Около трех часов ночи на пятое декабря два пакистанских батальона — Шестой и Тринадцатый — ринулись в яростное наступление через Тави. Они явились к нам с американскими танками «Паттон» и китайскими «Т-пятьдесят девять» под гул рокочущей канонады. Истребители противника с оглушительным ревом атаковали наши силы на бреющем полете, осыпая землю смертельным дождем из тысячефунтовых бомб. Повсюду пылали танки, гремели снаряды, а вражеские броневики надвигались на нас подобно гигантским стальным насекомым, раздвигая заросли высокой слоновьей травы. Всего лишь за пятьдесят минут ураганный огонь основательно повредил наши позиции. Тринадцатый батальон сразился с Двадцать девятым подразделением и одержал победу. Пакистанцы продолжали наступать и захватили плацдарм номер триста три, убив нашего командира. Оборона этого объекта была доверена Тридцать пятому батальону сикхов, однако, к несчастью, некоторые из моих товарищей не следовали зову долга. Дрогнув перед артиллерийским шквалом неприятеля, они попросту бежали. А враг, овладев плацдармом, начал подтягивать резервы, дабы тронуться дальше и, главное, усилить позицию перед мандиальским мостом. С первыми лучами рассвета противник осадил и взял мост. Нам оставалось уповать лишь на чудо… Никто не даст мне воды?
Бальвант Сингх — прирожденный рассказчик. Он умело подчеркивает голосом важные слова, знает, где именно сделать паузу, и просит пить как раз тогда, когда все мы, разинув рты, ждем продолжения.
Кто-то спешит принести ему пенопластовую чашку с водой. Слушатели в нетерпении вытягивают шеи. Сделав один глоток, лэнс продолжает:
— И тут к нам из Акхнора лично приехал командующий Триста шестьдесят восьмым соединением. По прибытии он обнаружил картину полной разрухи и крайнего смятения. Солдаты покинули поле битвы, спасая собственные шкуры. Земля превратилась в изрытый воронками пустырь; среди бесчисленных обломков и мертвых тел горели наши танки. Повсюду гремели выстрелы. Волны Тави побагровели от крови бойцов. Это была сущая преисподняя. Не то, что показывают по телевизору: нажимаешь кнопочку, запускаешь ракету, и можно спокойно пить чай.
Увидев меня, командующий сразу спросил: «Что происходит, Бальвант Сингх? Куда подевались ваши люди?»
«Сожалею, сэр, — с тяжелым сердцем ответил я, — однако многие спаслись бегством, дезертировав с поля боя. Они не смогли устоять перед напором превосходящих сил Пакистана. Мы потеряли три танка и большую часть людей».
«Если все станут рассуждать подобным образом, — произнес офицер, — как же мы победим в этой войне? — Он вздохнул. — Думаю, положение безнадежно. Придется отступать».
«Сэр-джи, — немедленно возразил я, — девиз нашего батальона: „Мы будем биться до победы“. И я не сдамся без боя».
«Вот это по-нашему, Бальвант!» — Командующий похлопал меня по спине и приказал сплотить оставшихся солдат.
Он даже поставил вашего покорного слугу во главе целого взвода, командир которого также бесстыдно сбежал. Наш батальон получил задание немедленно наступать и отбить мост. Одновременно с нами к бою готовились рота Дельта отряда гуркхов[79] и уцелевшие танки Тридцать первого бронетанкового формирования.
Утром закипела пальба из орудий и пулеметов. Мандиальская переправа превратилась в бурлящий адский котел. Вокруг все горело, взрывалось и содрогалось. Снайперские пули свистели прямо над головами, орудия вели беспрерывный смертельный огонь, вражеские воздушные силы ревели в небе, со всех сторон грохотали бомбы, а мы поднялись из укрытия с винтовками наперевес и ринулись навстречу пакистанцам. Много их полегло, заколотых нашими штыками в кровавом ближнем бою. Воздух сотрясал боевой клич сикхов: «Jo Bole So Nihal, Sat Sri Akal!»[80] Эта храбрая вылазка настолько смутила противника, что удача начала поворачиваться в нашу сторону, и мы принялись оттеснять неприятеля.
Тогда враг надумал переправить через реку танки; до сих пор они оставались на другом берегу. Стоило броневикам пересечь Тави, и мы оказались бы в самом невыгодном положении. Важно было не дать им пройти по мосту. В действие вступили наши «Т-пятьдесят пять» из Двадцать седьмого бронетанкового полка и Тридцать первого разведывательного формирования. Поначалу индийские силы браво сопротивлялись натиску пакистанцев. Но вот проклятые «Паттоны» выкатили на мост, и двое из наших бойцов, покинув машины, бежали прочь.
