— Ну да. Немедленно отправляйтесь в Америку или Европу, иначе вам грозит от десяти до пятнадцати месяцев заключения. Общественные организации расплодились по всему штату, а они такой шум поднимают из-за этих самых сексуальных домогательств…
— Правда? Ну, тогда мне лучше поторопиться.
— Скажу моему человеку, чтобы в течение часа прибыл к вам с машиной и доставил на границу с Непалом. Доберетесь до Катманду — и летите в любую страну, где у вас открыта виза.
— Благодарю, Джаганнатх. Такие услуги не забываются. А можно еще одну просьбу?
— Разумеется, Гуру-джи.
— Самое святое, что у меня было, — это древний шивлинг,[120] подарок ученика из Тамил-Наду. Два дня назад, во время беспорядков после теракта, устроенного боевиками, в мою палатку забрался вор и выкрал его. Вот причина всех бед, свалившихся на меня, Шивлинг нужно вернуть во что бы то ни стало. Вы говорили, что всегда можете положиться на Генерального директора полиции. Будьте любезны, обратитесь к нему: пусть проведет расследование и найдет мою святыню. Возможно, она еще в Аллахабаде. А потом вы могли бы сохранить ее у себя до моего возвращения.
— Я бы с радостью, Гуру-джи, но вы, вероятно, не в курсе: послав меня в отставку, главный министр на какое-то время отстранил от дел Морию. У меня больше нет влияния на полицию.
— Аррэ, это ужасно. Не тревожьтесь, великий Шива все устроит как надо. Попомните мое слово, дни главного министра сочтены.
— Вашими бы устами…
— Хорошо, Джаганнатх, буду ждать, когда ваш человек выйдет на связь. Джай Шамбху.
— Джай Шамбху, Гуру-джи.
— Бхайя-джи, у меня две новости: хорошая и плохая.
— Начните с хорошей, Трипурари.
— Мы завербовали достаточно членов собрания, чтобы расколоть существующую партию и создать собственную.
— Превосходно. Сейчас же свезите их в мой гостевой домик в Бадауне и посадите под домашний арест. Мобильные телефоны у всех отобрать. Никакой связи с внешним миром. Вот когда я как новый главный министр поеду в резиденцию губернатора представляться членам законодательного собрания, тогда и выпустим.
— Уже сделано, Бхайя-джи. Всех отправил отдельным автобусом, под охраной.
— Тогда в чем плохая новость?
— Тивари-джи сообщил, что партии оппозиции решили отказать вам в поддержке.
— Как? Я же с каждым общался. Все были за. Тивари лично одобрил мой замысел.
— Вы здесь ни при чем. Бхайя-джи. Дело в вашем сыне.
— Что это значит?
— Видите ли, вся эта шумиха в прессе и на телевидении вокруг оправдания Вики… Общественность негодует. Законники поджали хвосты, не хотят мараться…
— Аррэ, да эти скоты и так замарались по уши. Куда уж сильнее?
— Знаю, Бхайя-джи, но это не пустая отговорка. Они на самом деле считают, что вам нужно переждать, залечь на дно, покуда страсти не поостынут. Тивари обещал поддержать ваше возвращение на прежний пост, но сейчас помогать не станет. Я беседовал кое с кем из Независимых, они такого же мнения. Вики — ваша самая большая помеха.
— И что же делать?
— Тивари готов пойти от вашего имени на поклон к главному министру и уладить это дело миром, если мы отстегнем ему один крор.
— Вот еще новости. С какой стати мне выкупать кресло, если оно и так мое по праву? В конце концов, не я же был под судом.
— Бывает, отцы расплачиваются за грехи сыновей. После вашей отставки, Бхайя-джи, мы все попали в уязвимое положение. В любое время главный министр может натравить на нас полицейских, и даже начальник главного полицейского управления теперь не поможет. По-моему, надо принять предложение Тивари.
— Ладно. Только скажи ему, что деньги придут не сразу.
— Прекрасно, Бхайя-джи. Вашего слова достаточно.
— Джанеман, ты все еще в Дели?
— Ну да. Вот где кипит настоящая жизнь. По сравнению с этим городом Лакхнау просто кладбище.
— Не говори так, Сима. Ведь я же здесь. И страшно скучаю. Даже мой Гуру-джи улетел куда-то далеко, в Ниггерланды.
— Нидерланды, господин министр, Нидерланды.
— «Нидер» или «Ниггер», какая разница? Меня волнует лишь одно. Скоро ты возвращаешься?
— Не очень.
— Тогда, может, мне приехать в Дели? Встретимся в какой-нибудь приличной гостинице…
— Нет-нет. Я позвоню, как только закончу работу.
— Хорошо, джанеман. Ну, поцелуй меня.
Звук поцелуя.
— Бхайя-джи, это Трипурари. Тивари звонил. Компромисс найден. Вам возвращают прежний пост, а вы отказываетесь от притязаний на кресло главного министра и публично выступаете в его поддержку.
— Черта с два я на это пойду.
— Бхайя-джи, разве у нас есть выбор? Мы ведь уже убедились: у вас достанет власти, чтобы сместить главного министра, однако не хватит пороха самому занять его место. Я вас прошу, соглашайтесь на эту мелкую уступку. Мы все распишем так, чтобы не уронить вашего достоинства.
— Как я жалею, что дожил до этого дня.
— Если бы не ваш сын Вики, вы бы нынче заняли желанное кресло и даже, кто знает, однажды сделались бы премьер-министром, а так… Придется немного умерить аппетит.
— Похоже, главный министр обошел меня в этом раунде.
— Не совсем. Я бы сказал: игра закончилась в его пользу. Задуманная вами операция привела к пату.
— Бхайя-джи никогда не сдается, Трипурари. Я еще объявлю шах и мат, вот увидите.
— С возвращеньицем на пост, пап. Здорово, что ты опять при делах. А то я купил себе «ламборгини» в Наиде — и не мог даже погонять по улицам как следует! (Смех.)
— Знал бы ты, Вики, сколько мне пришлось из-за тебя вынести. Не будь тебя, я бы теперь… Ладно, не стоит об этом. Значит, праздник двадцать третьего марта не отменяется?
— Ни за что, па. Пригласительные уже разосланы. Правда, моя безмозглая секретарша так напортачила… Взяла старый список — и вот полюбуйся: на вечеринку явятся людишки вроде Сингхании и Мохана Кумара. Может, позвонить им и отменить приглашения?
— Секретарш нужно выбирать с учетом их мозгов, а не внешних данных. Но приглашения отменять не дело. Наша культура такого не допускает.
— Да ведь Кумар свихнулся, а Сингхания перешел мне дорогу в бизнесе.
— Есть такая старая поговорка: «Держи товарищей при себе, а врагов — еще ближе». Да и Ганди- баба в изображении Мохана — недурное развлечение для гостей.
— Кстати, о Ганди. Пап, я могу не волноваться по поводу разговоров о пересмотре дела?
— Разговоры однажды утихнут. Вики. Все когда-нибудь сходит на нет, даже сыновья любовь к отцу.
— Это ты про деньги, что я не дал? До сих пор дуешься?
