иллюстрации, на которой невысокий лобастый человек, яростно жестикулируя одной рукой, второй держался за пиджак так, будто опасался, что в ходе дискуссии его отберут. – Это социал-демократ, Владимир Ульянов. Клички: Старик, Николаев, Ленин. Он был на фотографии в розыскном деле. Стало быть, это он возглавит переворот?
Чарновский едва заметно приподнял уголки губ.
– Это и впрямь социал-демократ, большевик Владимир Ильич Ульянов, более известный как Ленин. Он действительно возглавит переворот и станет главой нового государства. Но это будет чуть позднее. Сейчас этот несомненно выдающийся человек скрывается в Швейцарии и даже помышлять не смеет об успехе своей революции. Партия его разгромлена столь основательно, что у германского командования пока даже в мыслях нет использовать ее потенциал для разрушения государства российского.
– А позднее, стало быть, такая мысль появится? – настороженно поинтересовался контрразведчик.
– Появится, – кивнул Чарновский. – Впрочем, Ульянов не будет шпионом Германии, как об этом станет модно заявлять после очередной революции восемьдесят лет спустя. Скорее его можно назвать союзником Вильгельма. Если, конечно, человек и партия могут быть союзниками государства. Придя к власти, они поведут тайную войну против вчерашних заказчиков и финансистов революции. И немало в этом преуспеют. Германская империя исчезнет с политической карты, очень ненадолго пережив российскую. И все же, – продолжал конногвардеец, – остановить мы должны не его. Будучи гениальным тактиком, Ульянов лишь почувствовал, когда наступил удачный момент для удара и прекрасно воспользовался представившимся шансом. Но отнюдь не он этот шанс создал.
– Не он? Тогда кто же? – Лицо Платона Аристарховича выразило недоумение, и его привычный к аналитическим нагрузкам мозг начал спешно перебирать сотни имен и фотографий, виденных им за последнее время в личных делах возмутителей спокойствия. – Всех этих бомбистов, браунингистов и агитаторов.
– Не мучьте себя догадками, – видя появившиеся на лбу Лунева морщины, покачал головой его визави, – их нет среди революционного подполья. Это завзятые монархисты, имена которых сейчас постоянно на слуху. Полагаю, о господине Родзянко вам долго рассказывать не надо?
– Председателе Государственной думы?
– Да уж не о победителе кубка Дерби, – кивнул Чарновский. – Кто такой господин Гучков, думаю, тоже вам говорить не надо?
– Глава военно-промышленного комитета, – тихо произнес Лунев.
– С генералом Гурко, полагаю, вам тоже встречаться доводилось?
– Да, – подтвердил Лунев. – Мне приходилось с ним работать в Маньчжурии десять лет назад.
– Что ж, вот вам великий Триумвират, который по примеру младотурков намерен править Россией. Как вам герой англо-бурской войны Гучков в роли Энвер-паши?
– Бивали-с!
– На это вся и надежда, – улыбнулся Чарновский. – Но сейчас идея перехватить царский поезд и заставить Николая II отречься от престола только начала бродить в неуемном мозгу этого отъявленного авантюриста.
– Откуда вам сие известно? – привычно уточнил контрразведчик.
– Военная ложа, сформированная Гучковым совместно с Гурко, начала свою деятельность еще перед войной. В нее входят ряд высших чинов армии и флота, в том числе генерал Поливанов, которого очень скоро Распутин пожелает сделать военным министром. К счастью, мне удалось привлечь в свою ложу некоторых из этих высокопоставленных «военцев», поэтому я получаю полную информацию о деяниях монархической оппозиции.
Итак, вот вам три карты, о которых так мечтал несчастный герой «Пиковой дамы»: господин Родзянко предполагается регентом при малолетнем царевиче или же, если дело не сложится, президентом; Гучков – военным министром и главнокомандующим; председателем Совета Министров предполагается усадить князя Львова. Этот деятель еще не сказал своего веского слова, пока он возглавляет Земский союз – весьма странную организацию, основной функцией которого станет перекачка и отмывание денег заговорщиков.
