насчитывается двадцать поколений литейщиков и кузнецов — столь древней родословной вряд ли могут похвалиться царедворцы Чжу Юань-чжана.
После свержения монгольского владычества в Сычуани, в Хэбэе и Гуандуне построено было много новых чугуноплавильных печей, принадлежащих казне (самая большая из них находилась в Лунжоу, в Сычуани), и на эти заводы отправлено было немало государевых крепостных и рабов.
По отчетам управителей казенных заводов — тье-гуаней, за год во всем Китае выплавляется восемнадцать миллионов цзиней железа (около десяти тысяч тонн), и в чушках и болванках металл везут к пристаням на Сицзяне и Янцзы, чтобы переправить его на кораблестроительные верфи и в оружейные мастерские.
Южнее, в Гуанси и Юньнани добывают медь, олово и серебро. Юньнань, самая южная земля Китая, недавно лишь окончательно присоединенная к империи, это истинное «серебряное» дно, и, по мнению опытных рудознатцев, серебра здесь может хватить на многие века, они считают, что в юнънаньских недрах серебра больше, чем во всех прочих областях страны, вместе взятых.
Во многих фу (округах) страны производят фарфор. Еще издавна получили известность изделия мастерских в Гуаньяо близ Кайфына, старой столицы сунских императоров. Но ничего подобного новым казенным мастерским в Цзиндэчжэне, что в Цзянси, Китай еще не знал. Здесь построено три тысячи печей для обжига фарфора и работает несколько десятков тысяч человек, и этот фарфоровый город раскинулся на площади в тридцать пять квадратных ли (около десяти квадратных километров). Белый, как снег, чистый и мягкий каолин добывают поблизости, а кобальтовую краску для синего фарфора доставляют сюда с берегов Калимантана (Борнео). Мастерские в Цзянси, Хэнани, Хэбэе, Чжэцзяне и других китайских землях выпускают миллионы изделий с прозрачной цветной глазурью, голубой, синей, алой и зеленой, фарфор с изумительно тонким кружевным узором. На вес золота ценятся почти прозрачные чаши с глазурью цзихун цвета бычьей крови; только китайским мастерам ведомы секреты окраски фарфора. Эти благородные изделия пользуются неизменным спросом в Индии и на Ближнем Востоке, в Средней Азии и далеком Средиземноморье. Проходя через десятки рук, китайский фарфор попадает в Европу; короли из дома Валуа и банкиры из династии Медичи ценят эти хрупкие изделия даже не на вес золота — много ли весят тонкие, как лепестки лилии, вазы и чаши из страны Китая? — и сотни флоринов они готовы заплатить за сервиз работы цзянсийских мастеров, И только у китайцев фарфоровая мебель и статуи, фарфоровые дома и башни.
Выделкой шелковых тканей Китай славился с незапамятных пор. Но десятки новых мастерских появились после изгнания монголов и двадцать особых окружных палат создано для управления казенными предприятиями; эти мастерские дают куда больше тафты, газа, шелкового полотна, кисеи различных сортов, парчи великолепных расцветок, нежных и в то же время глубоких и ярких, чем шелкоткацкие предприятия Сунской и Монгольской эпох. Через руки размотчиков, крутильщиков, красильщиков, чесальщиков, ткачей, мастеров набивки узоров, работающих сообща под одной крышей, проходят коконы и пряжа, которые постепенно превращаются в скрипучую, легкую ткань с ослепительным блеском. Каждый из них выполняет определенные операции, и шелк создается в процессе разделения труда, а крупные мастерские по характеру своему уже напоминают мануфактуры.
Вот как описывает один из центров шелкоткацкого ремесла — город Шэнцзэчжэнь близ Сучжоу — автор Минской эпохи:
«Городок населяет множество народа… все они занимаются прядением шелковых тканей, и шум ткацких станков слышен всю ночь напролет. По обе стороны рынка тянутся помещения скупщиков числом более тысячи ста. Мастерские в дальних и ближних деревнях ткут шелк, и все приходят сюда на рынок. Множество торговцев-скупщиков слетается в это место со всех сторон».
