— Иду, иду, имейте терпение, — успокаивала я их, но они были безутешны, пока не получили своей доли душистого корма.
Мир и покой воцарились в конюшне. Единственным звуком, нарушавшим безмятежную тишину, было дружное веселое хрумканье. Его не мог заглушить однообразный вой ветра, доносившийся снаружи.
Мне было хорошо. Я улыбалась. Я любила эти утренние часы в конюшне, они приносили успокоение.
Дверь с грохотом открылась — вошел Джон Гроув.
— Господи, миссис Сандерс! — воскликнул он. — Что это вы поднялись ни свет ни заря? Я бы сам присмотрел за лошадьми.
— Я привыкла приходить к ним по утрам, Гроув, — сказала я. — И мне совсем не в тягость накормить и ваших животных.
— Спасибо вам, миссис Сандерс. — Улыбка обнажила его редкие зубы, она была совсем мальчишеской, несмотря на то что в волосах Гроува проглядывала седина. — Могу я надеяться, что у вас найдется и немножко овса для моих мальчиков?
— Конечно. Только сначала я позабочусь о том, чтобы напоить их.
— Я сделаю это сам. Небось вода замерзла в ведрах?
— Очень может быть, Гроув.
— Тогда покажите, где у вас насос. Я наполню пустые ведра.
Я с благодарностью приняла его предложение, а сама начала засыпать в кормушки зерно.
Когда ведра были наполнены, я предложила Гроуву погреть озябшие руки над жаровней, что он с удовольствием сделал.
— Карета, в которой вы приехали, принадлежит графу? — поинтересовалась я.
— Что вы, нет! — Гроув с негодованием отверг мое предположение. — Его сиятельство не стал бы держать такой старомодный экипаж.
Я пожала плечами:
— Как знать.
Впрочем, мне было известно, что в последние годы прежние громоздкие кареты стали уступать место изящным и более удобным фаэтонам с низкой подвеской и правил ими уже не кучер на козлах, а форейтор, сидящий верхом на одной из передних лошадей, запряженных цугом.
Гроув посчитал необходимым поведать мне, каким образом его хозяин дошел до такой жизни, что оказался в допотопной карете.
— Мы отправились в путь в фаэтоне его сиятельства, — рассказывал он, — но не успели отъехать двух миль от Девейн-Холла, как лопнула чека у одного колеса, а тут еще снег повалил, и его сиятельство решил не ждать, пока починят, а взять старую карету лорда Девейна.
— Значит, я не ошибусь, Гроув, если предположу, что вы вовсе не кучер графа Сэйвила?
— Вы совершенно правы, мэм, — с некоторой гордостью ответил он. — Я его конюх. Служил конюхом еще у отца его сиятельства и учил графа еще ребенком ездить на пони.
На это мне сказать было нечего. Я решила немного поговорить о погоде:
— Похоже, снег зарядил не на шутку.
— Боюсь, что так, мэм. Придется нам провести тут еще денек.
Я чуть не застонала от этих простодушных слов, но мужественно сдержалась и произнесла:
— Вообще-то у меня в конюшне работает один деревенский малый, но полагаю, сегодня он не придет, и нужно будет убираться самой. Я почищу стойла своих лошадей, а вы…
— Ни в коем случае, мэм! — воскликнул Гроув. — Я сам сделаю всю работу. А вы идите в дом и садитесь завтракать.
— Уже! — сказала я с улыбкой.
Дверь конюшни снова открылась, чтобы впустить моего сына, который весело желал нам доброго утра.
— Здравствуй, дорогой, — ответила я. — Ты хорошо спал?
Можно было и не задавать подобного вопроса: Никки всегда спал хорошо, и я не уставала обещать самой себе, что буду делать все, чтобы этот порядок никогда не нарушался.
— Наверное, Тим не пройдет к нам по такому снегу, — сказал Никки. — Я помогу тебе, мама, ладно?
