купить надо было? Надо. Возов пять штук, тоже, кстати, не святым духом движимых, фураж, провиант, стрел опять же запасных… За все ж плати! От наших кораблей кошкины слезки остались. Как ни крути, на дорогу не хватит.
– Ты мне не о том толкуешь, – прервал я финансовый отчет моего предприимчивого друга. – Ты насчет контрибуции, пожалуйста, расскажи.
– Уже. Шепнул я по секрету кому следует, что за умеренное вознаграждение могу замолвить словечко, чтобы их отпустили, так сказать, с честью. Ну, вот они и скинулись, кто сколько смог. Сам же видишь, я их не обманул. – Венедин указал на уже едва видные фигурки рыцарей. – Впрочем, повернись все по-другому, они б на меня тоже долго не обижались, кольев, наверное, на всех бы хватило. А с другой стороны, сам посуди, я своим ребятам обещал призовую стрельбу, значит, хошь разбейся, а злато-серебро вынь да положь. Вот я вынул и положил. Только с кнехтами беда.
– Что еще с кнехтами?! – встревоженно спросил я, вспоминая, что эта часть пленных была отпущена в Ливонию на третий день нашего сидения в Изборске без особых проблем. – Что ты с ними сделал?
– Побойся Бога, ничего! Ты мне эту часть полона отдал?
– Отдал.
– Потом по договору их отпустили?
– Отпустили.
– Но снаряга-то трофейная – моя?
– Ну.
– Что «ну»? Вот я ее обратно магистру и втюхал. Торговался, кстати, скотина, шо ломбардский купец! В конце концов – во, залепуху выписал.
– Что? – не понял я.
– Чек на предъявителя в контору Рыцарей Храма Богоматери Горной. Кстати, ты не знаешь, Хельмут нам его не сможет обналичить? – Лис задумчиво поскреб шевелюру.
Новгород радостно встречал героев. Кожевенники и сапожники, бронники и златокузнецы, пекари и сбитенщики толпой валили поглядеть на овеянных славой героев, в пешем и конном строю проходящих по улицам города. Даже рать князя Изборского, совсем недавно послужившая причиной всеобщего переполоха, удостоилась своей порции восторженных воплей и подброшенных в воздух шапок. Готовясь к дальнейшим походам, армия размещалась в городе и его окрестностях, ожидая команды опять выступить в путь. Оккупированный нашим отрядом постоялый двор едва ли не круглосуточно осаждали разбитные местные молодки, сводя почти на нет попытки поддерживать дисциплину в войске.
– Любовь стирает все границы, – входя в штабную комнату, безапелляционно заявил цветущий как майская роза командир венедских лучников. – Особенно любовь к дензнакам.
– Что еще стряслось? – Я настороженно посмотрел на друга, недоумевая, по какому поводу случился с ним столь внезапный приступ лиричности.
– Я тут Кнута на улице встретил, он интересовался судьбой какой-то баклажки и просил тебя занести ее нынче же господину Штоллю. Очень, знаете ли, тот без нее скучает.
– Понятно, – скривился я, осознавая, что ганзейский «разведцентр» требует отчета о проделанной работе. – Это все?
– После того, как будет все, нас сразу похоронят. – Лис явно был в хорошем настроении. – И Ильич велел тебе зайти к нему. Так что сам решай, пойдешь ты сейчас сдавать стеклотару или общаться с начальством. Но я бы тебе рекомендовал начать с посуды, потому как у Ильича сейчас ходоки засели, да так, что дым столбом, венцы буквально на хоромах поднимаются.
– Что такое?
– Полный ататуй. Старшина рвет Володимира на части, примерно как милейшей души князь Изборский собирался порвать ливонского магистра.
– Что им еще не слава Богу?
– Я тебе могу назвать с ходу три «не слава Богу». «Не слава Богу» Псков, который пытался перейти под руку Новгорода с известным тебе результатом; «не слава Богу» Изборск, который остался в руках прежнего хозяина; и уж совсем «не слава Богу» Юрьев – это их вообще довело до истерики, шо Мак-Лауд кукушку. Ну, Ильич их, понятное дело, посылает сексуально-пешеходным маршрутом, но, блин, я тебе скажу: по ближайшим улицам сейчас лучше не ходить. Звуковая волна коней о заборы плющит.
