И вот сейчас я пью. Я нажираюсь, к Бениной бабушке, вдрабадан, потому шо мне конкретно плохо! И не потому, шо мы раскатали валлийцев, как ото те шары по кегельбану. Они в общем-то тоже были отнюдь не краснознаменным хором мальчиков-колокольчиков. А оттого я пью, шо за каким-то лешим из-за хрен зна каких королевских марьяжей нам с тобой… Ты способен это понять, монарх недоделанный?.. Нам с тобой пришлось мочить в сортире всю эту шушваль, которая ни на йоту, ни на вот столечко не хуже тех, кто нам их заказал. И уж конечно, тех, кого мы так бла-ародно защитили! Быстро и, блин, качественно! Рекламации нет! Нами попользовались, словили кайф – и разместили в рамочку, шо то резиновое изделие номер два на выставке современного искусства! Но пасаран – они не пройдут. Во как я всем этим сыт! – Сергей рубанул себя ребром ладони по горлу. – Не по мне эта ваша страхомутная куртуазия! Не нравится мне быть, несомненно, очень полезным, но изделием номер два. В гробу я все это видел – сквозь крышку!
Он явно хотел добавить еще некоторое количество ветвистых эпитетов в адрес Британии, нашей работы, королевской власти и поименно отдельно взятых за кое-какие части тела товарищей, но тут внимание его привлек негромкий деликатный звук бронзового дверного молотка. Обычно таким образом давал о себе знать дворецкий, испрашивая позволения войти в кабинет досточтимого «принца Шарля».
– О! Приперся – хрен сотрешь! – недовольно буркнул Лис, сбиваясь с ораторского тона. – Ну че тарахтишь – входи! Тоже мне, юный барабанщик выискался.
Дворецкий, приоткрыв дверь, неодобрительно причмокнул губами, узрев наведенный Лисом творческий беспорядок, но, войдя в комнату, заученно склонил голову в докладе:
– Ваше высочество! Делегация цеховых старшин просит соизволения принять их. Они утверждают, что имеют к вам, мессир, безотлагательное дело. Прикажете им ждать? – Он сделал выразительную паузу, еще раз оглядывая кабинет. – С вашего разрешения, милорд, я бы прислал сюда горничных – прибраться.
– Нарисовались, блин! Мериносы нестриженые! – негромко, но так, чтобы его слышали все заинтересованные стороны, сварливо пробурчал д’Орбиньяк. – В общем, мин херц, общайся с ними сам.
Он довольно твердо поднялся из-за стола и, подхватив расписанную цветами бутыль, в которой плескалось еще добрых полпинты «Лисового напия», направился к двери:
– Ты у нас сир – тебе и карты в руки! Я пошел в люлю. А то у меня тут, кхе-кхе, кашель в груди образовался. Намерзся по ночам в лесных чащобах, и все – конец здоровью! Может, и вовсе воспаление легких! – С этими словами д’Орбиньяк миновал невозмутимого дворецкого, с хорошо скрываемым недоумением созерцающего диковатую картину происходящего. – Служи, боец! – уже выйдя из комнаты, обернулся к нему Лис. – Дембель неизбежен! – Сообщив этот знаменательный факт, Рейнар замолчал и, чуть пошатываясь, но все же относительно ровно отправился «в люлю». Попросту говоря, спать.
– Вели, чтобы цеховой старшине накрыли стол в буковой гостиной. Пусть ждут меня там, – подходя к зеркалу, небрежно бросил я. – Скажи, что я скоро изволю к ним спуститься. Да вели подать мне свежие перчатки.
– Будет исполнено, ваше высочество, – поклонился горделивый, как Биг-Бен, дворецкий и, чинно ступая, отправился выполнять поручения.
Пятеро одетых с преувеличенной тщательностью буржуа ждали аудиенции, усевшись вокруг невысокого, выложенного черепаховым панцирем стола, уставленного фруктами и прохладительными напитками. Пожалуй, их можно было даже принять за пожилых вельмож, когда б не безвкусная роскошь наряда и нелепая манера, садясь, засовывать подвешенную сбоку шпагу себе под ноги.
– Вы просили меня принять вас, господа? – после обычных приветствий сухо поинтересовался я. – Зачем, позвольте узнать?
Псевдовельможи, замершие по стойке «смирно» с прижатыми к груди шляпами, переглянулись, точно набедокурившие школяры, пришедшие вымаливать прощения у строгого директора.
– Ваше высочество! – после недолгой паузы заговорил один из олдерменов.[23] – Мое имя Адам Хаммерсмит. Я возглавляю лондонскую гильдию бронников. Эти господа так же, как и я, занимают весьма достойное положение как в Городском совете, так и в своих цехах…
– Джентльмены! Прошу вас понять меня верно. Я довольно ограничен во времени, а потому был бы весьма благодарен, ежели вы сразу перейдете к сути вопроса, приведшего вас сюда.
