Завороженный его гипнотическим взглядом, Павел кивнул. В голове у него было совершенно пусто, горло перехватывали спазмы.
В дверь забарабанили ладонью, и тот же голос спросил:
– Эй, хозяин, ты не заснул там часом? Мне ведь еще двадцать адресов обежать надо. Открывай!
Алексей поволок Павла на кухню, подтолкнул его к окну, а сам сделал несколько глотков прямо из горлышка бутылки.
– Вот что открывай! – пробормотал он. – И вперед! Я тебя прикрою.
– Да как же? – трясущимися пальцами Павел никак не мог ухватиться за шпингалет. – У нас же ни денег, ни хрена нет… Куда мы поедем?
– Германа искать, – убежденно заявил Алексей. – Найдем – и будут у нас с тобой деньги. А эта жизнь – ну ее на хрен!
Он хищно оскалился и махнул пистолетом. Павел все-таки открыл окно и выглянул наружу. По стеклам бил дождь. Во дворе мокли «Жигули» и шли рябью лужи.
– Я хоть плащ надену, – сказал Павел нерешительно.
– Некогда! – Алексей толкнул его в спину. – Лезь, я сказал!
Но Павел вдруг заупрямился.
– Да ну, глупость какая! – буркнул он, демонстративно усаживаясь на стул. – Никуда я не побегу. Глупо это, понимаешь? Хочешь – сам беги, я тебя не выдам. Бери ключи от машины и уезжай, – он снял с полочки ключи и сунул их в руку Алексея. – Я пойду поговорю с ними, а ты пока можешь вылезть в окно.
– Дурак ты, Пашка! – делаясь внезапно равнодушным, сказал Алексей. – Дураком и помрешь, и я с тобой заодно. Ладно, не хочешь бежать – черт с тобой. Будешь локти потом кусать. Но не хочешь, значит, не хочешь. Пошли тогда вместе разговаривать. На-ка, возьми! – Он сгреб со стола и сунул в руки Павлу кухонный нож.
– Это зачем? – ахнул Павел, но тем не менее нож взял и спрятал его за спину.
Они подошли к двери и прислушались. Было тихо. Они переглянулись, и Павел шепотом спросил:
– Ушел? – В голосе его звучало облегчение.
– А хоть бы и ушел, – пробормотал Алексей. – Расстроился, что ли?
Павел хотел сказать, что нисколько не расстроился, но в этот момент в дверь опять забарабанили.
– Ну вот что, – решительно заявил Алексей, – хватит в прятки играть. Открывай! А я вот тут постою…
Он отступил в угол с тем расчетом, чтобы его не было видно, когда откроется дверь. Павел, по-прежнему сжимая в одной руке нож, другой неуверенно потянулся к замку и незнакомым голосом, который удивил его самого, произнес:
– Хорош долбать! Сейчас открою.
Щелкнул замок, и в дверь сразу же протиснулся улыбающийся до ушей мужик с простоватой физиономией и крепкими, как у грузчика, плечами. Он был в помятом плаще, без головного убора и совсем не походил на почтальона. Он с интересом посмотрел на напряженное бледное лицо Павла и спросил:
– Ты – Тишков? Что же ты, брат, тормозной такой? Стучу к тебе полчаса уже, все ладони отбил… Керенки в подушку зашивал, что ли?
Павел намеренно давил на дверь, не давая мужику проникнуть в прихожую целиком. Сделать это было непросто – одна рука у него была занята ножом и спрятана за спину, а мужик попался настырный и сильный.
– Где телеграмма? – вспомнил Павел. – Давай телеграмму! Куда прешь? – Он начинал поневоле заводиться от чужой наглости.
– Дай войти, будет тебе телеграмма! – пропыхтел мужик. – Дикий ты какой-то, Тишков, ей-богу!
