– Таким мелким шрифтом, что никто не сможет ее прочесть, если и найдут заметку на последней странице, куда он ее засунет.
– Но я буду знать, что заметка там есть. Вы и Харриет уже знаете правду, знает ее и мистер Берквист и персонал клуба. Мнение остальных не имеет значения.
Джек похлопывал кнутом для верховой езды по высокому голенищу сапога.
– Вы всегда говорили, что для вас имеет значение хорошее мнение любого жителя Лондона, если не всей Британской империи.
– Однако вы убедили меня, что это глупо. Вся ваша карьера – пример того, как можно жить своей жизнью, в соответствии со своим решением, а не с решением кого-то другого.
Его собственные резоны теперь обратились против него, тогда как он пытался прибегнуть к противоположным резонам. Но Джек не обратил на это внимания и продолжал, как если бы мисс Силвер ничего не сказала:
– Ню теперь мы с Харриет хорошо знакомы, и у меня нет сомнений, что мне удастся ее воспитать. Это маленькая леди, которая прекрасно себя ведет.
Мэри Крандалл кашлянула в кулак, а Харриет сказала:
– Папа, если вы будете и дальше так лгать, у вас вырастет нос, а глаза станут косить. Так всегда говорила миссис Семпл.
– Сиди тихо, Харриет, когда взрослые разговаривают.
– Я думала, что вы говорите обо мне.
– Не вмешивайся. Ты еще слишком маленькая, чтобы понять всю ситуацию полностью.
Элли в отличие от Харриет понимала ситуацию прекрасно. Она-то была отнюдь не маленькой. Но она была и не так стара, чтобы жить под одной крышей с мужчиной и не вызвать косые взгляды. Теперь, когда стало известно, что она принадлежит к тому же слою общества, что и капитан – слою, в котором он родился, во всяком случае, – он не мог играть с ее репутацией, не женившись на ней. Кодекс благородного поведения не позволял капитану Эндикотту держать женщину благородного происхождения, достигшую брачного возраста, в холостяцкой квартире. Бедная гувернантка без всяких связей или гувернантка среднего возраста – это совершенно другое дело, ей почти не грозил общественный остракизм. Джек мог не волноваться, что общество думает о нем лично, но его очень даже волновало, как бы ему не оказаться женатым человеком.
– Капитан, – сказала Элли, – перестаньте ткать полотно из лунных лучей. Я не знаю, чем вы озабочены больше – моими высокопоставленными родственниками или моей низко опустившейся репутацией, но я понимаю одно: надеяться мне не на что. То есть кроме моего жалованья.
Харриет посмотрела на Джека.
– Что она хочет сказать – не на что надеться? Это значит, что вы не купите ей лошадь?
– Это значит, моя дорогая, следующее, – сказала Элли, не глядя на капитана. – Я не надеюсь, что он предложит мне замужество, а если и предложит по каким-то несерьезным соображениям, я откажусь. Я никогда не выйду замуж за владельца игорного притона.
– «Красное и черное» – вовсе не притон, – возразил Джек.
– Это самое лучшее казино, – с гордостью подтвердила Харриет. – С совершенно новыми колодами карт каждый вечер и с настоящими свечами, а не сальными.
– Да, против этого трудно устоять. Но ты ошибаешься, Харриет, все равно «Красное и черное» остается местом, куда джентльмены приходят, чтобы пить сверх меры, заключать пари сверх их доходов и вести себя неприлично с хорошенькими женщинами. Гувернантка поступает на такое место, которое ей предлагают. Леди так не делает, потому что она должна думать о будущем своих детей. Станут ли ее сыновья, когда вырастут, шулерами и игроками в кости? А ее дочери будут ли сдавать карты? Таких детей никогда не будут принимать в высшем обществе, у них никогда не будет возможности выбрать себе карьеру и супругов. – Элли повернулась к Джеку, улыбаясь, словно желая показать, что ничего личного в ее отказе от предложения, которое ей сделали, нет. – Так что, как видите, сэр, вам ничего не грозит.
Кнут застучал по ноге чаще.
– Все равно вам нельзя оставаться.
Он говорил серьезно. Раньше Элли не верила, что это так. Теперь ей пришлось поверить. Она сжала свой почти пустой ридикюль, вспомнила о деньгах, которые швырнула к ногам деда, и улыбка исчезла с ее губ. Она только что сожгла последние мосты, которые еще не рухнули под ней; теперь лодка ее жизни разбивалась вдребезги. Она лишь надеялась, что никто не заметит комка у нее в горле, когда спросила:
– Значит, вы просто вышвырнете меня, да?
– Ну конечно же, нет, черт побери. Не будьте дикой уткой.
– Папа, вы же не станете выражаться в присутствии леди. И я не думаю, что нужно называть ее какой- то там уткой. Может быть, голубкой?
– Оба они – павлины, – пробормотала Мэри Крандалл.
Но Элли уже опять улыбалась. Джек снова стал тем донкихотом, которого она знала и который ей нравился. Впервые с тех пор, как она села в карету, она смогла спокойно откинуться на подушки.
Она притянула Харриет к себе.
– Держу пари, у капитана есть какой-то план.
– Черт… вот именно, есть. Однако мне показалось, что мы решили больше не заключать пари с ребенком.
– Я не ребенок, и я никуда не поеду, – воскликнула Харриет.
