массивное резное хранилище ее одежд. Шкаф повернулся с неожиданной легкостью, впуская ее в темную комнату.
– Тайные символы этого святого покрывала, – негромко, но уверенно произносила Лаис, – облекут меня в броню спасения, благодаря силе Высочайшего, Анхор, Амакор, Амидес, Теодиниас, Анитор, поэтому моя желанная цель может быть достигнута посредством Твоей силы, о Адонаи! Ты, Которого я превозношу, Чья слава пребудет вовеки. Амен!
Закончив слова молитвы, Лаис быстро вступила в защитный круг, начертанный на полу. Прежде она уже намеревалась испробовать силу похищенного отцом сокровища, но каждый раз невольный страх перед неведомой мощью останавливал ее. Теперь страха не было. Его изгнал иной, куда более сильный, дышащий в спину оскаленными песьми мордами.
Лаис подошла к стоящему в круге треножнику и, подняв крышку, разгребла уголья. Рассеивая мрак, в чаше курильницы блеснул перстень. «Ни огонь, ни вода не истребят его! – прошептала Лаис. – Ни люди, ни время не умерят силы его». Она вытащила из пепла священный знак власти и осторожно надела его на указательный палец. «Все пройдет», – гласила надпись по его ободу. «И это пройдет», – гласила другая, с внутренней стороны кольца.
В голове Лаис, выстроившись, точно солдаты на плацу, появились заученные с детства имена семидесяти двух королей, герцогов, маркизов и губернаторов преисподней, покоренных властью мудрого царя Соломона и принужденных им повиноваться силе кольца. Лаис спешно перебирала характеристики каждого из них с их способностями и могуществом. «Вот, кажется, то, что нужно – Хаврес! Великий Герцог. По желанию заклинателя он уничтожит и испепелит его врагов!» Лаис зажгла священные огни и принялась возглашать распевно: «Я заклинаю тебя, о Дух Хаврес, всеми самыми великими и могучими именами Величайшего и Несравненного Господа Бога, приди быстро и без промедления, в какой бы части света ты ни находился…»
– А ну, где она?! – послышался за стеной яростный окрик.
«Распутин!» – обмерла Лаис.
– Госпожа больна, – попыталась было встать на его пути Глаша.
– Щас заболеет еще сильнее!
Лаис произносила слова, стараясь не частить и все же чувствуя, как сердце стучит, едва не выскакивая из груди.
– Эх! – послышался тяжелый удар.
Двери спальни застонали, но сдержали первый натиск. Второго удара замок не пережил. В этот миг в магическом Треугольнике появился огромный, жуткого вида леопард. Зверь оскалился, и Лаис едва не отшатнулась от треножника в центре защитного круга.
– Барыня не принимает! – послышался жалобный голос прислуги.
– Ну, где твоя барыня? Спряталась? Ничего, я отыщу!
Между тем, повинуясь воле заклинательницы, леопард превратился в ужасающего вида человека с глазами, пылающими огнем.
– Ага, схорон у тебя тут?! – донеслось из-за шкафа, а затем новый окрик. – Эй, тащите сюда колун!
«Увидишь, как тебе не поздоровится, если не будешь послушным, – как положено, пролепетала Лаис, испуганно глядя на демона. – Вот Пентакль Соломона, который я принесла до твоего появления…»
Тяжелый удар топором по задней стенке шкафа возвестил о том, что преследователь уже совсем близок к цели.
«Спаси меня!» – прерывая грозные требования, взмолилась Ланс.
В ту же секунду задняя стенка шкафа поддалась, и в проломе возникла злобная физиономия Распутина.
– Ишь, спрятаться хотела? Шалишь, от меня не спрячешься!
Он надавил плечом, выламывая доски, все еще преграждавшие ему путь.
– Не помогут тебе, ведьма, значки эти!
Лаис с ужасом глядела на взбешенного Старца и на пустой Треугольник. Вероятно, неоконченное заклинание и смятение Лаис отпустило демона восвояси.