— Я только что говорила то же самое мистеру Гроуву, дорогой. Приступим к делу.
Гроув протестовал, но мы его не слушали. Я решила ничем не быть обязанной графу Сэйвилу. Не только ему самому, но и его слугам.
К девяти утра все лошади были накормлены, напоены, стойла приведены в порядок, устланы свежей соломой, проход к ним чисто выметен. Мы вернулись в дом и как раз снимали в холле рабочую одежду, когда сверху спустился его сиятельство граф. На нем были умопомрачительный утренний костюм, свежая сорочка, белоснежный шейный платок. Волосы цвета темного золота были тщательно причесаны, сапоги-ботфорты начищены до блеска. Граф не без удивления воззрился на нас.
— Лошади в полном порядке, милорд, — весело доложил Гроув. — Миссис Сандерс накормила их отборным зерном.
Я стряхнула остатки соломы со своего рукава и сухо добавила:
— Если пройдете в столовую, милорд, миссис Макинтош накормит вас завтраком.
— Успели уже побывать в конюшне, миссис Сандерс? — с вежливым удивлением спросил граф.
— Да.
Мой сын ответил на вопрос гостя более пространно, с воодушевлением расписав все, что мы сделали.
— Мама говорит, что, если погода станет лучше, можно будет ненадолго вывести лошадей во двор, а то они уже застоялись… — закончил Никки свой рассказ.
Появившаяся в холле миссис Макинтош пригласила графа в столовую.
— Вы тоже поешьте, милочка, — с ворчливой заботливостью сказала она мне. — Овсяной каши, которую съели три часа назад, куда как мало при вашей работе. И ты, Никки, иди поешь. На кухне все готово для вас с мистером Гроувом. А твой Негр ждет не дождется тебя.
Негр — звали нашего кота, люто ненавидевшего холод и проводившего почти все время возле кухонной плиты.
— Бедняжка, я сейчас приду поговорить с ним, — пообещал мой сын.
Таким образом я была обречена завтракать наедине с графом. Бросив неодобрительный взгляд на миссис Макинтош, я отправилась наверх, чтобы умыться и переодеться.
Когда я спустилась в столовую, граф уже сидел над тарелкой с яичницей, держа в руке овсяную лепешку, и, судя по всему, был вполне доволен предложенной пищей. Я молча села напротив. В своем старом кашемировом платье синего цвета я чувствовала себя чуть ли не нищенкой на его фоне, а предложенная ему еда показалась мне весьма убогой. В самом деле, ему ведь наверняка подавали на завтрак мясо, а на нашем столе этот продукт из-за дороговизны появлялся лишь изредка. Так что ни бекона, ни жареных почек — ничего в этом роде он сейчас перед собой не видел.
Я налила себе кофе и предложила Сэйвилу долить его чашку.
— Я решила, что поеду с вами в Сэйвил-Касл, милорд.
Он медленно поставил чашку на стол.
— Что ж, мудрое решение, миссис Сандерс. Думаю, ради Николаса вам следует узнать, что именно таится в завещании Джорджа.
Я ничего не ответила, поскольку считала лишним заявлять прямо сейчас, что, размышляя обо всем этом прошлой ночью, твердо решила официально, при всех, отказаться от благодеяния Джорджа Мелвилла. Узнав об этом, Сэйвил, наверное, стал бы уговаривать меня переменить решение, а мне не хотелось сейчас лишних разговоров на эту тему.
Вошла миссис Макинтош и принесла еще лепешек и горячий кофе. После ее ухода никто из нас по- прежнему не произносил ни слова. Подняв голову от тарелки, я увидела, что граф смотрит на меня с каким- то яростным недоумением, если не с раздражением, и явно собирается сказать какую-нибудь резкость или, во всяком случае, выразить неодобрение.
— Извините, я очень голодна, — пробормотала я, снова уткнувшись в тарелку, надеясь таким образом