Мысленно я поблагодарил заботливого товарища за предупреждение и, разыскав в походном тюке присланную Штоллем емкость с остатками целебной мази, вздохнул и отправился с докладом.
Герр Хельмут поджидал меня в горнице за столом с яствами заморскими да вином сладким.
– Угощайся, – уговаривал он, пододвигая ко мне то одно, то другое блюдо. – В походе-то, чай, так не кормили. Вот вина испробуй. – Он наклонил над моим кубком отливающий рубиновым блеском кувшин, покрытый тонкой восточной насечкой. Из носика кувшина полилась густо-красная жидкость. – Из Святой земли вино, – не унимался радушный хозяин, – «Кармель».
Мне едва удалось удержаться от тяжелого вздоха при упоминании о Святой земле. Насколько я помнил карту, от горы, на которой произрастал виноград, идущий для изготовления этого вина, до вожделенной камеры перехода было всего-то около ста миль.
– Я так рад видеть тебя в добром здравии. – Хельмут поставил кувшин на стол. – Как сказывают, ты отличился в боях с ливонцами.
– Да что там за бои, – махнул рукой я.
– Ну-ну, не скромничай. – Тон ганзейца был мягок, но настойчив. – Говорят, тебе сдалась целая армия. Сам ливонский магистр.
– В этом нет моей особой заслуги. – Я пожал плечами. – Либо в плен ко мне, либо на кол к князю Олегу.
– Стало быть, магистр тебе жизнью обязан? – патетически произнес мой собеседник. – Но это же великолепно!
– Кто знает, – уклончиво ответил я.
– Послушай, друг мой, я вот что вдруг подумал… У меня появилась для тебя работенка. Кстати, отлично оплачиваемая.
– Но у меня уже есть работа, – флегматично ответил я, созерцая потолочные балки. – Прекрасная работа.
– Это ты о Муромце, что ли? – Хельмут улыбнулся. – Я слышал, с ней твой побратим славно справляется. Он почти безотлучно нынче при Володимире. Тут же дело совсем другое. Так, пара пустяков. Да и времени займет немного. Пока Муромец в Новгороде стоять будет, ты уже со всем и управишься.
– О чем речь-то?
– Да вот думаю, будь, скажем, я знатным рыцарем, а ко мне пришел человек, который мне жизнь спас, и сказал, что его друзья желают со мной встретиться и предложить мне некое выгодное дело, то я бы, наверное, его послушал.
Предложение было высказано несколько витиевато, но вполне доступно.
– Я у магистра Дерпт отобрал. Да и выкуп взял немалый, – ничтоже сумняшеся заявил я, вспоминая о чеке, всученном мне перед отправкой к купцу Лисом. – К тебе вот шел, думал, может, ты мне его в монету обернешь?
Долговая расписка легла на стол перед купцом.
– А, – грустнея, начал Штолль, принимая из моих рук документ. – Сколько?!
– Ну, понимаешь, на весь выкуп у него не нашлось наличности, – вздохнул я, и мой собеседник окончательно понял, что показываться на глаза великому магистру ближайшие годы мне нельзя.
– Да на эти деньги можно снарядить небольшую армию! – покачал головой он, сам не подозревая, насколько был близок к истине. – Нет, таких денег я тебе сразу дать не могу. Если хочешь, дам тебе треть суммы, а остальное перепишу расписками Ганзейского союза.
– Да ладно, – махнул рукой я и, попивая вино из бокала, задумчиво добавил: – Той половины, что заплатил Вегленбург, на жизнь пока хватит, а там, глядишь, в Империю соберусь.
Трапеза продолжилась, но прежнего вдохновения в речах Штолля уже не было, и из гостиного двора я вышел, как и вошел, тайным агентом службы охраны защитника земли русской, славного богатыря