– Ужо, я тебя! – Распутин, сделав шаг, вступил в Треугольник. Огни в углах его ярко вспыхнули, но это не произвело на Старца ни малейшего впечатления. Он сделал еще шаг, еще, вплотную подступая к кругу, остановился, ошарашеннно воззрился на сжавшуюся в ужасе девушку, развернулся и опрометью бросился прочь.
Улыбка на губах ротмистра Чарновского не предвещала противнику удачного исхода боя. К собственному стыду, Платон Аристархович чувствовал себя не лихим рубакой, гусаром, а тряпичной куклой, которую дергает за веревочки ярмарочный кукловод.
– …А затем, когда вы уже проваливаетесь, стараясь меня достать, – вещал фехтмейстер, не сбавляя темпа, – я пропускаю ваше оружие мимо себя и контратакую оттуда, откуда вы не ждете.
Конногвардеец с изяществом испанского торреро повернулся на месте, давая Луневу провалиться в пустоту, и тут же остановил клинок в миллиметре от затылка Платона Аристарховича.
– Шах и мат!
– Ваше благородие, ваше благородие! – В зал стремглав вбежал давешний вахмистр, подменявший Чарновского. – Вас к телефону требуют!
– Ну что ж, Платон Аристархович, отдохните. Если желаете, через пару минут продолжим.
Фехтмейстера действительно не было всего несколько минут, но, когда он появился вновь, о продолжении лекции-поединка речь уже не шла.
– Что-то случилось? – встревоженно глядя на обескураженное лицо обычно самоуверенного ироничного конногвардейца, поинтересовался Лунев.
– Звонила Лаис. Она говорит, что в Распутина только что вселился демон!
Глава 9
Чтобы надежно скрывать правду, ее надо досконально знать.
День выдался тихим и почти не морозным, что не было свойственно этой поре года, но весьма радовало Барраппу. В его родных краях и такая погода считалась бы стихийным бедствием, но он старался не подавать виду. Ибо теперь по документам этот уроженец Карнаве значился капралом сербского горнострелкового, князя Душана Негоша, полка, и подобные капризы природы не должны были его удивлять.
Среди прочих сербов, попавших в Россию после Албанского перехода, он числился то ли черногорцем, то ли вовсе крещеным турком, отчаянно храбрым, но нелюдимым. Откуда он взялся, толком никто не знал. Взялся. И проявлял чудеса в умении обращаться с оружием, в рукопашном бою и прочей воинской сноровке. Сам Барраппа, или, как теперь его звали, Петр Длугаш, о своем происхождении и талантах не любил распространяться.
Другие представители славного воинства «его родины» в большинстве своем еще сражались с австрийцами или находились сейчас на острове Корфу, куда были вывезены французскими и английскими кораблями отрезанные от основных сил разрозненные части сербской армии. Лишь немногим удавалось добраться до России, где планировалось создать отдельный Славянский легион.
Барраппа и трое его соратников были из числа тех немногих. Принятые как герои, они числились по спискам формируемой части и получали небольшое пособие на прожитие и питание. Конечно, грошей, выделенных казной на братьев-славян, не могло хватить на что-либо пристойное, но Петр Длугаш был доволен тем, что ему «подвернулось». Он жил на роскошной Большой Морской улице, снимая угол в дворницкой. Хозяин был вполне доволен своим жильцом. Тот всегда готов был помочь наколоть дров или же перетащить мебель жильцам четырехэтажного доходного дома. И если было в немногословном горце что-то странное – так это манера засиживаться часами у выходившего на улицу окошка и глядеть неведомо куда, бормоча что-то себе под нос. Впрочем, дворник и сам был чужаком в Северной Пальмире и потому вполне мог понять тоску серба по его далеким горам.
Но и дворник, и обитатели дома, с благосклонным безразличием принимающие мелкие услуги от сухощавого молчаливого капрала в темно-зеленой поношенной шинели, были бы сильно удивлены узнав, что на самом деле его имя Барраппа, и родился он вовсе не в Черногории, а в тайном городе Карнаве, затерянном где-то в Северной Африке.
