еще испанцы возят оттуда свое золото.
– Все верно, – согласился Генрих де Бурбон. – Испанцы снаряжают целые эскадры за этим золотом. А на него воюют с нами. Тот же Гиз получает каждый год сотни тысяч золотых от короля Филиппа на ведение войны здесь. Спасибо британцам. Если бы пираты Ее Величества королевы Елизаветы I не перехватывали и не пускали на дно золотые галеоны, испанцы наняли бы сюда воевать весь имперский сброд да плюс к тому добрую половину шляхтичей моего кузена короля Франциска. Но все, что попадает в руки англичан, достается пиратам и их королеве.
– Что ж, это разумно, – вставил я.
– Конечно. Неразумно другое. Неразумно, что Франция, едва ли не половина границ которой омыта морями, не имеет своего флота. Корабли, которые у нас есть, годятся лишь для контрабанды, ловли рыбы да еще для того, чтобы, нагрузившись товаром, еле-еле доковылять до берегов Альбиона. С этим надо покончить. У Франции должен быть свой флот. Судьба мира сейчас решается по ту сторону океана.
– Все это так, Генрих. Но я-то что могу здесь поделать?
– Брат мой, я расскажу тебе о том, о чем почти никто не знает. Там за океаном есть страна, называемая Эльдорадо. Там сосредоточены огромные богатства. Правят ей выходцы из Франции, потомки тамплиеров, уплывших в Вест-Индию из Ла-Рошели во время гонений на их Орден. В конце сентября прошлого года к Гизу приходил посол, сообщивший, что правители Эльдорадо хотят короновать либо его, либо меня золотым венцом Великого Кормчего тамплиеров. Гизу сейчас не до того. Он надолго увязнет в Париже и в конце концов проиграет войну, поскольку будет обречен слушать всякого, за кем стоит хоть какая-то сила. Сейчас самое время, не дожидаясь, пока дело разрешится без нашего участия, схватить удачу за хвост.
Я уж было собрался поведать Генриху, должно быть проведавшему через соглядатая о заморском посольстве в замке Монфорлан, но тут в моей голове послышался спокойный насмешливый голос Мишеля Дюнуара:
–
–
–
Между тем король Наварры продолжал разливаться соловьем, живописуя выгоды предстоящей экспедиции и аргументируя свои притязания тем, что поскольку Папа Александр VI разделил все заморские земли между Испанией и Португалией, а мадам Екатерина имеет полные права на корону Португалии, то все земли, лежащие в зоне португальского влияния – к ним, несомненно, относится и Эльдорадо, – являются своего рода свадебным подарком дорогой тещи любимому зятю. Понятное дело, Филипп Испанский и Карл Лотарингский, как нелюбимые зятья, столь щедрого подарка, по его мнению, недостойны.
– А потому, – будущий король Франции наконец закончил общие рассуждения и перешел к делу, – я желаю, чтобы вы, месье Шарль де Бурбон, герцог де Бомон, отправились в Бордо, где на рейде ждет моего приказа прекрасный корабль «Л’Эпин». Это новый испанский галеон, захваченный у берегов Фландрии гезами всего месяц назад и подаренный мне английской королевой. Я дам тебе полторы сотни солдат. Сам знаю, немного, но пока что больше не могу. Верю, однако, что и с этими силами, мой дорогой брат, ты добьешься победы. Позже я пришлю тебе подмогу. Капитан галеона – опытный мореход из Амстердама, так что можешь не опасаться.
Насколько человек вообще может не опасаться за свою участь. Одно лишь условие, – лицо Беарнца, все это время сохранявшее вполне дружелюбное выражение, резко посуровело, – все время, отныне и покуда корабль не выйдет из Бордо в открытое море, ты будешь обязан носить маску, скрывающую лицо.
– Железную? – почему-то очень тихо спросил я.
– Железную? Отчего вдруг железную? Обычную бархатную, вроде тех, которые носят, чтобы скрыть ожоги, – удивленно произнес Генрих Наваррский. – Помнишь, когда ты посылал моих пистольеров в Отремон, то велел одному из них, изображавшему нас, – он улыбнулся, – носить бархатную маску. Тогда он сыграл твою роль, ты же сейчас сыграешь его. А теперь, мой милый братец, ступай к себе да попытайся отговорить Мано оставлять службу. Он же больше ничего не умеет делать, кроме как воевать.
