— Да. В привычном нам понимании не ядовиты. Та дрянь, которую они выделяют при укусе, даже полезна. Но только в очень-очень малых дозах. Это сильнейшее обезболивающее, а заодно и успокоительное. Жертва впадает в сонное оцепенение и перестает сопротивляться, только и всего. Дальше питон жрёт её всей сотней пастей.
Ротмистр поёжился.
— Энц бригадир уже самолично о вас справлялся, — продолжал говорить штаб-доктор. — Спрашивал, как ваше самочувствие, разрешены ли посещения. Я сказал, что уже лучше, после обеда он сможет вас навестить. Но! — Лекарь поднял указательный палец. — По моему квалифицированному мнению, вас следует как можно скорее отправить в столицу для детального обследования. В конце концов, не так часто мы имеем дело с человеком, выжившим после атаки гривастого питона. И личная от меня вам рекомендация… Вы ведь в прошлом году не отдыхали?
— Не до того было.
— И в этом тоже в отпуск ещё не ходили.
— Некогда, — делая попытку чуть приподняться на локте, ответил Тоот.
— Лежите, лежите. Покуда яд не начнёт рассасываться, ничего у вас не получится. Лежите, отдыхайте, ни о чём не волнуйтесь. Сейчас мы измерим тоны вашего сердца, а через пару часов снова возьмем кровь, гляну динамику изменений, и тогда смогу вам, энц ротмистр, ответить, что вас в ближайшее время ждет.
Штаб-врач Зогу откланялся, оставив ротмистра в полном одиночестве. Тоот лежал, закрыв глаза, и в голове у него бесконечной каруселью без связи и порядка крутились разрозненные картинки вчерашнего дня: упырь, вахмистр Грас, нелепая пальба на огнемётной позиции, снова вахмистр, но уже лет на пятнадцать моложе. Питон, обвивший ствол огнемёта, развалины Торнаты, брат, поздравляющий его с первым самостоятельным уроком в гимназии, вчерашний экран с идиотскими ментаграммами захваченного намедни горца с непроизносимым именем… Стоп! Ротмистр изо всех сил постарался остановить исчезающую из памяти картинку. Что-то не так! Ну конечно, не так! Обнаруженное несоответствие отчего-то вдруг развеселило его, захотелось вскочить и броситься спрашивать у всех, кто смотрел вчерашнюю передачу, заметили или нет? Всё вроде бы в ментаграмме было хорошо, красиво, зрелищно: чудовище, человекообразные уродцы. Но тень! У всего и всех была двойная тень. Одна сильная, тёмная, другая едва заметная, чуть в стороне. Но всегда тени было две.
«Как же так? Что ж за напасть такая? Как только горцу этакий бред в голову пришёл?»
В дверь, неспешно пыхтя, подобно старенькому паровозу, вошёл, почти вкатился, комендант базы с объёмистым пакетом в руках. Ротмистр сделал непроизвольную попытку вскочить и встретить старшего по званию как подобает. Но тщетно.
— Лежите, Тоот, лежите, — сдвигая пылевую маску, прогудел бригадир. — Вы тут у нас герой. Кстати, друг мой, что за странную историю рассказывают? Будто бы в самый момент схватки, откуда ни возьмись, появился упырь, откусил голову этой мерзкой ползучей твари и пропал бесследно.
— Прошу извинить, — еле ворочая губами, ответил Тоот. — При всем почтении я этого не видел. И видеть не мог.
— Ну да, конечно, — утирая платком со лба пот, кивнул бригадир. — А вот солдаты видели. И воспитуемые тоже. Куда надо доложили. Там к тебе множество вопросов образовалось. Так что выздоравливай, становись на ноги и — в столицу.
— Слушаюсь, господин бригадир, — чуть слышно выдохнул Тоот.
— Вот, — бригадир достал из подмышки свой пакет и водрузил на тумбе возле кровати. — Здесь фрукты и пирожки от госпожи Идои. Моя жена считает вас настоящим героем.
— Это преувеличение.
— Ни к чему прибедняться. Вот, кушайте! Отменные фрукты, не волнуйтесь — не здешние. — Бригадир гулко засмеялся над собственной шуткой. — В общем, так, господин ротмистр. Штаб-доктор Зогу настаивает на продолжительном отпуске для вас, и я с ним согласен. Встанете на ноги, передадите командование гарнизоном штаб-ротмистру Гаге и езжайте в столицу. Когда тамошние умники вас отпустят — смело отдыхайте, развлекайтесь. В вашем распоряжении девяносто дней. Приказ ясен?
