоего ребенка? Я не навяжу дитя другому мужчине.
— Ты знаешь, что в этом случае я женюсь на тебе.
Ей претило поступать так, но она ухватилась за его слова.
— Значит, ты не покинешь Англию, пока я не буду знать?
— Не покину, — сказал он после некоторого молчания. Ей неприятно было вот так вынуждать его идти к алтарю, но если он останется на пару месяцев, несомненно, она найдет какое-то решение.
— И еще, — продолжала она. — На другую тему. Помнишь письма, копии тех, что отсылала моя мать? Мой отец был двоеженец. Он потрясенно уставился на нее. Дамарис почувствовала облегчение.
— За пять лет до женитьбы на маме он женился на Розмари Батлер.
— И Розмари не умерла?
— Нет, она была жива и умерла только в минувшем ноябре.
— Черт возьми! Но я не думаю, что это как-то отразится на твоем наследстве.
— Но речь не об этом. Мой брат законный! Он мог узнать об этом после смерти матери и пойти на преступление от обиды.
— Не будь мягкосердечной. Он выпустил ту стрелу. Он хотел убить тебя, потому что тогда унаследовал бы твои деньги.
— А так и должно бы быть.
— Это деньги твоего отца, и он поступил с ними как захотел.
— Он оставил их мне, зная, что это приведет в ярость мою мать.
— Сомневаюсь, что он вообще думал, что до этого дойдет. Как большинство из нас, он, несомненно, надеялся прожить до глубокой старости. Все это было в письме?
— Более или менее. Маркус Миддлтон был чудовищем. Не понимаю, почему моя мать или эта Розмари не убили его, когда обо всем узнали.
— В них не было крови Миддлтонов, — сухо заметил он, затем добавил: — И зачем убивать курицу, несущую золотые яйца?
— Моей матери было наплевать на деньги. Возможно, она хранила молчание из-за своей репутации. Мало того, что у нее был муж, который редко показывался на глаза. Она скорее перерезала бы себе глотку, чем призналась, что является второй женой двоеженца. Но его первая жена была лишена законных прав и знала это. Из письма ясно, что она обратилась к матери с планом потребовать больше денег как плату за их молчание. Мама отвергла эту идею, но решила, что у нее есть оружие. Она написала отцу, грозясь разоблачить его, если он не вернется в Уорксоп, чтобы жить с ней как примерный муж. Ты можешь представить?
Фитц покачал головой:— Уверен, у него от страха поджилки тряслись.
— Еще бы. Он знал, что это блеф, но неудивительно, что в свой последний визит к нам он был таким ядовитым. А я прыгала вокруг него, как глупый, преданный щенок.
Он взял ее за руки:
— В этом нет твоей вины. Ты была еще слишком юна. Она иронично взглянула на него:
— Мне было пятнадцать. Он крепче сжал ее ладони:
— Я наконец-то сделал этот шаг. Я начинаю признавать, что не был инициатором того греха. Оринда соблазнила меня, а пятнадцатилетний парень в руках опытной женщины все равно что барашек в руках мясника. Ну, или баран. Это не меняет мнение света на этот счет, но на душе стало легче. Что касается двоеженства твоего отца, это ничего не меняет.
— Но на стороне Маркуса Батлера есть доля справедливости.
— Не за попытку убийства. Но я обещал, что не убью его.
— Есть еще Родгар. Теперь и он вовлечен во все это.
— Мне ли не знать, — невесело усмехнулся Фитц.
— Не думаю, что Эш расскажет ему. Я просила его не делать этого.
Его глаза вспыхнули.
— Дамарис!