– Ваше высочество, – вновь заговорил несколько обескураженный Адам Хаммерсмит. – Мы так благодарны вам за ту великую услугу, которую вы оказали Лондону!
– Не стоит благодарности! – отмахнулся я, демонстрируя на лице изысканную смесь легкого раздражения «ах, оставьте!» и утомление от печальной необходимости постоянно таскать на голове лавры победителя. – Искоренение разбоя и защита слабых есть неотъемлемая добродетель всякого достойного рыцаря.
– О, это, несомненно, так… – почтительно начал Хаммерсмит.
– Вот-вот, милорд! – перебил неспешного бронника один из его собратьев, судя по тучности и отменно румяному виду, явно имевший отношение к производству какой-то снеди. – О том-то и речь.
– Питер! Его высочество – принц, а не милорд! – строго поправил говоруна мастер кирас и наручей, должно быть, имевший в своих заказчиках и тех и других. – Дело вот в чем, ваше высочество, – чинно продолжил он, – что с тех пор, как лорд-протектор изволил объявить, что новый король Британии будет избран, точно какой-то член палаты общин, весь торговый люд просто лишился покоя. Всякие мошенники идут к нам и, угрожая оружием, требуют поддержать их ставленников на выборах. Они смущают наших подмастерьев и работников прелестными речами, сулят им золотые горы, мешают работать… Да к тому же еще требуют денег, обещая в случае прихода их короля неисчислимые кары всем, кто не желал поддержать «законного государя».
– Это люди Рейли? – поинтересовался я.
– О нет! – замотал головой почтенный переговорщик. – Те лишь горланят на площадях и перекрестках, призывая объединиться вокруг юного короля Джеймса.
– И что же вы? – заинтересованно спросил я.
– Непотребное, небогоугодное это дело – избирать государя! – запальчиво выкрикнул тот самый Питер, которого я мысленно окрестил «колбасником». – Ибо всякая власть от Бога!
– Ежели нынче короля избрать – уж как бы хорош он ни был, а все молва пойдет, что и впредь так же правителя себе выбирать можно. А какой же мастеровой или пахарь пожелает, чтоб хозяин его был суров да пекся более о своем деле, чем об его ненасытной утробе? Вовек таких работничков не сыщется! Все, как есть, под себя гребут. А ежели такового государя над страной не будет, ежели не станет он печься о всей стране, а токмо о тех, кто за него кричал, то и страны почитай что не будет! Разворуют до нитки! Верно сказано, государь в стране от Бога поставлен. Ему пред Творцом ответ и держать! Людской же суд владыке земному не указ. Дело же честных подданных как толковых подмастерьев при мастере – помогать хозяину советом да верным деянием своим. Государю же, как тому мастеру, надлежит дело свое приумножать, казну золотую копить да в исправности наследнику все передать – с благословлением и мудрым словом.
– Все это замечательно! – кивнул я, делая вид, что не понимаю, к чему клонят представители деловых кругов. – Но я-то вам зачем понадобился?
– Ну так как же? – Адам Хаммерсмит смущенно кашлянул. – Это ж оно вот ведь как! Нам бы того… – Он нервно схватил с вазы спелую грушу, точно желая найти в ней спасительную точку опоры. – Не дело это – короля выбирать! Вот кабы Елизавету на трон вернуть! Вот это было б по-божески! И Господь бы нас не оставил, и мы б на такое дело не поскупились! А вы б…
Я так и не услышал заветного предложения возглавить лондонское воинство. Двери гостиной распахнулись – все три: по обе стороны и сзади меня.
– Браво, браво, браво! – Насмешливый голос за моей спиной, несомненно, принадлежал Рейли. – Какой пафос! Сколько огня в этих речах! Прямо не мастер Хаммерсмит, а Марк Тулий Цицерон! И хотя с Елизаветой у вас ничего не выйдет, о золотом дожде прелестной Данаи мы еще поговорим. Этих – в Тауэр! – Голос лорда-протектора из насмешливого превратился в холодно-жестокий.
– В каземат? – буднично поинтересовался капрал стражи.
– Пока нет. – В тоне бывшего корсара послышалась ласково-кошачья нотка, способная наполнить ужасом сердце застигнутой на горячем мыши. – Я с ними еще побеседую. – Произнеся это, он утратил всякий интерес к пленникам и как ни в чем не бывало направился ко мне. – Сир! Я в общем-то пришел осведомиться, как здоровье нашего друга д’Орбиньяка?