– Вы упоминали Гурко.
– Будущий начальник Генерального штаба.
– Мишель, – прервал Чарновского подошедший сотник, – у нас тут небольшая проблемка нарисовалась – хрен сотрешь: там, по дому Распутин шарится, шо блоха в собачьем хвосте.
– Ну да и черт с ним. Пошарится и уйдет.
– Оно, конечно, так, – с сомнением проговорил Сергей. – Только боюсь, шо он тут до нашего появления временно пропишется. Он Лаис ищет. И вообще, на кой ляд нам сдались такие постояльцы? Солидную уважаемую конспиративную квартиру превратят в бордель. Кто тогда сюда приедет? То есть я понимаю кто, но это ж не наш контингент!
Да, кстати, Платон Аристархович! Мне в общем-то по бубну, но Распутин надыбал этого сербского капрала сирийского разлива и воспылал к нему каким-то нездоровым влечением. Вышеславцев – кремень, уперся рогами в стену и в бессознанке твердит, что без вашего личного приказа он арестованного шпиона никому не отдаст.
– Пожалуй, действительно пора идти. – Лунев раздраженно поджал губы. – Не хватало, чтобы всякий мелкий уголовный сброд вмешивался в дела контрразведки.
– Платон Аристархович, – покачал головой Чарновский, – не забывайте, в Распутине сидит демон.
– Тем более, – Лунев одернул китель, – с вашего позволения, я должен откланяться.
– Да, конечно, как пожелаете, – развел руками конногвардеец. – Серж вас проводит.
– А то! Конечно. И я, и Конрад, ну в смысле настоящий Конрад. Я его уже в чувство привел. Он несколько изменился с последней встречи, но в целом узнать можно.
– Честь имею! – Полковник склонил голову.
– Полагаю, мы еще продолжим нашу беседу. И ради бога, не забудьте о госпоже Сорокиной и знамени Либавского полка.
Когда сотник лейб-гвардии Атаманского полка вылез из винного погреба, по-ковбойски вращая на пальце наган, от него отчетливо благоухало мадерой. От Конрада Шультце, шествовавшего перед ним с понурой головой, вином не пахло. Он озирался по сторонам затравленно, точно пойманный в силки хорек, и кроме внешнего облика ничем более не напоминал того ловкача, который столь непринужденно ушел от жандармского конвоя всего несколько минут назад. Да и образ был, как говорится, пожиже. Не выпуская револьвера, атаманец утер пот со лба и подытожил:
– Ишь ты, падлюка! От кого уйти хотел, наивняк?!
Полковник Лунев, появившийся на свет из подземелья за этой парочкой, недовольно покачал головой:
– Сотник, не стоит держать оружие на взводе! Это опасно.
– Конечно, опасно, Платон Аристархович, – не замедлил с ответом его помощник. – Да будь эта штуковина безопасной, я б уж лучше букет фиалок носил. Толку в нем тоже никакого, зато не в пример ароматней.
Наверху послышался выстрел.
– Что тут у вас происходит? – обеспокоился контрразведчик. – Почему стрельба?
– Ваше высокоблагородие, – с тоскою в голосе начал жандарм у дверей. – Это полковник барон Врангель стреляет. У его милости с собой маузер оказался, вот и палят в двери.
– С чего бы это вдруг? – ошарашенно поглядев на присутствующих, выдохнул Лунев, вспоминая недавно оставленного им благодушного полковника.
– Так как же?! Распутин приехал, да захотел в том месте обосноваться, где его милость нынче засели. А барон Старца матерно послал, мол, «всяка шваль ему указывать смеет». Так Григорий Ефимович, стало быть, прапорщику нашему велел те палаты хоть с боем брать. Вот господин полковник и отстреливается. А еще он прям оттуда, сказывает, в полк свой позвонил и велел учебному эскадрону в полном составе сюда иттить.
– Господи, какой кошмар! – покачал головой контрразведчик. – Что происходит в родном Отечестве?! Где этот чертов Старец?
