Ага, вот откуда ветер. Спасают Мавроди.
Обрадовался, узнав, что автор «Букваря» живет в Томске.
Вообще жадно осматривался, что происходит? Поражался бесхозности необозримой страны. Подружившись с Элимом Золотаревским, закатывал деловые поездки по области, летал в Москву, советовался с Элимом, как отнять у ювелиров благушинскую заправку. С помощью юриста вник, наконец, в поистине исторический смысл «Закона о кооперации», так поразившего его однажды.
«
Ах, какие солнечные зайчики прыгали в те годы по листве!
Все только и успевали повторять блистательные афоризмы премьера Черномырдина. Так сказать, еще один «Букварь» рождался на глазах у всех. «
На старом причале в Рядновке дед Егор Чистяков установил самодельную табличку:
«Вот, – хмуро намекал, – сколько нас было до революции. Нас даже Советская власть не всех истребила». И настороженно следил за новоявленными капиталистами Мельниковым и Колотовкиным, облюбовавшими его дом.
Катерина тоже не всегда улыбалась.
При первой встрече спросила Виталия:
– Ты кто?
– Я учитель.
– Врешь, наверное, – просто сказала Катерина. – Нам Калестинов родня. Его бабка у нас гостила, сказала, что на тебя уже казенную бумагу послали в район. А в бумаге сказано, что ты в гуманитарной области – жаба.
– Точно, поперли его из школы! – с удовольствием подтвердил Павлик. Он дико, прямо не по-человечески ревновал Катерину. – Таких, как Виталька, у нас хоть на попа ставь – все равно нет с них толку. Он, Катька, как? – ревновал. – Он учил детей только плохому. Правда, хорошо. Сама посмотри. Типичный ворюга-кооператор. Видишь, как у него глазки бегают?
Катерина удрученно кивала.
– По правде говоря, я такой же, – чесал голову Павлик. – Зато мы людям заработок даем.
– Ну и зря.
– Почему?
– Да потому что все заработанное люди несут в ваш же «Ветерок». Там и пропивают.
– А как иначе? Это диалектика. У бизнеса свои законы.
Павлик очень любил Катьку, но и посмеивался над нею.
Сам рассказал Виталию, как подарил Катьке видеоплеер и пару порнушных видеокассет. «Через неделю спрашиваю: ну, как впечатление? – а Катька головой качает. Ой, говорит, Павлик, который раз смотрю, а все не пойму, поженятся они или нет?»
10
На дальние болота Виталий ходил с Колей Захаркиным и с Колей Шамсутдиновым – людьми опытными, знающими места. Обоим было под тридцать. Оба успели отсидеть, на свободу вышли честные, сильно интересовались политикой. Про Янаева, главного путчистского заговорщика, с большим знанием дела рассказывали, что в середине августа, в самые горячие дни, главный путчист оказывается запросто ночевал на даче под Москвой, даже не усилил охрану. «Вот голыми руками задавил бы курву!» – сердился Шамсутдинов. Он считал себя внуком Сталина. Густая имперская татуировка покрывала его крепкое тело. Хвастался: «Моя бабка на Курейке жила. Хороших татарских кровей бабка, и с якутской кровью. Муж белку бил из ружья точно в глаз. И внуки тоже бьют. И тоже в глаз. Правда, друг друга – пустой бутылкой. Измельчал народ. А вот бабке пруха шла: до революции подселили в ее домик рябого мужика, он даже по-русски говорил как не русский».
Захаркин был проще.
У Захаркина была мечта: заработать инвалидность второй группы. Деньги что? – объяснял. Деньги – ничто, дрянь. Днем они есть, а к вечеру пропил. А вот инвалидность второй группы не пропьешь, хоть запейся. Ради такой светлой мечты Захаркин в самую неприглядную погоду нырял в бездонные болотные «окна», босиком ходил по ледяным, как пол в мертвецкой, илистым топям, пил мутную воду, жевал псилобициновые поганки, пиявки на нем висели гирляндами, доводя до болезненной бледности, а все равно ничто не могло навредить мощному организму, только креп на глазах. Ну, кашлял с махорки, ну, с шумом отходили газы, так ведь в болотах лешего газами не удивишь.
