витражей святых, должно быть, впервые наблюдающих столь бурный свадебный обряд. Со вчерашней ночи я почти перестал существовать, отдав часть своей судьбы молодому королю Наварры, мне оставалось лишь от всей души желать любви и счастья молодоженам. В кои-то веки я ничем не мог даже не то чтобы помочь им, а попросту хоть как-то скрасить их участь. Я досадливо отвернулся, не желая больше наблюдать это жертвоприношение. Господи, дай им любви! Ведь должна же быть в мире хоть какая-то справедливость!
Дверь ложи отворилась, и в дверном проеме показалась крепко сбитая фигура моего «брата» Генриха.
– Поглядите-ка, Ваше Величество! – приветствовал его Рейнар. – Братва-то пощедрее вас будет. Там на блюде барахла, пожалуй, на два Артаньяна наберется.
– Вот и хорошо, – охотно соглашаясь, кивнул Генрих, – значит, в первое время они не будут нуждаться. А затем Мано, надеюсь, одумается. Шарль, поговорите с ним. Может, он вас послушает?! – Закончив фразу, он повернулся к Рейнару и предложил ему весьма требовательно: – Сходите и вы поздравьте своего боевого друга. Да, кстати, братве, как вы изволили выразиться, нет необходимости содержать за свои деньги армию. Ступайте и поразмыслите над этим.
Лис вышел, не забыв высказать мне на канале связи все, что он думает о буржуйских замашках этого Божьего шлымазальника. Хотя, строго говоря, в чем-то Генрих был прав.
– Анри, – начал я, когда мы остались одни, – я хочу напомнить тебе, что графиня де Пейрак снарядила на свои деньги два эскадрона.
– Что ты говоришь! Да она просто ангел, Шарль! Но, кажется, не слишком влюблена в своего мужа. А?! Как ты считаешь?!
– Я не берусь судить. Да и не желаю…
– Ну еще бы, – ухмыльнулся Бурбон, – ты же, кажется, отдаешь предпочтение моей жене.
Я почувствовал, что начинаю краснеть.
– Все это время Марго полагала, что любит вас, сир.
– Ну полноте, полноте, братец! Я тебя не ревную. К чему оправдания? Маргарита Валуа с детства любит всех тех, кто достаточно настойчиво обращает на нее внимание. Уж я-то ее знаю. – Он замолчал, должно быть, вспоминая, как в детстве, приезжая к королевскому двору, прятался в садовых лабиринтах с очаровательной черноглазой девочкой Марго.
– Это не так, Анри. Мадам Маргарита действительно способна полюбить того, кто любит ее, но лишь потому, что страсть, живущая в ее сердце, должна изливаться на объект, достойный ее столь пылкого чувства.
– Шарль, ты говоришь как один из поэтов Плеяды, всех этих Ронсанов, Вокленов, дю Белле и прочих трескунов из свиты моей дражайшей тещи. Но они это делают складнее, а потому лучше не берись с ними состязаться. Скажи-ка, правда ли она так хороша в постели, как о том говорят?
– Сир! – с укором начал я.
– Сакр Дье! Порой мне кажется, что тебе, мой дорогой братец, стоило бы стать епископом, а не воякой. Однако наши епископы, то есть, я хотел сказать, наши католические епископы, тоже не прочь побаловаться с девицами. – Наваррец погладил усы, пряча в кулак язвительную ухмылку. – Так все же?! Ты не ответил, я жду!
– Мой государь! Что вам мешает узнать об интересующем вас вопросе у самой королевы?!
– Черта с два! Нынче проще взять Париж, чем ее ложе. Впрочем, сейчас меня больше интересует мадам д’Артаньян. Кстати, милейшая Диана де Граммон, невзирая на все стенания своего мужа, снарядила для меня шесть полков и при этом не перестала быть моей любовницей. Ну а если военные затраты столь обременили вашу протеже, я не вижу, отчего бы этой юной прелестнице не выхлопотать у меня право на владения Пейраков. А то ведь, если не ошибаюсь, у покойного коннетабля Тулузы был еще брат?!
– Позвольте мне уйти, сир! – гневно бросил я, досадуя, что не имею права как следует проучить его бесцеремонное величество, и невольно радуясь, что рядом со мною нет Мано.
– Нет, останьтесь! – жестко отрезал Генрих. – Что это вы все разбегаетесь, точно мыши при пожаре?! Куда же вы собрались идти, Шарль? Вы что же, забыли, что всякое ваше движение может быть воспринято, как мое?
