— Сосны — те выдерживают, а почти все секвойи к югу от Наварро-Ривер давным-давно погибли. То есть многие деревья еще стоят, — торопливо пояснила я, заметив, что он опять меня не понимает, — но они уже неживые. А здешние сосны — они еще не погибли, а может, и погибать не собираются.
В его глазах мелькнула догадка, и я поняла, что проболталась. Я изо всех сил постаралась исправить свой промах.
— Нас учат этому в школе. Говорят, что мы должны будем как-то справляться с этими напастями, когда вырастем. Мистер Томпсон рассказывает нам о биологии.
Последнее по крайней мере было правдой.
— Биология? В твоем возрасте?
Этот разговор все-таки меня доконает!
— Послушайте, мистер, мне пятнадцать лет, а этого вполне достаточно, чтобы смыслить в биологии. И в химии тоже. Если отсюда далеко до Санта-Розы, это не значит, что мы здесь не умеем читать и все такое прочее.
Я разозлилась не на шутку. Конечно, ростом я не вышла, но, черт подери, в наши дни коротышек полным-полно.
— Я не хотел тебя обидеть. Просто меня удивило, что у вас здесь такие хорошие школы.
Ну совсем он не умеет врать, этот Стэн!
— А чему учат там, откуда вы пришли?
Я знала, что от этого вопроса Стэн опять полезет на стенку, но уж очень мне хотелось поставить его на место.
— Ничему интересному. Истории, языку, изобразительному искусству. И почти ничему о том, как выжить. Вот, например, когда в прошлом семестре некоторые ученики попросили администрацию ввести такие дисциплины, как лесное хозяйство, изготовление корзин и прививка черенков, администрация вызвала службу и начался бунт. Один из службы, — Стэн как-то странно облизнул губы, — попал в засаду, и его повесили на фонарном столбе вниз головой.
— Паршиво, — сказала я.
Действительно, дело дрянь. Впервые я поняла, как плохо стало в городах.
Стэн все улыбался, рассказывая, что они сделали с этим парнем из службы. Слушать его было противно, хотя Стэн и старался выбирать слова. Он сказал, что в последний раз эту штуку проделали во время столкновений белых с неграми.
И этот парень хотел преподавать в наших школах! Он сказал, что на собственной шкуре испытал, что это такое, когда всюду полно людей, и мог бы внести свой вклад в наше общество. Я прямо-таки видела, как застывает папино лицо от того, что говорил Стэн. А тот все долдонил, что, по его разумению, для людей самое главное — понять общину, и его объяснения здорово смахивали на что-то религиозное. И, поверите, мне стало страшно.
— Пятнадцать — это слишком много, — продолжал он. — У тебя есть братья или сестры помоложе?
Я постаралась ответить похитрее.
— Два брата. И сестра.
Я умолчала, что Джемми уже занимается исследованиями, а Дейви ничего не делает. Или что Лайза готовилась обосноваться в соседнем поселке, чтобы в наших семьях не было слишком уж много кровосмешения.
— Старше или моложе?
— Старше главным образом.
Вот я и опять соврала. По крайней мере это у меня получалось неплохо. Ему и в голову не пришло выспрашивать о них дальше.
— Очень жаль. Мы должны изменить то, что происходит. Военное положение, обыски без ордеров, конфискации… Это ужасно, Торни, ужасно.
Не иначе как он думал, что мы здесь ничего не слышим и не видим. Он все говорил, как плохо, когда везде солдаты и какие они делают ужасные вещи. Я знала и это, и многое другое. Знала о бандах, которые убивают людей ради грабежа, и о клубах убийц, которые убивают ради развлечения, Черт возьми.
Жюль Левенталь когда-то служил психиатром в клинике и немало порассказал нам о том, как ведет себя толпа и сколько людей доставляют беспокойство остальным.
— А как обстоят дела севернее? — спросил Стэн.
— Неплохо. В округе Гумбольдта все нормально, а в районе Кламат-Ривер народу уже много.
Мне совсем не хотелось, чтобы такой тип, как Стэн, оставался у нас. Я подумала, что, если наговорить ему про житье на севере, глядишь, он туда и подастся. Но он еще не пришел в себя и все кивал — ни дать ни взять как тот чокнутый проповедник, который несколько лет назад хотел, чтобы мы все отдали души за господа бога.
— Правда, это страна секвой, так что через несколько лет и у них могут быть неприятности.
Он уставился на меня тяжелым неподвижным взглядом:
— Торни, а ты смогла бы объяснить, как добраться до округа Гумбольдта?
Дурак он и есть дурак, уж можете мне поверить. Ему бы просто топать по старой дороге 101-вот и все. А этот псих даже на карту не взглянул. А может, и взглянул, да старался загнать меня в ловушку, только меня голыми руками не возьмешь.
