нам! Мы лишь держали слово.
– Олуэн! – Лицо королевы едва заметно передернулось. – Отменно дерзкая и неучтивая девица! Ее заслуга в известном нам деле столь невелика, что, полагаю, и вовсе не стоит особого упоминания. Конечно, в благодарность за помощь я не премину оказать ей небольшой пенсион, но не забывайте: пока мисс Тавис кокетничала с вами в Маольсдамме, ее отец передал в руки узурпатора некую фальшивку, позволяющую ставить под сомнение мои права на престол! Пожалуй, ей достойная награда уже то, что я не лишила жизни этого старого интригана!
– Ваши права непреложны! В этом убедились все, кто имел какие-либо сомнения! То же, что совершил эсквайр ап Райс, сделано с моего ведома и являлось частью общего плана. Мой старый учитель любил говорить: «Если противник слаб, убеди его, что он силен, дабы он успокоился и не набрал силу». Что же касается мисс Олуэн, – возвращаясь к начатой теме, упрямо склонил голову я, – полагаю, какое-нибудь славное баронство – уютное и богатое, будет для нее вполне достойным знаком вашей благодарности.
Королева вперила в меня долгий изучающий взгляд:
– Признайтесь, Шарль, вы хотите сделать любовницей эту маленькую валлиечку?
– Она достойна лучшего жребия! – уклончиво ответил я. – Но не в моих силах его предложить. Ежели пожелаете, ваше величество, покой и богатство этой семьи будут лучшей наградой для меня за ту посильную помощь, которую я имел счастье вам оказать.
– Пусть будет так. – Королева с явным облегчением улыбнулась, осознавая, что непомерных требований со стороны заморских соседей не последует. – Вы, французы, непостижимый народ! Неисправимые куртуазьеры!
Да, мы, французы, таковы! Будь мы даже англичанами вестфольдского происхождения, малороссами или же гасконцами, которые соотносятся с Францией примерно так, как шотландцы с Англией! Елизавете I довелось в этом убедиться буквально через считанные минуты, когда после меня «за подарками» к ее величеству прошествовали Мано, а за ним и шевалье д’Орбиньяк.
Де Батц, гордый отставной коронель Наваррской гвардии, выпрямившись перед иностранной королевой так, словно она намеревалась снять с него мерку от пяток до макушки, сурово вещал, что долг верного подданного не велит ему принимать награды от сюзерена иной державы без высочайшего на то соизволения. Поскольку же вызвать сюда его величество Генриха Наваррского не представлялось возможным, шевалье д’Артаньян получил в качестве презента от вновь с облегчением вздохнувшей королевы десяток истертых пергаментных свитков, при ближайшем рассмотрении оказавшихся документами, подтверждавшими право на ренту с нескольких владений во Франции.
Судя по датам, эти документы прибыли в Англию еще до войны Роз. Кто знает, существовали ли на материке и поныне обозначенные в записях фермы, леса, виноградники?! Но даже в случае, если обозначенные строения и угодья продолжали существовать, доказательство прав на них являлось делом столь долгим и хлопотным, что, зная любовь гасконца к судейским крючкотворам, подарок Елизаветы смело можно было числить милой безделушкой на добрую память.
С Лисом же повелительницу Британии ждал новый сюрприз.
– Ой, мадам! Да шо вы так напрягаетесь?! – галантно выпалил шевалье д’Орбиньяк в ответ на велеречия огнекудрой Бэт. – Фигня делов! Для нас с прынцем ваш клинический случай – плевое дело! Мы ж в свободное от философских изысканий время только тем и занимаемся. Вот, помню, Екатерину Медичи с покойным Генрихом III спасали – вот это веселуха была! Вам Рейли, часом, не рассказывал?!
Лицо Елизаветы I, и без того не слишком округлое, вытянулось и стало в полтора раза длиннее. Напоминание о бывшем фаворите явно не доставило ей удовольствия.
– Ой, ну шо это я, в самом деле? – не унимаясь, куражился Лис. – Виноват, мадам, не подумавши брякнул! А вообще-то мы ого-го! Шо те неуловимые мстители! Как вас вдругорядь спихнут – вы нам только шепните, мы вас опять посадим!
