И на возражения министра, воспитанного совсем в ином духе, Чэн-цзу отвечал так: «Я не должен ничего запрещать, чтобы не подрывать добрые намерения двора и не умалять тот дух покорности и уважения [к Китаю], которым воодушевлены дальние народы. Поступать так, значит вершить важное дело».
Но, может быть, подобные «фритредерские» мысли были высказаны Чэн-цзу лишь к случаю и касались лишь взаимоотношений с Японией?
Предположение это приходится отвергнуть: точно с такими же декларациями Чэн-цзу выступал в связи с делами, которые ни в какой степени не касались китайско-япон-ских связей.
Так, во втором месяце 1405 года он принял следующее решение о торговле с «сычуанскими варварами», племенами, обитающими на юго-западных границах империи:
«Надо дозволить обоюдный торг в пограничной полосе, дабы удовлетворить нужды страны и побудить отдаленные народы к [торговым] поездкам [в Китай]».
В том же, 1403 году Чэн-цзу направил послов Ма Биня, Ли Сина и Инь Цзина на Яву, в Сиам и Индию. Одновременно ко двору явились послы из дальних стран Западного океана, в частности из Каликута и страны Соли (Коромандельский берег Индии), радушно принятые императором. Им разрешено было ввезти в Китай перец без уплаты пошлин; одновременно был отдан приказ немедленно начать подготовку к отправке китайского посольства в страны Западного океана, причем для этой цели ведено было снарядить двести пятьдесят кораблей.
План этот в 1404 году был изменен, но лишь в количественном отношении: решено было послать не двести пятьдесят, а шестьдесят с лишним судов. Вскоре в необыкновенно быстром темпе началась подготовка к отправке в заморские страны этой экспедиции.
То крайне неблагоприятное для китайской торговли положение, которое создалось на Южноазиатском морском пути в годы правления Чжу Юань-чжана, могло быть выправлено лишь в случае, если бы Китаю удалось наладить действенный контроль на этой великой морской дороге и основать в странах Западного океана сеть факторий и баз, постоянно связанных с Серединной империей.
И возможно, что, поощряя в первые годы своего правления чужеземных купцов к торговле с Китаем и посылая в дальние заморские страны миссии дружбы, Чэн-цзу выполнял предначертания куда более обширного плана.
Отметим, кстати, одну чрезвычайно характерную особенность, которая с незапамятных пор определяла стиль дипломатических отношений Китая с иноземными государствами. Считалось, что китайский император является верховным сюзереном всех властителей. Не только соседняя Япония, но царства Индии, Ирана и Средней Азии, Византия и Египет в глазах китайских государственных деятелей и законоведов были вассальными владениями Китая. Поэтому во всех династийных историях подарки, которые привозили с собой послы, назывались данью, а государи, которые направляли в Китай своих послов, именовались вассалами и данниками «Сына неба». Когда Хубилай потребовал, чтобы все его западные и южные соседи — Япония, Бирма, Тьямпа и Ява — всерьез и надолго признали свою полную зависимость от Империи, древние дипломатические принципы сразу же вступили в противоречие с практикой. Хотя монголы не только ссылались на прецеденты тысячелетней давности, но применили в качестве ultima ratio — последнего довода — силу оружия, все же подчинить себе этих псевдовассалов им так и не удалось.
Чэн-цзу, не отказываясь от своих сомнительных прав на вселенский сюзеренитет и опираясь на дипломатические нормы, которые, вероятно, и в его глазах были чистой фикцией, мастерски использовал их в своей внешней политике. Посылая миссии в страны Западного океана, он выступил не как завоеватель. И не мечом должны были добиться его послы успеха в дальних южных и западных странах. Послы эти шли туда торговать и вести мирные переговоры, но десятки огромных кораблей и десятки тысяч матросов и солдат на борту этих кораблей бесспорно должны были внушить властителям южноазиатских стран уважение к Китаю и показать им, что речь в данном случае идет не о заурядной дипломатической церемонии [21].