Павел давил на дверь, старался изо всех сил, но мужик одолевал, и Павла взял страх. Не было уже никаких сомнений – не из-за телеграммы пришел сюда этот незваный гость. Что-то другое было у него на уме.
Павел совсем позабыл про Алексея, который прятался за дверью. Он трусил и злился одновременно. Что там ни говори, а никакого права не было у этого человека так грубо ломиться в его квартиру. Чувствуя, что сдает, и испытывая унижение от этого, Павел не выдержал. Он наконец отпустил дверь, отскочил назад и вытянул перед собой руку с зажатым в кулаке ножом.
– Не подходи, запорю! – тонким голосом заорал он.
– Ага! – сказал мужик, нисколько не удивившись, и в один момент провел молниеносный прием.
Павел и ойкнуть не успел, как нож из его руки полетел в одну сторону, а сам он, перевернувшись в воздухе, плашмя рухнул на пол совсем в другой стороне. Оглушенный ударом, он не видел, как из темного угла из-за входной двери вывалился Алексей с пистолетом в руке и в безумном порыве выстрелил в мужика, который в этот момент тревожно заглядывал на кухню и в комнату.
Выстрел отозвался на лестничной клетке звенящим эхом. Где-то внизу послышался испуганный крик, и кто-то сломя голову бросился вверх по лестнице. Алексей ногой попытался захлопнуть входную дверь, но заело язычок замка. Тогда он наклонился и одной рукой схватил за шиворот Павла, едва не задушив его.
– Я тебе говорил! – с ненавистью прошептал он. – Беги на кухню!
Павел качнулся на ватных ногах, сделал шаг и скорчился от боли в животе – он что-то отбил себе при падении. Алексей, уже не обращая на него внимания, побежал на кухню, с ходу вскочил на подоконник, распахнул створки и бесшумно провалился во двор.
Входная дверь едва не слетела с петель, когда на пороге возникла высокая темная фигура. Хватаясь за стену, Павел с ужасом посмотрел на пришельца. Человек, стоявший на его пороге, был хорошо одет и выглядел весьма презентабельно, но сейчас он был страшен. Тыча в лицо Павлу дулом пистолета, он заорал:
– На пол, быстро! Руки за голову! – И тут же, вращая по сторонам глазами, прокричал еще громче: – Стас?! Стас, ты жив?!
Павел с большим облегчением повалился обратно на пол и прикрыл затылок ладонями. В таком положении он согласился бы пролежать вечность, лишь бы его не трогали и раз и навсегда оставили в покое. Кажется, страшный человек это понял – он не стал докучать Павлу и бросился в комнату.
– Стас!! – снова заорал он.
И тут во дворе шарахнул выстрел.
– Да жив я, Лева, жив! – послышался смущенный торопливый голос. – Задело по касательной… Вырубился маленько, и башка теперь кружится, но это не смертельно. Ты гляди – у второго пушка! Они, правда, все тут пьяные в дым…
– Второй!!
Тот, которого назвали Левой, уже все понял. Он бросился в кухню, высунулся по пояс в окно. Потом, рванув из кармана мобильник, заорал в трубку:
– Потапов! Серая «Лада»! Выезжает! Задержать!!
Он побежал обратно, по пути распорядившись:
– Займись этим, Стас, если можешь шевелиться! Я пошел!
И Стас, примостившись рядом с Павлом, который постепенно впадал в какое-то странное оцепенение и уже не проявлял никакого желания сопротивляться, надел на него наручники, сказав при этом:
– А вот твоя знакомая, Линева Галина, утверждала, что ты очень интеллигентный и остроумный. Только я тебе так скажу, какое же это остроумие – на полковника милиции с ножом бросаться? Это чистая дурость!
А Павел, который испытал неожиданное облегчение от того, что ему уже не нужно было распоряжаться своей судьбой, подумал о том, сумеет ли остаться на свободе Алексей. Ему очень хотелось, чтобы хоть один человек из их компании смог избежать поражения и зажить дальше нормальной спокойной жизнью, хотя было ясно, что это совершенно уже невозможно.