— Так точно!
— Просьбы имеются?
— Так точно! Разрешите перевести воспитуемого Кросса из секции «Лата» 114-го отряда на время моего отпуска ко мне денщиком и механиком-водителем.
— Воспитуемого? — не скрывая удивления, переспросил бригадир.
— Так точно, — с трудом шевеля языком от усталости, ответил Тоот. — Под мою ответственность.
— Что ж, под твою ответственность. Если он не выродок — конечно, забирай.
ГЛАВА 4
— Легионер может находиться в двух положениях, — говаривал, бывало, бригадир Дрым, — войны и подготовки к войне. Бывает ещё третье положение — это положение в гроб. О нём вы узнаете как-нибудь после занятий. Сейчас вас ожидают первые два.
Ротмистр Тоот гладил спину лежащего перед ним упыря, вспоминая давние занятия в школе субалтерн-офицеров.
— Ранение — это тоже подготовка к войне, — продолжал тогда бригадир Дрым. — И если вы, хлюпики, умывшись кровью, встанете и снова броситесь в бой — из вас выйдут настоящие легионеры; нет — ваше место в хозяйственном обозе: «Сейф! Равняйсь! Смирно!»
Верзила Дрым, в своей жизни гордившийся, казалось, лишь своим мужским естеством и службой в Легионе, вышагивал тогда перед строем новобранцев, держа стек зажатым в кожаной перчатке протеза запястья левой руки. Если что и заботило его — невозможность продолжать службу в боевых частях. Через месяц после выпуска Тоота он всё же добился отправки на фронт и, как рассказывали, геройски погиб где-то на побережье в бою с хонтийцами. Мог ли такой, как Дрым, погибнуть не геройски?
Слова первого наставника Тоот запомнил на всю жизнь. Сейчас он ещё чувствовал жуткую слабость, но знал, что способен превозмочь её, потому что нет на свете ничего, что могло бы остановить настоящего легионера. Нет ничего, чего не смог бы добиться легионер.
— Ловко это у тебя получилось, — продолжая беседовать с единственным другом, сказал ротмистр. — Спасибо, что ослушался меня тогда! Подоспей ты на мгновение раньше, я б себя, может, сейчас не чувствовал как мешок с дерьмом, а не подоспей вовсе — нам бы с тобой уже не беседовать. Спасибо тебе, Дрым!
Упырь скосил на говорившего большие внимательные глаза и облизнулся, словно намекая, что спасение спасением, а питонья голова послужила неплохим довеском к бобовой похлёбке.
— Тут видишь, какое дело, — продолжал Тоот. — Меня в столицу отправляют, потом в отпуск. Так что не будет меня. Долго не будет. Ты пойми верно, я тебя не бросаю. С собой бы взял, да только как? С базы тебя не вывезти. Вот если б ты меня по дороге за постами встретил… Да как объяснить тебе? Умел бы ты говорить, — ротмистр махнул рукой, — а то вот на всей базе мало у кого мозгов больше, чем у тебя, а что толку. Ладно, рожа мохнатая, я сюда прикажу сухой паёк положить, дверь запру, так что через ход ты сюда всегда попадёшь. Ты уж подожди меня, а я постараюсь вернуться побыстрее.
Упырь сел, и треугольные уши его поднялись столбиком.
— Идёт кто-то? — насторожился Тоот. Дрым недовольно заурчал и полез под кровать. Тоот поднялся, застегнул верхнюю пуговицу кителя и, опираясь на трость, вышел в кабинет.
— Энц ротмистр! — На пороге образовался дежуривший в канцелярии писарь Варибобу. — К вам старшина сто четырнадцатого отряда Зэф с воспитуемым. Говорит, вы их вызывали.
— Пусть войдут, — усаживаясь за стол, скомандовал Тоот. Коренастый рыжебородый воспитуемый Зэф, старшина их 114-го отряда, в прежние дни числился одним из известнейших столичных психиатров, да вот беда, оказался выродком. Втайне даже от самого себя к этому умнику Тоот испытывал почти дружеское