– Я узник?
– Можете считать, что так. Тайна нашего родства и так известна слишком многим. Вы должны исчезнуть, братец!
– Но Анри, я бы мог быть тебе весьма полезен! – порывисто начал я, имитируя испуг и вызывая по закрытой связи пана Михала. Как ни крути, в сложившейся ситуации отнюдь не мне следовало опасаться за свою жизнь. – Вот, скажем, армия герцога Пармского…
– Я знаю о ней. Она недалеко от Сан-Ремо. Следовательно, пойдет через Ниццу. Пока его войска продерутся через Пиренеи, у нас уже будет достаточно сил, чтобы встретить Фарнезе во всеоружии.
– Герцог идет через княжество Себорга по ущельям. Там есть старая дорога. Испанцы выйдут севернее Гренобля. Так что если вы поведете армию к Ницце, они обрушатся вам в тыл, как дождь из огненной серы. Однако Фарнезе не знает, что мне известен маршрут его движения. Мы можем перехватить его в горных теснинах и уничтожить, не дав войти во Францию. Если пожелаете, я лично поведу в бой свой полк.
– Хороший план, – кивнул Генрих. – Но вы должны исчезнуть, а не погибнуть, потому сделаем иначе. Я дождусь здесь наемников фон Пфальца и двинусь с ним к Греноблю, оставив Черной Вдове самой выбирать, сражаться ли ей с Гизом и парижанами, или же громить зарвавшегося выскочку Кондэ. В любом случае я не окажу ей помощи. Однако Фарнезе угрожает моему будущему королевству и должен быть изгнан из Франции. Сегодня же я отпишу Паучихе, что тороплюсь на юг, чтобы предотвратить коварный удар в спину, подготовленный испанским королем. Оставим же пока мадам Екатерине возможность самой расчищать мне дорогу к трону.
– Анри, я готов поклясться чем угодно, сейчас Екатерина не пойдет на Париж. Она осадит Ла-Рошель и попытается уничтожить Кондэ. Между тем Гиз с остатками своей армии беспрепятственно войдет в Париж и будет коронован парижанами как новый государь. Ты мог бы помешать этому, в то время как я бы остановил Фарнезе.
– Шарль, ты, вероятно, хороший воин, но ничего не понимаешь в политике. Пусть Екатерина всласть натешится праведной местью. Когда Кондэ будет мертв, я возглавлю партию гугенотов и без оглядки на него смогу повести свою игру с парижанами и королевой-матерью. Но увы, мой дорогой брат, тебе в этой игре места нет. Во всяком случае, пока нет.
– Но Анри, я верен тебе! – самым искренним тоном произнес я, точно действительно планировал надолго задерживаться возле короля Наваррского и его опала всерьез заботила меня.
– Я тебе верю, брат. Но вот в чем беда, преданность в политике не бывает постоянной. По воле обстоятельств порою даже мертвые меняют убеждения. Пока ты здесь, кое у кого может возникнуть желание сделать Шарля Генрихом. Откуда нам знать, какими способами воспользуются наши враги, чтобы добиться цели? Ты понимаешь, о чем я говорю, Шарль, не правда ли?
Я молча кивнул. Намек был вполне прозрачен. Стоило сейчас Екатерине Медичи узнать о существовании двух «Генрихов Наваррских», и эта неизменно любезная женщина могла всерьез задуматься, с кем из нас ей удобнее вести переговоры. Вероятно, подобные размышления были бы не в пользу моего брата.
– Вот и славно, мой дорогой, вот и славно, – продолжил Беарнец. – Я мог бы заточить тебя в один из старых замков, скрыв от мира. Но это, пожалуй, обозлит тебя и вызовет желание мстить. Кроме того, всегда найдутся храбрецы, которые захотят видеть тебя свободным. Например, тот же Мано, когда ему надоест любоваться прелестями своей милой женушки. Такого, как он, не остановят никакие стены. К тому же, Шарль, бросать в застенок собственного брата – это дикость, достойная свирепых нравов древних норманнов, а уж никак не нашего просвещенного века. У меня есть другое предложение, мон шер ами, и очень надеюсь – оно тебе понравится.
– Я весь внимание, сир.
– Вот и славно, – вдумчиво проговорил Генрих. – Скажи мне, что ты слышал о землях, расположенных по ту сторону океана?
– Много разного, – пожал плечами я, вспоминая нашу с Лисом первую совместную операцию и трехглавого орла на знамени Америки – Руси Заморской. – Говорят, тамошние края населены дикарями. А
