его еще лучше144. Фома Аквинский писал: «Действительность, лишенная зла, неминуемо потеряет и немалую долю блага. Зло допускается божественным провидением, дабы направить его во благо»145. Согласно Фоме Аквинскому, мир, лишенный зла, с неизбежностью станет хуже мира, в котором мы живем, несмотря на все зло последнего. Не содержащий зла мир не будет населен подобными людям созданиями, способными выбирать и совершать зло. Каждое создание, обладающее этим даром, когда-нибудь предпочтет добру зло. Тем не менее без людей творение было бы ущербным. В нем
Боэций утверждает, что кажущееся зло на самом деле - благодать, поскольку согласуется с порядком, установленным Богом. Ограниченность человека ставит все с ног на голову: «Надо просто понять, что Господь, Творец всего сущего, направляет все к благу»147. В своем «Опыте о человеке» Александр Поп описывает это следующим образом: «Дисгармония - неразгаданная гармония / частичное зло - всеобщее благо»148. Руссо также апеллирует к аргументу целостности. Он допускает, что не все составляющие настолько благи, как блага целостность, поэтому ни в коей мере не отрицается всякое зло149. «Оптимизм» Руссо, таким образом, становится менее основательным, однако далее Руссо пишет, что правомерность этого оптимизма должна определяться не в связи с событиями материального мира, а только в соответствии с божественными качествами - если Бог благ, значит, и мир в целом также благ. В «Потерянном рае» Джон Мильтон дерзновенно оправдывает перед людьми деяния Господа: «Решающие доводы найти/И благость Провиденья доказать,/Пути Творца пред тварью оправдав»150. Здесь зло также оправдывается своей мнимостью, его благая суть становится видна в масштабе целостности. В илософии и литературе можно найти массу вариантов такой аргументации. Для Спинозы зло является не более чем продуктом неадекватного человеческого познания, в то время как адекватное познание исключает представление о зле151. Зло выводится некоей иллюзией, которая устраняется при правильном познании мира (Бога, субстанции). В одном из писем Спиноза писал, что как добро, так и зло служат Господу, но, в отличие от добра, зло не ведает своего назначения как орудия Божьего152. Лютер видел источник зла в Боге и Сатане, однако если Сатана через зло стремится к большему злу, то Бог через зло стремится к благу, и, сам того не желая, Сатана помогает добру, играя на стороне превосходящего его могущественного Бога153. В «Фаусте» Гете мы вновь встречаем эту трактовку - зло в действительности является причиной блага. Говоря о себе, Мефистофель произносит следующее: «Часть силы той, что без числа / Творит добро, всему желая зла»154. С этой точки зрения в категории умысла Божьего, где важна целостность, все есть благо. Романтическое мышление современников Гете неизменно оправдывало зло его служением чему-то высшему. К примеру, Новалис приводит характерное для того времени суждение, что зло - это лишь этап, который надо преодолеть на пути к более высокой ступени, где кончается зло и достигается истинное благо155.
Готфрид Вильгельм Лейбниц был тем, кто детально разработал теодицею целостности. Согласно его учению, Бог, создавая мир, расположил духовные субстанции в определенной комбинации156. Эти субстанции можно комбинировать бессчетным количеством способов, однако Бог, являясь совершенной сущностью, выбрал одну, наилучшую из всех возможных. Таким образом, мы живем в наилучшем из возможных миров. Лейбниц признает, что наш мир несовершенен - это подтверждает его философская система: во Вселенной, где не может быть двух одинаковых субстанций, возможно существование лишь одной совершенной субстанции (Бога), в то время как все остальные субстанции в той или иной степени несовершенны. Исходя из вышеизложенных постулатов, можно сделать вывод, что Бог сделал все от него зависящее, но даже Ему не удалось устранить то, что Лейбниц называет «метафизическим злом»157. Как видим, Лейбниц также понимает зло как недостаточное совершенство158. Суть субстанции допускает существование только одной совершенной субстанции, а именно Бога, все остальные субстанции обладают меньшей степенью совершенства. Итак, творческий акт божества имеет некоторые принципиальные ограничения, и даже Он не в силах превозмочь метафизическое зло. С другой стороны, Бог способен оптимально сочетать субстанции, а поскольку Бог совершенен, Он обязательно расположит их наилучшим образом, и всякое зло, следовательно, оправдывается тем, что является необходимой составляющей наилучшей, из всех возможных, целостности. Все деяния Господа обусловлены необходимостью, поэтому из бесконечности возможных миров Бог должен был выбрать самый лучший159. Если бы мир без нравственного и физического зла был лучше, чем наш, то Бог, скорее, сотворил бы мир, лишенный зла. Физическое и нравственное :шо, таким образом, существуют затем, чтобы способствовать воплощению большего блага или предотвратить большее зло160. Следовательно, мир, из которого Бог устранил бы пусть самое малое зло, изменившись, более не оставался бы лучшим. «Допускать зло, как допускает его Бог,— это значит проявлять наибольшую доброту»161. Не допустив существования физического и нравственного зла, Бог принял бы на себя ответственность за несравнимо большее зло162. В итоге теодицея Лейбница замыкается совершеннейшим кругом: Бог благ, поэтому Он выбрал лучший из возможных миров, Бог создал лучший из возможных миров, поэтому Бог благ163.
Теодицея целостности - опасная стратегия для теистов, ведь абсолютно очевидно, что она серьезно ограничивает всемогущество Господа. Кроме того, напрашивается вопрос о том, насколько добро уравновешивает зло. Если бы нам было дано постичь все зло и благость мира, сопоставить их друг с другом, то вполне допустимо, что зло перевесит. Тем не менее допустимо и то, что некоторое зло может породить благо, то есть надо различать качества первого и второго порядка, где зло первого порядка приводит к благу второго порядка, например к щедрости. Однако, как заметил Джон Мэкки, возможно и то, что зло первого порядка ведет к злу второго порядка, или, не исключено, что благо первого порядка становится причиной зла второго порядка164. Нет никаких оснований надеяться, что в результате мы получим благо, а не зло второго порядка. Слабость аргумента целостности, на мой взгляд, заключается даже не в его логической бессвязности, а именно в отсутствии оснований для веры в него. Наш мир изобилует страданиями, в которых невозможно усмотреть хоть какое-то позитивное влияние на целое. Страдания ребенка, о которых говорил Иван Карамазов, - что хорошего они могут принести целому? Одинокий отшельник погибает в жутких мучениях, охваченный пламенем лесного пожара, и ни одна живая душа не узнает о случившемся, чтобы извлечь из этой смерти какой-либо урок - что хорошего это может принести целому? Зла, свидетельствующего против божественной благости и всемогуществе, а просто не счесть. Сами по себе их отрицают и некоторые злодеяния. Случается, зло настолько чудовищно, что лучше бы и не жить вовсе165. Примером такого зла, помимо вышеприведенного, могут служить мучения людей, над которыми японцы и немцы проводили свои медицинские эксперименты во время Второй мировой войны. Существование подобного зла сводит аргументацию целостности на нет: благой, всемогущий и всезнающий Бог не позволил бы отдельным людям так жестоко страдать из соображений целостности. Если мир нельзя было сотворить без этого зла, то правильнее было бы вообще оставить эту затею. По результатам анализа теодицеи целостности мы можем констатировать, во-первых, отсутствие оснований для принятия постулата о некоем благом тотальном целом, оправдывающем единичное зло, во-вторых, существование столь чудовищного зла, которое невозможно оправдать какой бы то ни было благой целостностью.
