Бельрун как-то неопределенно хмыкнул.
– Оно, конечно, похвально, да графиня Элеонора, видать, не те книжки читала. Весь мир для нее тогда казался как будто вышедшим из этих книжек. Все эти трубадурские штучки с клижасами и эреками[31] вбили ей в голову, что на земле должна существовать только великая любовь, и никак иначе. Как сейчас вижу ее сидящей в саду с какой-то книгой… Пока читает – глаза лучатся счастьем, так что на колени перед ней от восторга упасть хочется; а оторвется от строк – и все, погасла, взгляд печален…
Я с возрастающим удивлением слушал эту романтическую повесть. Признаться, мне как-то было неловко и странно наблюдать подобное искреннее проявление чувств у такого закоренелого авантюриста, каким я знал Бельруна. И мне все больше и больше нравился этот необыкновенный человек.
Между тем Винсент продолжал:
– Когда батюшка нашей красавицы Генрих Шампанский просватал ее за нашего короля, очень она убивалась, но против воли отца идти не решилась… А тому только хотелось поближе к трону стать, как- никак первый пэр, на коронации над головой Филиппа корону держал. А теперь еще и зять короля!
– Эй! Привал будем сегодня делать? – раздался с третьей повозки недовольный голос Железного Ролло.
– Будем, будем, – мгновенно возвращаясь с небес на землю, отозвался Бельрун. – Вот до Оверни доедем и сделаем.
– Да это ж сколько еще ехать! – басовито возмутился голодный Жано.
– Эжени! – обернувшись, крикнул Винсент. – Дай этому проглоту кусок солонины, а то он, чего доброго, съест лошадь. Так вот, – продолжал мой собеседник. – Дочку-то свою Генрих Шампанский замуж выдал, да только насчет короля он сильно просчитался. Этот молодой лев к тому времени вкус власти уже вполне почувствовал и ни с кем ею делиться не желал.
– И что же?
– А что? – непонимающе посмотрел на меня Бельрун. – Как водится, подняли восстание. Генрих и братец его Тибо. Но зятек-то с ними не возился – восстание подавил, зачинщиков в Фор Л’Эвек[32] упек. Вот тут Элеоноре пришлось несладко: почитай, вся родня в мятеже участвовала. Тут король и велел ее отослать домой, потому как жениться-то он на ней женился, да особой любви между ними не было – это все видели. Он бы, может, и рад, да королева все о другом грезила. – Бельрун с досадой стукнул кулаком себя по колену. Помолчав немного, он продолжал уже более спокойно:
– И вот однажды утром перед окнами королевского замка разыгралось диковинное представление: юная королева в одной исподней рубахе с четками в руках и распущенными волосами, окруженная огромной толпой парижан, молила о своем помиловании. И все собравшиеся вокруг нее молили о том же. Король, понятное дело, смилостивился, – горько усмехнулся Винсент. – Не больно-то ему хотелось настраивать против себя жителей столицы… Но никогда всерьез его величество не помышлял о прощении. Через год она родила ему сына, нынешнего короля Людовика VIII, но только спальню королевы Филипп посещал куда реже, чем альковы придворных дам. Элеонора совсем загрустила – ведь она была совсем еще юна и к тому же страшно доверчива и неопытна. Ну и, естественно, наделала глупостей, в одной из которых я имел возможность участвовать. – Бельрун иронично приподнял над головой свою шапочку, украшенную совиным пером, и слегка поклонился. – Мне было тогда всего семнадцать лет, – как бы извиняясь, добавил он.
– Королева, тоскуя, поддалась романтическому настроению и написала своему сердечному другу принцу Джону, который в это время пребывал в Анжере. Уж не знаю, сколько писем и кем, кроме меня, было туда передано, а только по дороге в Анжу, когда я отвозил Джону Плантагенету записку в третий раз, на меня напали какие-то незнакомцы с лилиями на коттах, и мне едва удалось унести ноги. Нетрудно было догадаться, что королю было известно о переписке с самого ее начала. А вскоре по Франции пополз слушок, что, мол, королева – ведьма и околдовала короля. Но я-то знал природу этого «колдовства»!
…А чуть позже король повелел заточить свою супругу в монастырь. То есть народу он повелел объявить, что такова была ее собственная воля. Филипп Август и папе Клименту III в Рим то же самое написал.