Не знаю, что на меня накатило. Я просто кинулся к оставленному танку, откинул крышку люка и прыгнул внутрь. Кое-что я слышал об этой технике, хотя еще ни разу не ездил на ней. Потребовалась пара минут, чтобы разобраться с управлением, и вот мой «Т-пятьдесят пять» поехал. Разумеется, он тут же попал под нещадный обстрел пакистанцев, засевших в укрытиях. Неприятель рассчитывал, что шквальный огонь остановит меня, но я упорно ехал прямо на вражескую траншею, пока эти трусы не повыскакивали оттуда и не пустились в бегство. Правда, один из них попытался было залезть на мою броню. Тогда я попросту развернул тяжелую башню, и стомиллиметровый ствол смахнул вооруженного солдата с корпуса, как муху с молока. Тем временем наши прочие танки вели прицельный огонь по противнику. Через двадцать минут на поле боя остался последний «Паттон», и ваш покорный слуга решил не дать ему уйти. В самом начале погони мы сильно столкнулись. Мой танк загорелся, однако поддаваться страху было некогда. Убедившись, что пушка по-прежнему действует, я продолжал преследование и, приблизившись на пятьдесят ярдов, наконец выстрелил. Вражеская машина замерла, потом откатилась назад и неуверенно завертелась, точно пьяница перед баром. А через секунду «Паттон» исчез в ярких клубах пламени.
Добравшись до рации, я сообщил командующему: «Восемь танков противника уничтожено. Ситуация под контролем».
Мандиальский мост почти что был у нас в руках. Хотя, оставшись без боемашин, пакистанцы быстро утратили пыл, кое-какие очаги сопротивления уцелели. В районе переправы все еще вели стрельбу неприятельские минометы и пулеметы. А главное, над мостом по-прежнему реял вражеский флаг. Я понял, что должен сорвать его любой ценой. Голова немилосердно гудела после того столкновения, тело покрывали кровавые ссадины от летающих тут и там железных осколков, но Бальвант Сингх дюйм за дюймом приближался к бункеру пакистанцев. Повсюду в обожженных воронках и черной грязи были раскиданы трупы. Блиндаж окружала спутанная колючая проволока. Подобравшись к цели на десять футов, я быстро метнул гранату. Взрывной волной из укрепления выбросило три окровавленных мертвых тела. Впрочем, один солдат остался в живых. Надо было стрелять немедленно! И тут винтовку заело. Противник заметил мое замешательство, торжествующе усмехнулся и нажал на курок. Левую ногу обожгло градом пуль. Я как подкошенный рухнул на землю. А враг прицелился прямо в сердце. Мысленно возношу молитвы, готовясь принять неминуемую гибель, однако в следующий миг вместо оглушительного грохота звучит сухой щелчок. У пакистанца закончились патроны. «Narai Takbir — Allah О Akbar!» [81] — закричал он и бросился на меня с обнаженным штыком. «Джай Хинд!»[82] — ответил я и ловко увернулся от нападения, после чего забил противника насмерть прикладом винтовки. Наконец-то путь свободен! Сорвав неприятельский флаг, я заменил его нашим родным триколором. Минута, когда он забился на ветру там, над мостом Мандиала, останется самым счастливым воспоминанием моей жизни. Хотя за несколько мгновений до нее я потерял ногу.
Бальвант Сингх умолкает, и мы замечаем, что он плачет.
Наверное, с минуту никто не двигается с места. Затем Путул подходит к рассказчику и протягивает свою тетрадь. Лэнс утирает слезы.
— Что такое, ара?[83] Я не стану решать за тебя задачки.
— Нет, не надо, — мотает головой мальчишка.
— Тогда зачем это?
— Вы мой герой, и я хочу ваш автограф.
Все хлопают в ладоши.
А Дханеш повторяет вчерашний вопрос:
— Чем же вас наградили за ту битву?
Мужчина в армейской форме выглядит так, словно его затронули за больное место.
— Ничем, — отвечает он с горечью. — Из нашего батальона только двоим дали МВЧ, двоих удостоили Вир Чакра, трое моих товарищей получили медали, да еще в Джауриан открыли мемориал в нашу честь. Ну