— Можно и дальше идти по главному шоссе, — я старалась, чтоб мой голос звучал искреннее. — Но там впереди могут быть люди из службы — знаете, возле Юкии или Виллитса. Лучше бы свернуть к побережью и идти дальше вдоль берега.
'Ну вот, — подумала я. — Это его должно пронять. Он и так уже достаточно психовал'.
— Да, да. Это лучше всего. Там Юрека, а это океанский порт, и будет связь…
Стэн распинался в том же духе еще минут пять. Он, видите ли, хотел организовать нападение на общину, чтобы защитить людей, но ради другой общины. Он твердил о правах, говорил, откуда ему известно, чего люди хотят на самом деле, что он изменит все, чтобы они это получили. Он сказал, будто знает, что для них самое лучшее. Ух, жаль мистер Левенталь не мог его послушать.
— Ну а что же ты? Ты ведь должна быть в школе, верно?
— Не-а, — протянула я. — У нас занятия всего два раза в неделю. Остальное время мы свободны.
Интересно, стоило ли говорить ему так много. Пожалуй, мы не должны особенно распространяться насчет школы.
— Но ты же зря теряешь время, неужели тебе это непонятно?
Стэн присел на берегу, похожий на тощего кролика, который сидит на корточках.
— Сейчас тебе самое время изучать философию политики. Ты должна узнать, как функционирует общество. Это очень важно.
— Я знаю, как функционирует общество, — сказала я.
В конце концов, это известно всем ребятам, которые учились у мистера Вейнрайта. Да и сами Вейнрайты переехали сюда вместе с нами отчасти из-за того, что политиканам из Сакраменто не нравилось, как мистер Вейнрайт учил о том, как они функционировали. А они были обществом.
— Да не то общество, — надменно возразил он и на мгновение напомнил мне мистера Томпсона, когда тот бывал чем-то недоволен. — Я имею в виду города, населенные центры.
Он все говорил и говорил, когда я увидела двух лягушек, которые ползли по дну. Я посмотрела, куда они ползут, а потом нагнулась над ними, задержав дыхание, едва лицо коснулось воды. Мне удалось поймать одну, а вторая удрала.
— Тратишь время на ловлю лягушек, — съязвил Стэн.
— А что? Они очень вкусные. Мама начиняет их маслом и жарит.
— Ты хочешь сказать, что вы их едите? — побледнев, пискнул он.
— Конечно. Это же мясо, разве не так?
Я пробралась к прутику с насаженными лягушками и прибавила новую. Стэн поерзал, подергался, но вскоре успокоился.
— Лягушки… — пробормотал он, — все же как вы можете есть лягушек?
— Очень просто.
Вряд ли он поверил, будто мы едим лягушек. Но для верности я дотянулась и схватила прут с лягушками.
— Видите? Вот эта, — я ткнула большим пальцем в живот лягушки, — жирнющая. Самый что ни на есть лакомый кусочек.
— И ты видишь их под водой?
Я повернулась и взглянула на него. Он стоял на противоположном берегу выпрямившись, и в его глазах был прежний страх.
— Конечно. Надо же видеть, что ты хочешь поймать.
— Но в этой воде…
— А, просто я не открываю глаз так, как это делаете вы, — сказала я как бы между прочим. — Я за ними охочусь вот с этим. — И я мигнула мембранами.
У Стэна был такой вид, точно он проглотил саламандру.
— Что это было? — испуганно спросил он.
— Мигательная перепонка — меня так и проектировали с самого начала.
— Мутанты, — завопил он, — уже!
Он попятился, стараясь выкарабкаться на берег и не отрывая от меня взгляда, будто я оборотень какой. Он скользил и спотыкался, пока не взобрался наверх, а потом умчался прочь — было слышно, как он ломился сквозь кустарник, шуму от него было больше, чем от стада оленей.
Когда он исчез, на прогалине было полно листьев, сучьев и гальки, и я поняла, что сегодня ни лягушек, ни рыбы мне уже не поймать. Я взяла снизку с лягушками, сняла сапоги и направилась домой. Конечно, мама будет недовольна, но я надеялась, что мой улов смягчит ее гнев. Наверное, следует рассказать им о Стэне. Они не любят, когда здесь появляются посторонние.
И в самом деле, дома мне учинили хорошенький разнос. Самое смешное — их больше всего разозлило, что я показала Стэну свои мембраны. Есть о чем говорить, какая-то крохотная кожная заслонка, которую нам закодировал мистер Томпсон. Паршивый кусочек лишней кожицы возле глаз!
А послушать, как мистер Томпсон говорит об этом, — можно подумать, он перевернул всю Вселенную!