Павлик и Катерине предлагал оформиться в «Зимние витамины».
– Кучу денег накопишь, – бледнел от напряжения. – А деду Егору выпишем из Томска грамотную старушку, пускай бедуют вдвоем на одной лежанке. Или «Кама сутру» читают вслух. Учти, Катерина, – пугал, – в стране вот-вот отпустят цены, тогда в Рядновке не выживешь. Если, конечно, не приучите водяных таскать вам бледную рыбу. Ну, хочешь, – спрашивал, страшно бледнея, – распашем сухую гривку под огород? Капитан Степа Карась на барже хорошей земли привезет, будете на картошечке перебиваться. Иди к нам, – звал страстно. – «Зимним витаминам» душа нужна.
– А ты женат?
– Был когда-то, – мрачнел Павлик. – Не получилось.
– Вот видишь, – непонятно говорила Катерина и исчезала.
Бродила где-то по дальним гривкам, жгла костры – на телогрейке чернели частые дырочки. Павлик, наезжая в Рядновку, пытался устроиться на ночевку непременно у Чистяковых, но его отправляли к соседям.
«Что, съем вас?» – обижался.
«Давай в другой раз».
11
В конце августа Виталий ночевал в Рядновке.
Крыша сеновала частично разобрана, жерди торчали, как ребра кита. Под такой крышей не спасешься от комаров, но выдалась такая душная ночь, что и комары скисли. Вспомнил почему-то благушинскую Ляльку, вот ушла дура к Гоше Горину. Затосковал непонятно, пожалел, что не взял на сеновал бутылочку. Вот много теперь денег у меня, совсем новая жизнь, встал на ноги, поставил памятник на могиле деда и бабки, отремонтировал школу, а чего-то не хватает.
Звезды.
Не спится.
Слабо скрипнула приставная лесенка.
Виталий обрадовался: это точно лезет на сеновал внук Сталина, держит в зубах бутылку. Сильно обрадовался: хорошее это русское дело – тосковать вдвоем под бутылку при луне и на сеновале. Но звездный свет обозначил поднявшуюся в проеме дверей округлую фигуру и Виталия пробил озноб. В лохматом полушубке, наброшенном на плечи, голоногая фельдшерица Катерина легонько пискнула, как мышь, и присела волшебной попой на мягкое шуршащее сено. Виталий только ошеломленно вздрогнул, потягивая раздувающимися ноздрями нежное тепло женского тела.
– Ты чего сюда?
Катерина плотней (тоже дрожала) стянула полушубок на груди:
– С тобой бы я в Томск поехала…
– Так я же кровь пью. Я ворюга-кооператор. – Жаркая волна изнутри опалила Виталия, зажгла щеки: – Я в гуманитарной области – жаба. Начнут сажать, меня первого…
– Тебя не посадят, – Катерина, взмахнув распущенными волосами, еще плотней стянула полушубок на груди. Ужас как сильно напоминала она Светлану Константиновну. Того и гляди крикнет снизу муж-механизатор: «Светка, сучка, где сапоги?»
– А тебе откуда знать? – спросил.
– У меня бабка далеко видела.
– Какая бабка?
– Знахарка.
– А вчера ты где была? – попытался сменить тему Виталий. – Чего блудишь по болотам? Одной не страшно? – Почему-то не хотелось ему разговаривать про знахарство и про то, посадят его или нет. Скорее всего посадят, и все такое прочее. Чувствовал, что фельдшерица и сама умеет заглядывать в будущее, иначе бы не пришла.
– А чего страшного? На болотах совсем не страшно, – ойкнула Катерина, еще крепче запахивая полушубок, а голые ноги прикрыла краем брошенной на сено простыни. – Я все хожу к озерцу, в котором Ниночка утонула.
– Подружка?
– Ага. Она тогда без крестика пошла купаться. Я говорила ей, что водяной утянет. Вот и утянул.
– А ты видела?
– Ну да.
– А помочь не могла?
– А как помочь? Он меня заморозил. Вижу, сорока орет, дергает хвостом, предает нас, а сама шевельнуться не могу, вскрикнуть не могу. Когда пузыри пошли