– Откуда тебе это известно, дружище? – не без удивления спросил я циркача, вполне уверенно ориентировавшегося в лабиринте придворных противостояний.
Винсент пожал плечами.
– Я же у барона де Фьербуа знаменщиком был. А значит, и собутыльником. – Бельрун со значением поднял палец вверх. – А тот был королевским сокольничим. Он мне много чего рассказывал. Так вот, написал наш король в Рим, стал хлопотать о разводе… Папа Климент, который Францию к крестовому походу хотел привлечь, согласился, но при условии, что развод произойдет после возвращения Филиппа из Святой Земли. Ну, об участии короля в крестовом походе вам, конечно же, известно.
Я кивнул. Боевые действия, которые вел в Леванте король Франции, в лучшем случае можно было охарактеризовать как дремотные. А уж после гибели от рук ассасинов любимца Филиппа II маркиза Конрада Монферратского он и совсем велел свернуть свой лагерь и возвращаться домой. Конечно же, я воспользовался этой возможностью.
– …Когда же его величество вернулся из Святой Земли, так и не снискав себе героических лавров, – продолжал Бельрун, – как раз и начался невообразимый скандал по поводу его развода. Оказывается, его святейшество получил письмо от бедной нашей королевы. По счастью, ей удалось передать его с верным человеком из того монастыря, в котором она томилась. В письме она отрицала свое желание принять постриг и слезно молила папу о защите. На этом бы заточение, вероятно, и закончилось. Однако к тому времени король успел подыскать ей замену – дочь тирольского князя Агнессу.
– И что, она того стоила? – спросил я.
– Да Бог его знает, – равнодушно пожал плечами Бельрун. – Говорят, хороша… а только вряд ли она могла стоить нашей королевы. Филипп уговорил архиепископа Шартрского обвенчать его, невзирая на то что согласия на этот брак из Рима так и не поступило…
– В опасные игры играл его величество! – хмыкнул я.
– Опасные – не то слово… Ты же слышал про интердикт?
Я слышал. Для начала, мне помнится, папа римский отлучил епископа Шартрского от сана и потребовал от короля расторжения незаконного брака и возвращения первой супруги ко двору. Но, видать, эта Агнесса времени зря не теряла – Филипп Август наотрез отказался подчиниться папской воле. Тогда заместитель Привратника грохнул тяжелой артиллерией – объявил в стране интердикт «за грехи его величества короля Франции».
– Страшное было время… – Винсент зябко передернул плечами. – Бр-р-р! На Гревской площади собрался весь люд, который смог прийти. В полнейшей тишине двенадцать епископов, одетых в черное, с чадящими факелами в руках стояли по обе стороны папского легата, объявлявшего потрясенному народу, что за грехи короля эта земля отлучается от церкви до тех пор, пока монарх не раскается. Священникам было запрещено проводить службу, отпевать, крестить, венчать как простых людей, так и знатных… Никто не мог ни умереть, ни родиться, ни жениться, ни замолить грехи по законам Божьим… На площади поднялся страшный вой – кричали женщины, дети, взрослые мужчины плакали, не стесняясь слез.
А тут еще и император вмешался. Точнее, дядюшка его, нынешний император. Будто ждал, что все так и будет. Почитай, только папский легат в Париже объявил интердикт, а он уже заявляет, что готов поддержать оружием гнев его святейшества. Тому, понятно, это только на руку было. Иначе это оружие могло против него самого повернуться. – Бельрун печально усмехнулся. – В общем, так вот и получилось, что крепкая задница тирольской красотки стоила короне Бургундии и Невера, вошедших нынче в королевство Арелат, куда мы с вами нынче направляемся. Правда, король наш тоже без дела не сидел. Покуда бывший дружок и соратник Ричард Английский в императорской тюрьме от ратных дел своих отдыхал, он от здешних его владений порядочные куски отгрыз. Да только тут же и подавился. Когда какой- то смельчак Анжуйца[33] из-под носа у старого волка стащил, тут-то настоящий цирк и начался…
История, которую рассказывал сейчас мой спутник, мне была известна. Я лишь слегка усмехнулся, услышав лестные слова в свой адрес, и, промолчав, рассеянно продолжал слушать его негромкую речь. Мы делали что-то около трех лье[34] в час, не останавливаясь и пропуская