Речь моего друга редко была досконально понятной как венценосным повелителям, так и их менее титулованным подданным. Но впрочем, когда Сергею было нужно, он излагал свои требования вполне недвусмысленно.
– Да, кстати, о неумолимых мстителях. Они же по совместительству и неуловимые. Когда не так давно в Маольсдамме я вел казаков вынимать вас из изменничьих рук мелкобуржуазного отродья, я дал слово парням, шо вы их пожалуете в рыцари.
– В рыцари? – Глаза королевы округлились. – Вы понимаете, о чем говорите?! Да ни один благородный дворянин не пожелает служить мне, если я возведу в рыцарское достоинство этих вечно пьяных диких головорезов!
– Ой, можно подумать, можно подумать! Мадам, не надо песен, вы же взрослая женщина! У вас там промеж клумб сейчас гуляет пара отъявленных образчиков головорезов домашних. И я хочу спросить, где были они, когда мои степные беркуты, не щадя живота своего, не щадили живота чужого. Когда они проливали кровь за ваше, не побоюсь этого слова, величество! Где были эти сэры, почему я их не видел?!
– Пожалуй, вы правы, шевалье, – пораженная яростным напором Лиса, милостиво согласилась Елизавета. – Подвиги ваших смельчаков заслужили достойное воздаяние! Я велю учредить новый рыцарский орден специально для них.
– Точно! – активно возрадовался Лис. – Я уже даже девиз придумал, по типу вашего ордена Подтяжки!
–
–
Елизавета скупо усмехнулась, звякнула в колокольчик, вызывая Уолсингама. Тот не замедлил появиться, сгибаясь в поклоне.
– Велите пригласить сюда господ ка-за-кофф! – небрежно бросила ему королева.
– Осмелюсь доложить, ваше величество! – Сэр Френсис еще ниже склонил к земле седую голову. – Эти, кхм, джентльмены с утра отправились мыться в баню и, как мне сообщили, поныне там бражничают, требуя к себе пиво и девок. Прошу простить, моя королева.
– О! – не давая никому вымолвить слова, встрял в их разговор Лис. – Вот как раз и название подходящее – Орден Бани! И значить оно будет, шо все мы перед Богом без портков ходим – шо ото в бане! И ему по барабану, шо мы на себя напялили, ибо только дело отличает одного голого хмыря от другого! – Д’Орбиньяк картинно выдержал паузу, обводя взглядом замерших слушателей. – Мадам, не поймите меня правильно, я имел в виду, шо это Богу без разницы!
– Велите звать их, сэр Френсис, – наконец отозвалась королева. – Но все же пусть предварительно оденутся!
Наше возвращение под сень институтских аллей было уже так близко. Казалось, еще чуть-чуть, еще день-другой, от силы неделя, и отработка деталей нашего таинственного исчезновения будет закончена. Принц Шарль де Бурбон, а вместе с ним его неугомонный адъютант покинут этот мир, толстый отчет о наших похождениях будет сдан в архив, а легенды о том, куда и при каких обстоятельствах мы подевались, еще долго будут бередить душу будущих историков покинутого нами сопредела.
Мишель Дюнуар, не желая мириться с утратой высококлассных внедренных агентов, яростно бомбардировал Центр требованиями продлить нашу командировку и обоснованиями дальнейшего пребывания институтских оперативников в роли стационарных агентов. До последних минут начальство не желало идти ему навстречу, но в тот день, когда он, радостно-возбужденный, точно ребенок, нашедший золотой соверен в рождественском носке, возник на канале связи, я без лишних слов понял, что возвращение задерживается. Как выражался Лис: «Вешайся, боец, дембель отменили!» Вести, пришедшие из Испании, подобно мечу древнего варвара, брошенному на чашу весов с римским золотом, неумолимо склоняли институтское руководство к поддержке требований Дюнуара.
Море, как обычно, оказалось благосклонным к неуемно-деятельному хозяину «Дерзновения». Он успешно достиг берегов Арагона, с шумным ликованием был принят в Мадриде, и спустя всего месяц уже весь католический мир судачил о том, каким ревностным католиком внезапно оказался принц Балтасар, чудом обретенный сын короля Филиппа II, как нежно ладит он с женой, как обоснованны его претензии на английский и шотландский престол, и вообще какое счастье, что все случилось именно так, как случилось!
