– Фриц, но там же Фогинг… – неуверенно начал фон Кетвиг.
– Да что вы пристали ко мне с этим Фогингом, три тысячи чертей! Если они сунутся в Фогинг, им же хуже. Хотя сомневаюсь, чтобы они это сделали. В любом случае – мне нужна эта женщина. Если же вы не найдете ее, немедля отправляйтесь в Ольденбург и найдите там гостиницу «Черный орел». В ней вскоре должен будет остановиться некий священнослужитель рангом не ниже аббата со своей свитой.
– Как я его узнаю? – спросил барон.
– Телосложением он похож на вас, так что не ошибетесь. Впрочем, он нам не нужен. Вас будет интересовать другой человек. Он высок, худ и носит длинные волосы. Как его будут звать, это известно одному Богу. В прошлый раз, когда я его видел, его звали Готье де Вердамон. А три года тому назад, в Святой Земле, в Сен-Жан-д’Акре, его знали как Джорджа Талбота. Передадите ему это и скажете… – Норгаузен прошептал что-то на ухо Кетвигу и протянул ему «это», но что оно собой представляло, из-за обширной спины Кетвига разглядеть было невозможно.
– Ладно, Вилли. Поспеши. С Богом! – Рыцарь напутственно хлопнул барона по плечу, после чего тот стал ожесточенно протискиваться в двери.
– А теперь ты, бездельник! – обратился ко мне мой добрый «хозяин». – Чего сидишь, уши развесил? Желаешь, чтобы я их тебе приказал отрезать?
«Какой несносный характер, – подумал я. – Какой невоспитанный человечище! Наверное, у него было тяжелое детство».
– Пиши, стервец! «Сейчас нами приняты все меры для ее задержания».
«Вследствие чего мы ожидаем дальнейших Ваших распоряжений по поводу места, куда она должна нами быть доставлена…» – я старательно выводил на пергаменте необходимый мне текст.
«А в случае же, если небо не будет к нам благосклонным, я имею смелость начать действовать сообразно второму Вами предписанному плану. За сим остаюсь вашего высочества преданный слуга Фридрих фон Норгаузен. Писано в канун Михайлова дня сего года, в замке Ройхенбах».
Норгаузен внимательно досмотрел, как я выписываю: «Посему прошу назначить пенсион матери латника, помянутого выше, геройски погибшего при исполнении Вашего приказа». Куртуазную концовку менять я не стал. Подождав, пока просохнут чернила, комендант еще раз скрупулезно оценил творение моих рук:
– Да, хорошо написано.
Он свернул пергамент и, капнув на свиток воском, оттиснул печать с орлиной головой и тремя гонтами.
– На вот. – Он протянул мне динарий. – Позолотите у себя в Ройхенбахе шпоры святому Георгию.
«В Ройхенбахе, говоришь? – подумал я. – Ну-ну».
До назначенного мною времени оставалось еще полдня. Как я и предполагал, в ройхенбахском гарнизоне, как и в любом подобном подразделении, нашлось немало работы для всепобеждающего слова пастыря Божия. К вечеру я уже спокойно мог писать путеводитель по замку и, уж во всяком случае, провести по нему одну-единственную экскурсию.
Когда начало смеркаться, я покинул гостеприимный кров Ройхенбахской цитадели и, меланхолично перебирая четки, засеменил в сторону поселка. Дождавшись, когда замок скроется из виду, я быстро огляделся вокруг и, подобрав полы сутаны, резво сиганул в придорожные кусты. В лесу было уже совсем темно. Спотыкаясь о невидимые корни и цепляясь своим нелепым одеянием за все окрестные кусты, я направился к условленному месту, где была сосредоточена группа захвата.
Я прислушался. Действительно, где-то вдалеке раздавался голодный волчий вой.
У меня в мозгу забибикал характерный сигнал маяка. В течение следующих двадцати минут я занимался классической «охотой на Лиса». Наконец сигнал стал совсем близким, я остановился и прислушался. Лес молчал. Лис тоже.
– Рейнар, если ты думаешь, что твоя фамилия Мак-Лауд, то ты глубоко не прав. Вылезай! Эффектное появление оставь для другого случая.
Сбоку послышалось обиженное сопение:
– Ну вот, уже и поиграться нельзя!
До старицы добрались быстро. На ее берегу был наспех сооружен шалаш, рядом с которым горел партизанский костер. Над шалашом клубилось серое облако изрядных размеров.
– У-у, лютваффе!
– По-моему, это слово звучит как-то по-другому.
– Не пори чушь! Лютваффе – от слова «лютый».
Из шалаша появилось нечто, способное при плохом освещении запросто сойти за привидение. Приглядевшись, я с удивлением распознал в этом создании маркизу, с головы до пят закутанную в парусину. Роба, снятая, по-видимому, с самого щуплого матроса «Святого Николая», была настолько велика нашей прелестной спутнице, что ее парусность достигала критической величины. Порывами ветра леди Джейн то и дело кренило набок.
– Сударыня, рад вас видеть, – галантно произнес я, делая энергичные движения руками, которые досужий зритель принял бы за отражение комариной атаки. Что и говорить, для этого самого зрителя мы представляли собой преуморительнейшее зрелище. Ну да, она в этом своем парусном одеянии и я – в короткой рясе на босу ногу.
– Ну что, переодевайся! – со скрытым злорадством произнес Лис.
Я метнул в его сторону недобрый взгляд. Среди рыцарских подвигов, запланированных мной на этот