в душу?»121 Таким образом, страдания необходимы для формирования настоящей души122. Мне кажется, трактовку роли страдания в человеческой жизни, которую дает Симона Вейль, также можно назвать иренейской. Страдание в ее понимании предстает неким выходом, так как «И в безмерном зле присутствует Господь»123 и помогает человеку усвоить, что он еще не попал в Рай124. В то же время она рассматривает страдание как форму наказания: «Мы должны принимать все невзгоды, постигающие нас, как противоядие от содеянного нами. Страдание, причиняемое не нами, а идущее извне, является истинным противоядием. Кроме того, этому страданию должно быть несправедливым. Если мы согрешили против справедливости, то мало просто получить по заслугам - мы должны выстрадать несправедливость»125. Несправедливость становится самой справедливостью. К каким только уловкам не прибегает Вейль, чтобы оправдать Бога: «Божья милость проявляется и во зле»126. Она полагает, что Бог справедлив, и всякое явление объясняет в соответствии с этой предпосылкой, в конечном счете, у нее не находится никаких других аргументов, кроме одного: «На все воля Божья»127. Это, по сути, равносильно отказу от всякого рационального рассуждения. Обороты из разряда «справедливая несправедливость» нарушают законы осмысленной речи и уходят в область иррационального. Явления, способного опровергнуть утверждение Вейль о справедливости Бога, попросту не существует, так как любой феномен она систематически истолковывает как выражение божественной справедливости и милосердия. Вейль пытается показать значимость страдания, но при этом фальсифицирует его значение, рассматривая скорее как акт божественного милосердия. Несмотря на признание существования в мире безмерного страдания, страдания, которое, по мнению Вейль, не замечается классическими теодицеями, теория Вейль отрицает страдание, обесценивая его. Иренейская теодицея претендует быть той формой теодицеи, которая не меняет качество страдания, в действительности - ее сущность не такова128.
Всем известно, что беда может обрушиться на кого угодно, и зачастую самым жестоким испытаниям подвергаются как раз те, кто этого вовсе не заслуживает. Даже если страдание
Что обретает ребенок с синдромом Леш-Нихана, при котором тяга к членовредительству столь велика, что приходится удалять его прорезывающиеся зубы, чтобы ребенок не отгрыз себе пальцы и губы? Как сказано в «Чуме» Альбера Камю, страдания ребенка «выходят за пределы мыслимого, рамки дозволенного»134. Отец Панлю пытается разобраться в проблеме:
Итак, отец Панлю истолковывает трагедию как дар, состоящий в невероятно суровом испытании веры, пройдя которое невозможно остаться умеренно верующим, и либо обратиться к Господу целиком и без остатка, либо отринуть Его. Страдание дает человеку духовную пищу и этим оправдывает свое существование: «Нельзя говорить: «Это я понимаю, а это для меня неприемлемо»; надо броситься в сердцевину этого неприемлемого, которое предложено нам именно для того, дабы совершили мы свой выбор. Страдания ребенка - это наш горький хлеб, но, не будь этого хлеба, душа наша зачахла бы от духовного голода»136. Это неубедительная теодицея, ведь такое испытание веры выглядит совершенно неправдоподобно.
Существует множество примеров зла, которое не способствует чему-либо мало-мальски позитивному, и это является бесспорным аргументом против существования Бога137. Голодная смерть, ежегодно забирающая миллионы людей, не благоприятствует личностному росту или чему-то подобному. Человек не всегда извлекает знание из собственных страданий, тем более сомнительно, что ради его «обучения» непременно должны страдать другие. Иринейцы, вероятно, возразят, что эти страдания вызывают участие, готовность прийти на помощь, но я считаю этот довод несостоятельным, поскольку наше «образование» не может оправдать страдания других людей. Джон Хик допускает существование совершенно деструктивного зла, не приносящего страждущему какого-либо блага, тем не менее включает его в свою иренейскую теодицею по той причине, что оно привносит в мир важный элемент мистерии138. Действительно, вмещая в себе подобное зло, мир по большей части окутывается тайной, однако я не приемлю этот довод. Цена за мистерию непомерно высока - уж лучше жить в лишенном таинств мире. Знание, которое можно вынести, пережив несчастье, порой заключается лишь в том, что жизнь может обратиться в ад, а без подобного знания вполне можно обойтись.
Теодицея целостности
Стандартное решение проблемы зла состоит скорее в отрицании, нежели в объяснении этого феномена. Утверждается, что зло лишь кажется таковым, в действительности, являясь благом, стоит только лучше присмотреться139. Можно сказать, что Платон первым выдвинул аргумент целостности140, однако тем, кто впервые поставил его во главу угла и последовательно разобрал, был, без сомнения, Августин. Он полагал, что человеческое зло - это средство, используемое Богом для достижения благой цели141. Все, что ни есть, все, что кажется злом, на самом деле - благо, поскольку является необходимой составляющей благой целостности: «Все сущее - благо»142. Страдание, в общем и целом, есть не что иное, как наказание за людские прегрешения, так как все люди - грешники и заслуживают страданий143. И поскольку человека так же необходимо отнести к благу, страдание призвано сделать
