намеков, недоговорок и опасных розыгрышей. – Шарль де Бурбон?! Стало быть, вы родственник короля Наваррского?!
– Уже можно считать короля Франции, – обрабатывая клинок противника и демонстрируя атаку в предплечье, любезно поправил я.
– О! Поздравляю вас, принц! – Дон Хуан батманом отбил мое оружие и тут же перешел в контратаку, пытаясь обезоружить меня мулинетом.[40] – Признаться, до сего дня я о вас ничего не слышал. Но с тех пор, как король, продли Господь ему дни и пошли ему лихорадку до последнего часа, сослал меня сюда в провинцию…
Я перевел запястье, выходя из хитрого вращения соединенных клинков, и коротким выпадом послал шпагу в грудь маркиза.
– Проклятье! У вас прекрасная школа! Кто был ваш учитель? – Де Агиляре парировал эфесом мой клинок и жестко рубанул по нему, пытаясь выбить из руки.
– Николя дю Ле Фонте, – с удовольствием отрекомендовал я своего наставника, пуская удар противника на сток и перекрыв ему сектор атаки, снова делая выпад. – Гранд-мастер клинка братства фехтовальщиков Святого Петра.
Палуба под нашими ногами ходила во все стороны, то вздымаясь, то опадая, точно грудь бегуна после марафона. Не самое удобное поле для благородной схватки. Когда известные практики и теоретики фехтования писали свои трактаты, повествующие об искусстве нанесения ударов, не получая их, они, к сожалению, упустили, что третьим соперником в этой схватке, соперником равнодушным и бесчувственным, может стать нагло прыгающая твердь под ногами. Между тем дон Хуан проворно отступил, разрывая дистанцию и заставляя острие моей шпаги буравить воздух.
– Осмелюсь поинтересоваться, мой принц. – Шпага невозмутимого гранда вернулась в третью позицию. – Отчего, собственно, вы пытаетесь меня проткнуть, точно каплуна? Или же вы действительно считаете, что все испанцы – свиньи?
– О нет, что вы! Я далек от предрассудков моей родины! – Балансируя, чтобы не упасть на резко взметнувшейся корме, проговорил я, отметая несостоятельные подозрения. – Вот, например, Мигель де Сервантес Сааведра. Вам не доводилось читать его роман о Дон-Кихоте из Ламанчи?
– Мне доводилось сражаться рядом с ним при Лепанто. Он был там ранен. – Удивленный маркиз даже остановил атаку. – А что, разве он что-то пишет?
Наши клинки опять сошлись и зазвенели.
– О да! Если останетесь живы – обязательно прочитайте!
– Благодарю за совет! – открыто улыбнулся маркиз.
На шканцах, кроме нас, находилось уже человек пять абордажников, но, похоже, никто из них и подумать не смел вмешаться в этот странный поединок. За мной незакрепленным ставнем на ветру хлопала распахнутая дверь каюты, в которой, уж не знаю, в каких чувствах, пребывала Елизавета Тюдор. Пожалуй, проведай об этом факте мой обаятельный противник – и вряд ли наша беседа была бы столь непринужденной.
– Монсеньор принц! – продолжая демонстрировать на удивление отменную фехтовальную школу, вновь заговорил де Агиляре. – Право, вы храбрый воин и отменный собеседник, но к чему вам проливать кровь? Все равно через несколько минут корабль будет наш! Сдавайтесь на выкуп. Это не уронит вашей чести. Вы храбро бились, но никому еще не удавалось одолеть Судьбу. А мне, знаете ли, страсть как нужны деньги. Я же в свою очередь даю слово испанского гранда, что ни вам, ни кому-либо из ваших людей не будет причинено ни малейшей обиды. Я обеспечу вам наилучшее проживание, которое только можно представить в этих промозглых сырых землях.
– Не опускайте оружия, маркиз! – отозвался я, провоцируя любезного противника атаковать меня в правое плечо. – Если не возражаете, я немного обдумаю ваше предложение?