Я молча откланялся, ловя на себе печальный взгляд Генриха де Бурбона. Похоже, вовсе не так он желал бы разговаривать с братом-близнецом. Но положение обязывает, как говорили древние.
Спустя несколько дней полки наемников, шедшие из-под Руассона, прибыли к Луаре и стали неспешно переправляться через реку. Генрих, не вылезая из седла по многу часов, как мог, торопил их, заставляя пошевеливаться руганью и ударами плети. Но флегматичные псы войны, памятующие о поденной оплате, безропотно снося королевский гнев, не слишком торопились демонстрировать свою хваленую ярость.
Из южной «армии» – восьми полков, сформированных эмиссарами Бурбона в родной Наварре, и иных подвластных ему землях раз за разом прибывали гонцы с известиями о продвижении испанцев и единственным полувопросом-полупросьбой: если возможно, ускорить соединение обоих корпусов. Иначе удачный шанс зажать испанцев среди скал неминуемо был бы упущен, а старик Фарнезе, по обычаю наблюдавший за сражением из мягкого кресла, переносимого с места на место дюжими слугами, ни за что на свете не упустил бы случая разгромить войска гугенотов по частям.
Понимал это и Генрих и потому был хмур и зол все дни, предшествующие моему отъезду в Бордо. Сухо попрощавшись и на всякий случай предупредив меня, что среди солдат и офицеров предоставленного мне отряда есть те, кому приказано следить, чтобы их предводитель не снимал маску, покуда «Л’Эпин» не покинет воды Франции, король вновь умчался готовить полки к походу на Гренобль. Наступало время прощания. Маргарита, увы, не желала меня видеть и, приходилось признать, имела на то все основания. Мано и Конфьянс собирались в Артаньян – «прелестное любовное гнездышко», как обещал им «щедрый» государь. Туда, полагая переждать царившую в Париже смуту, намеревалась ехать и мадам Жозефина. Конечно же, все прекрасно понимали, что будь даже в Париже шабаш всех чертей из преисподней, это не помешало бы мамаше Жози вернуться к своим делам в квартале Сорбонна, лишь пожелай она того. Но не могла же она оставить на произвол судьбы свою милую девочку и этого усатого балбеса?!
Как мне передавали, Маргарита Наваррская просила Жози остаться, обещая достойное место при своей персоне, но та отказалась, говоря, что дворцовый воздух вреден для ее здоровья.
– Я обречена жить среди людей, которым не нужна! – глотая слезы, проговорила королева Наваррская, удаляясь в свои роскошные покои. Я точно воочию видел ее печальные глаза, подернутые слезной поволокой.
Мы с Лисом, принужденные к безделью в своих покоях, неспешно готовились к отбытию в Бордо, ожидая инструкций от пана Михала по поводу дальнейших действий.
– Мир вам, дети мои! – Брат Адриэн, как обычно благостный и улыбающийся, отворил дверь моего кабинета, когда мы с Рейнаром изучали карты. У меня было две двойки, у Лиса – покер. С момента раздвоения Бурбонов я почти не видел нашего преподобного друга. Разве что мельком в замковой часовне во время венчания или же неподалеку от короля Генриха на плацу, когда тот от всей души распекал немецких капитанов. – Я слышал, вы собираетесь в путешествие?
– Да, святой отец, – кивнул я. – Через час выезжаем.
– По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там, – ни с того ни с сего затянул Лис.
– Почтеннейший господин Рейнар! – Брат Адриэн, не дослушав скорбное повествование о жизни моряка, который красив сам собою, перебил вдохновенного певца. – Прошу вас позволить мне переговорить сссс… вашим другом с глазу на глаз.
– Ну вот, опять! – взрыднул Рейнар. – Как собаку на мороз, невзирая на былые заслуги!
– Мессир! – начал наш полковой капеллан. – Мано сказал, что ваше истинное имя Шарль? Шарль де