А тем временем Алексей, возбужденный водкой, опасностью и каким-то первобытным чувством, заставлявшим его идти наперекор очевидному, на машине Павла выезжал со двора. И это чувство странным образом безошибочно управляло им, хотя пьян он был чудовищно. Приземлившись под окном на мокрый асфальт, он сразу понял, что здесь его ждут – размытая дождем фигура бежала поперек двора, перекрывая ему путь к отступлению. Алексей выстрелил не целясь, и фигура куда-то исчезла. Не теряя времени, он высадил локтем боковое стекло в машине, рванул задвижку.
Переложив пистолет в левую руку и кося глазом в зеркало, он на ощупь завел машину и на всех парах рванул с места. Машина выскочила из подворотни, едва не сшибла какого-то наглого типа, бросившегося под колеса, вильнула, задев крылом дерево на тротуаре, и помчалась поперек проезжей части. К счастью, в этот момент на улице не было машин и катастрофы не случилось.
Алексей действовал как безумный. Выскочив на противоположный тротуар, он наконец спохватился и снова повернул на мостовую, но поехал по встречной полосе. Смотрел он не столько вперед, сколько в зеркало заднего вида. И оказалось, что не зря. Буквально следом за ним от дома Павла рванула машина. Алексей не раздумывал – он снова свернул на тротуар, проскочил между домами и вылетел прямо к железной дороге. Тень преследующей машины висела у него на хвосте, и Алексею хотелось только одного – избавиться от нее любой ценой. Эта тень означала для него конец всего – свободы, пути и вообще жизни.
Он прибавил газу и на полном ходу попытался перескочить насыпь, чтобы выехать на рельсы. Почему-то ему казалось, что стоит перевалить через рельсы, и он оторвется от погони.
Потными ладонями он намертво сжал руль. Мокрый гравий с треском выстреливал из-под бешено вращающихся колес. Рельсы были совсем близко, рукой подать. Внезапно машина потеряла управление – железнодорожное полотно словно обрушилось куда-то вниз и вообще все исчезло, кроме серого неба. Алексея вышвырнуло из кресла, он ударился головой о крышу, но боли совершенно не почувствовал. Еще не успели перестать вращаться колеса, а он ногами высадил ветровое стекло и выбрался из перевернувшейся машины. В ушах у него звенело. Алексей обернулся.
Машина, шедшая за ним, стояла, накренившись, поперек насыпи. Ее водитель, высокий немолодой мужчина в расстегнутом сером плаще, бежал, поскальзываясь на мокром гравии, прямо на Алексея.
Алексей вспомнил про «беретту», которая оттягивала ему карман. Кривясь, точно от боли, он сунул в карман руку и нечаянно нажал на спуск. Карман будто взорвался, исторгнув вспышку пламени и клочья промокшей ткани. Алексей на секунду оцепенел, и этого мгновения хватило, чтобы преследователь бросился ему в ноги и опрокинул на землю. Алексей заревел и что есть силы пнул противника каблуком в лицо.
Матерясь, он вскочил, оступаясь на скользком гравии. Его шатало – выпитое давало о себе знать. Но преследователь был уже на ногах. Грязная ссадина на его лбу набухала кровью, но настроен он был все так же решительно. Не раздумывая, он бросился на Алексея. Тот вновь ударил ногой. Но противник был готов к этому. Ловко уклонившись от удара, он перехватил лодыжку Алексея, резко, безо всякой жалости вывернул ее и швырнул потерявшего равновесие соперника лицом на бетонную шпалу.
Дикая боль пронзила ногу Алексея – она скрутила его так, что даже водка уже не могла ее заглушить. А когда он ткнулся челюстью в сырой и холодный бетон, его будто швырнуло в темную глухую яму, наполненную раскаленными угольями. Это было почти как смерть.