Клинок противника устремился к навязанной цели и вонзился в дверь, оказавшуюся на его пути, лишь только я чуть убрал плечо. Ответный выпад навсегда бы лишил испанца возможности прочитать трагикомедию своего боевого товарища. Но мне не нужен был труп, мне был необходим заложник – серьезный, драгоценный заложник. Я взмахнул шпагой, чтобы выбить оружие из рук противника, но тут «Вепрь Уэльса» подпрыгнул, точно укушенный под хвост слепнем. Грохот взрыва заглушил шум волн, и я, сам не понимая, что произошло, очутился на четвереньках, шагах в трех от собственной шпаги, нос к носу с доном Хуаном, находящимся в точно такой же позиции. В ушах звенело, точно мы уже с победой вернулись в Лондон и столица колокольным гулом встречала законную королеву. Судя по тому, как остервенело мотал головой испанец, его состояние было не лучше.
– Спасайте королеву, падре! – заорал я, пытаясь услышать самого себя.
Уж и не знаю, услышал или прочел по губам этот окрик маркиз де Агиляре, но, резко оттолкнувшись от дощатого настила, он вскочил и, пошатываясь, бросился к двери каюты. Я попытался было сделать то же самое, но что-то тяжелое и твердое рухнуло мне на голову, и липкая струя, растекаясь по рассеченному лбу, быстро залила глаза. Последнее, что я увидел уже через кровавый туман, – брат Адриен со своими извечными четками, но на этот раз обвитыми вокруг горла одного из абордажников. И Олуэн, со ртом, открытым в беззвучном крике, охаживающая тяжелым блюдом испанского гранда.
Великое множество маленьких серебряных колокольчиков, мелодично перезваниваясь, возвращали меня к жизни. Их звук переливался и множился, точно это было волшебное дерево из зачарованного сада полузабытой детской сказки.
– Слава Господу Вседержителю! – развеивая ощущение фантастичности происходящего, раздался надо мной голос брата Адриена. – Вы наконец пришли в себя!
– Где я? – Глаза мои открылись, и мозг с явной натугой заработал, начиная более или менее воспринимать окружающее: аккуратную чистую каюту с затененными окнами, широкую кровать под балдахином с золотыми кистями, застеленную свежим холщовым бельем, и, главное… полное отсутствие качки.
– В городке Маольсдамме, сир. В летнем доме барона Ван дер Хельдерна. Сам барон недавно погиб, сражаясь под знаменами герцога Оранского, но его жена любезно согласилась предоставить нам кров. Надеюсь, мессир, нет нужды вам напоминать, что вы – Генрих, король Наварры…
– Полноте, полноте, святой отец, – поморщился я. – Не именуйте меня чужим титулом. Я всего лишь брат-близнец его величества.
– Что ж, – не убирая с лица, как водится, благостного выражения, смиренно промолвил брат бенедиктинец, – мне радостно осознавать, что наблюдательный ум и цепкая память по-прежнему служат вам со всей отменностью! Впрочем, рана не опасна. Вас несколько оглушило взрывом, затем обломок пера руля испанского галеона упал вам на голову. Хвала Всевышнему, удар пришелся вскользь!
– Расскажите подробнее, святой отец! – прикрывая глаза, попросил я. – Что все же произошло?
– Спешу уверить вас, сын мой, – ласково-убаюкивающим голосом заговорил капеллан, – что все закончилось на диво благополучно. Правда, и ваш верный шевалье де Батц, и отважнейший месье д’Орбиньяк так же получили ранения, но, уверяю вас, они не представляют ни малейшей опасности для жизни. Местный доктор уже оказал им помощь, и, надеюсь, скоро вы сможете их увидеть.
– Что с ними? – устало выдохнул я.
– Мано дважды ранен абордажной саблей – в бедро и в руку. Ваш же адъютант, с позволения сказать, падая с мачты, сильно ушиб себе пятки.
– О господи! – пробормотал я. – Вот это ранение!
– Да, мессир, не могу с вами не согласиться, звучит нелепо. Однако подвиг, совершенный этим достойнейшим воином, хоть я человек не военный, но, по моему скромному разумению, заслуживает высочайшей награды! Одному Богу ведомо, как месье Рейнару удалось вновь затащить наверх стофунтовую бочку с порохом, а затем повторить свой маневр, но уже с куда большим успехом. Алебарды воткнулись в корму почти у самой воды, прямо у соединения руля с задней частью корабля, уж простите, не ведаю, как она именуется.
– Ахтерштевень, – прошептал я.
– Вот и прекрасно! – мягко улыбнулся монах. – Затем метким выстрелом он воспламенил порох, и тот вырвал руль «Санта-Тринидада» и разворотил это самое место, о котором вы изволили только что мне поведать. Лишенный управления, корабль с большущей пробоиной, в которую, точно в алчущую глотку,
