Нелегкая носила «нашего человека» бог весть где, и я уныло ходил по краю утеса, надеясь, что бродящий силуэт заметен с воды. Пейзаж был великолепен, но тосклив, и моя рука уже потянулась к символу веры, чтобы вызвать Лиса, когда экстренный выпуск новостей развеял скуку ожидания.
– Прибыл по вашему зову, матушка-государыня, – раздался на канале связи властный мужской голос весьма приятного тембра.
– Не называй меня матушкой, чай, люди не слышат. А наедине, душа моя, тебе это не приличествует. Скажи-ка мне лучше, готовы ли списки господ офицеров, кои в масонских ложах состоять имеют?
– Готовы, Катенька.
Ба, да это же сам князь Потемкин Таврический, человек и броненосец. Правда, еще не князь и не Таврический, но, судя по известной мне практике чинопроизводства, здесь это просто дело десяти минут.
– Как характеризуются по службе?
– Всяко. Масонская премудрость в бою таланта не прибавляет.
– Подготовь мне дела их, лично просмотреть желаю. А что с ассамблеей вольных каменщиков слышно?
– Так ведь, Катя, Калиостро, который на ассамблею председателем был зван, из столицы сквозанул, аж пятки засверкали. А Елагин с Рейхелем благодаря мудрым советам, коими мы их через верных людей потчевали, друг с другом так расплевались, что дело чуть до дуэли не дошло. Насилу разняли.
– А все ли ложи на ассамблее присутствовали?
– Да в том – то и дело, что не все. Пять лож от участия в сей постыдной комедии отказались, не желая в угоду чьим-то амбициям сворачивать с пути истинного знания. А вот еще прошение от мастера стула Ложи «Клио», отставного полковника Нетишицкого.
– Что пишет?
– Пишет, что, разочаровавшись в масонских мистериях и поиске тайных знаний, желает он ложу распустить, а для пользы Отечества ищет открыть клоб, в коем бы достойные люди благородного звания могли бы благотворительностью, совместным увеселением и разумным исканием сообща приумножать свои деяния. Пишет, что куплен для устройства сего клоба у бывшего аглицкого банкира Гарнера дом на Галерной улице и что за счастье он имел бы первым членом и покровителем вас, ваше величество, видеть, – иронично завершил Потемкин.
– Ты зря, Гришаня, насмехаешься. Мысль здравая, и для других масонов, пожалуй, что месмеровский магнит будет. Быть ли мне шефом тому клобу, я еще поразмыслю, но по-свойски доведи, что сию идею приняла благосклонно. И вот что еще, разузнай, правда ли сей полковник с масонством решил порвать или же какую каверзу удумал.
– Навряд, Кать. Преданный тебе секретарь его передал письмо, кое тот от аглицкого великого магистра получил. Там англичанин полковника по всей матери кроет за то, что он не желает в общую дуду дудеть и хочет искать свою тропку.
Вот и выпалила та самая винтовка, которую в первом акте на стену вешают. Не зря меня, видать, Баренс к Нетишицкому с письмецом посылал. Знал, выходит, кому оно в самом деле предназначается. Лишь бы не выяснили, кто именно господину полковнику пакет доставил. Незачем мне свое честное имя «пачкать» связью с масонами.
– Хорошо, свет мой, будем считать, что со здешними масонами на первых порах разобрались. Теперь курляндцы остались.
– А с ними-то что?
– Так ведь Калиостро с супругой… да-да, с супругой, и неча так глядеть, все про тебя, охальника, знаю… обратно в Митаву подались. Ему тамошнее масонское общество желает корону Курляндскую поднести. Чего, стервец, удумал! Я ему покажу корону! Жбан ему пивной на голову посадить велю вместо короны!.. Да, кстати, душа моя, все у тебя спросить собираюсь, да все как-то не с руки: это ты людишек посылал графские покои почистить?
– Матушка – императрица!
– Не величай меня матушкой! И рожу не криви, знаю, что ты. А искал чего?
– По правде говоря, немало интересного там сыскалось.
– Ну-ну, Гриша, давай говори, не томи.
– Да чего там токмо не было! Письмо от герцога Брауншведского господину фон Рейхелю; письмо от герцога Орлеанского действительному статскому советнику Елагину; от графа Сен-Жермен графу Григорию Орлову; от великого магистра Мальтийского рыцарского ордена цесаревичу Павлу… Ну, прям не человек, а какая-то почтмейстерская контора.
– И что же в письмах тех?
– Так ведь, ваше величество, тут как раз случился ваш новый флигель-адъютант и все дело поломал.
– Да, ловок шельма. За то и ценю.
– Ума б ему поболее, – недовольно буркнул Потемкин.
– Ты об его уме не пекись, он мне без надобности. Ловкость же и верность свою он мне на деле доказал. И, полагаю, еще докажет. А вот ты, душа моя, о бумагах графовых повинен был мне сообщить немедля.
– Да что докладывать-то? Писем у меня на руках не осталось, а граф в тот же вечер из Петербурга утек. Бумаги же его, полагаю, сей же час после обыска в пепел обратились. Камдил-то наверняка Калиостре рассказал, что воры похитить у него намеревались.
– Ладно, прощаю тебя. Да только, видит бог, не верю я, Гриша, что ты токмо за политическими депешами людишек на графову квартиру посылал. Признавайся, чего искал?
– Да Катя!
– И нечего катькать, а то я тебя не знаю. Ну, говори – что? Рецепт варки золота? Эликсир юности?
– Всяко было, – вздохнул сконфуженный Потемкин.
– Гриша! Ну, я понимаю Орлов, неуч-верхохват, но ты же в университете обучался, должен бы понимать: невозможно из свинца золото варить, хоть ты сам с головы до ног ртутью облейся! Бредни вся эта премудрость!
– А Кингстоншу-то омолодил!
– Омолодил, – грустно вздохнула Екатерина, – твоя правда. А ты бы, значит, хотел, чтобы и я омолодилась? Молчи, молчи, по глазам вижу, что хотел бы… Я и сама хотела бы, да и кто ж того не хочет! Но только странность одна имеется: я по всей Европе разведать велела о людях, коих Калиостро омолаживал. Так вот, все они, без изъятия, через год, от силы полтора, либо умирали от неведомых болезней, либо в уме повреждались.
– А вон Кингстонша жива-здоровехонька. Да хороша, как маков цвет.
– Так ведь и года еще не прошло с тех пор, как он ее молодой сделал. Поживем – увидим, что с ней станется. Пока же господин шарлатанов великий магистр пусть посидит в Митаве. Неча ему в столице воду мутить. Ладно, – вздохнула императрица, – совсем ты меня растревожил. Ступай, одна хочу побыть. После вернешься. И вот еще что, не забывай, Гриша, что ты Военной коллегии вице-президент, полки Суворову на Волгу снаряди лучшим образом, сам мне за них ответишь. Смотри, чтобы ни в чем недостатка не было. Да не тяни, отправляй поскорее. А теперь ступай.
Ветер продолжал шуметь в соснах, и белки, подозрительно глядя на меня своими круглыми черными глазками, носились вокруг, выскакивая порой чуть ли не из-под ног.
– О, капитан, насилу пробился, – раздался на канале связи жизнерадостный голос Лиса. – К тебе, шо в Дом советов, не дозвонишься! С кем это ты там болтал?
– Новости слушал, – отмахнулся я. – Где тебя носит? Я уже устал