В восточной части города Сучжоу, говорится в другом источнике, все заняты ткачеством и работают в больших и малых мастерских, каждый ткач имеет свою узкую специальность и получает поденную плату.
В казенных фарфоровых мастерских в Цзиндэчжэне и в других местностях рабочие делились на пять групп и на двадцать два разряда. Ткацкие заведения в Кайфыне, Нанкине и в городах Чжэцзяна, Фуцзяни и Гуандуна выпускали различные сорта хлопчатых тканей.
Создаются специализированные мастерские: в некоторых из них выделывается лишь белое полотно лучшего качества
А для того чтобы непрерывно работали мастерские казны, насыщая китайские и чужеземные рынки товаром, власти строго следят за выполнением императорских указов, которые не только определяют годовой выпуск продукции, но и предписывают каждому землевладельцу в обязательном порядке отводить определенную долю земли под тутовые деревья, хлопок, коноплю. У кого земли от пяти до десяти му [17], говорят эти указы, должен отвести половину му под каждую из названных культур, «а буде участок больше десяти му, доля сия должна соответственно удваиваться».
Бумагу вырабатывают в Аньхое, Чжэцзяне, Фуцзяни, Хунани, Цзянси и на юге страны в казенных и частных мастерских.
Используется самое разнообразное сырье — бамбук, лубяные культуры, тряпье, рисовая солома, изготовляются десятки сортов и видов бумаги, и вывозят ее во все страны мира.
Далеко позади осталась младенческая пора книгопечатания, когда текст оттискивался с гравировальных досок. Широко применяются доски со сменными литерами — медными, оловянными, свинцовыми; появляются цветные печатные ксилографии — гравюры на дереве. Способ сменных литер китайские печатники знали уже в Сунскую эпоху, лет за 400 до Гутенберга, но прежде эти технические новшества не находили такого широкого применения; книга в Минскую эпоху получает куда большее распространение, чем в прежние времена, хотя, как и раньше, безмерно трудная грамота остается недоступной шестидесятимиллионному китайскому народу [18].
Нужна зеленая улица
Казалось бы, что казна, которая владела львиной долей китайских предприятий самого различного типа и которая придерживалась в части внешней торговли жесткого режима монополии, установленного в Сунскую эпоху, была остро заинтересована во всемирном расширении местного и чужеземного рынков. Ее интересы явно совпадали с интересами богатого и влиятельного купечества приморских городов. Кроме того, особые обстоятельства, подобные тем, которые во многом определяли торговую политику сунского времени, определяли и жизненно важное значение морских связей.
Ведь Минский Китай в отличие от державы Хубилая и его преемников не поддерживал с Западом сношений по суше.
На его западных рубежах велись непрерывные войны, его врагами были монголы и мощная империя, созданная в кровавых завоевательных походах последних десятилетий XIV века Тимуром, империя, в границы которой входила Средняя Азия, Иран, часть Северной Индии и часть Ирака и Малой Азии.
Старая домонгольская и монгольская система торговых дорог, которые по сухопутью связывали Китай с Передней Азией, вышла из строя. К семидесятым годам XIV века прервались сношения Западной Европы с Китаем, исчезли генуэзские торговые фактории в Зайтоне. Ослабли связи с Ираном и Средней Азией, пески пустынь поглотили заброшенные города на Великой Шелковой дороге. Руины этих убитых песками городов археологи находят и в бассейне Тарима и в Ордосе. Одним ил таких мертвых оазисов является город Хара- Хото, открытый замечательным русским путешественником П. К. Козловым.
В этих условиях китайская торговля нуждалась в «зеленой улице» на Южноазиатском морском пути, который с ханьских времен связывал Серединную империю со странами Среднего и Ближнего Востока.
А между тем положение, которое создалось в конце XIV века, было мало утешительным.
По причинам не вполне ясным, Чжу Юань-чжан не склонен был поощрять заморскую торговлю. Возможно, безуспешная борьба с японскими пиратами настраивала его на пессимистический лад [19], но так или иначе связи с южными морями ослабли во второй половине XIV века. В 1374 году были совершенно упразднены палаты внешней торговли в Чжэцзяне, Фуцзяни и Гуандуне и около этого времени запрещено было приватным особам выходить в море на кораблях, имеющих