От этой демонстрации до установления контроля на морских путях дистанция была не так уж велика, хотя, вероятно, сам Чэн-цзу не предполагал, что многокорабельные миссии в южные и западные страны окажутся столь действенными и успешными.
Флотилия западного океана
Посмотрим теперь, каким образом снаряжались эти дипломатические армады. Первый указ Чэн-цзу о снаряжении экспедиции дан был в третьем месяце (марте) 1405 года. Этим указом главой ее назначался Чжэн Хэ, а его помощником евнух Ван Цзи-хун. Подготовка, видимо, уже начата была раньше и ее удалось закончить к осени того же 1405 года. Она велась на Люцзяхэ, на реке, которая с юга впадала в Янцзы в сорока километрах от Усуна (пригорода Шанхая).
Именно здесь в эпоху Хубилаябыли организованы знаменитые зерновые флотилии, и мы уже отмечали, что дельта Янцзы, колыбель китайского флота, со времени зерновых экспедиций стала обетованной землей для всех, кто стремился строить корабли или бороздить на них ближние и дальние моря. В дельте и в приморских землях Южного
Китая в избытке имелись мастера-умельцы, знатоки всевозможных корабельных дел, поэтому и подбор экипажей удалось провести очень быстро.
Дельта Янцзы с ее многочисленными озерами, протоками, рукавами, каналами была идеальным убежищем для кораблей. От разливов берега этих водных артерий были надежно защищены двойным рядом плотин, сооруженных в VII веке. Чуть выше дельты лежала вторая столица Китая — Нанкин, а на озере Тайху, соединенном широким каналом с Люцзяхэ, располагался богатый и многолюдный город Сучжоу.
Корабли строились не только в устье Янцзы, но и на берегах Чжэцзяна, Фуцзяни и Гуандуна и затем стягивались к якорным стоянкам на Люцзяхэ, где назначен был сбор флотилии.
Здесь флотилия была сформирована и подготовлена к выходу в море. Это была грандиозная экспедиция. В ее состав входило шестьдесят два корабля, на которых находилось двадцать семь тысяч восемьсот человек. Самые большие корабли в длину достигали сорок четыре чжана (сто сорок метров) и в ширину восемнадцать чжанов (пятьдесят восемь метров).
Корабли средней величины соответственно имели тридцать семь и пятнадцать чжанов (сто восемь и сорок восемь метров). Цифры эти буквально головокружительные. Ведь наибольшая (по килю) длина каравеллы первой экспедиции Колумба «Санта-Мария» не превышала восемнадцати с половиной метров, при максимальной ширине семь и восемь десятых метра. При этом данные о размерах кораблей флотилии Чжэн Хэ вовсе не преувеличены. За полстолетия с лишним до плаваний Чжэн Хэ арабский путешественник Ибн Баттута видел в Цюаньчжоу суда, которые несли на борту тысячу человек (шестьсот солдат и четыреста матросов). О гигантских китайских кораблях говорят и Марко Поло и Одорик Порденоне, да и те сведения о морских судах Сунской эпохи и периода владычества монголов, которые дошли до нас, подтверждают, что летописцы походов Чжэн Хэ не грешили против истины.
Корабли эти были отлично приспособлены для дальнего плавания. Приземистые, крепкие и вместительные суда с многослойной обшивкой и множеством кают, камбузом, ретирадами несли паруса из тростникового плетения, необыкновенно прочные и легкие, которые растягивались на реях. Перемена положения парусов достигалась брасопкой-поворотом рей в нужном направлении.
При штиле суда передвигались на веслах, подобно большим европейским галерам. Весла были огромной величины, и Ибн Баттута указывал, что на каждом весле сидит не менее тридцати гребцов. Мореходные качества этих кораблей были весьма высокие. Они могли следовать круто к ветру и отлично лавировать, им не страшны были ни открытые водные пространства, ни узкие проходы с коварными рифами и мелями.
Шестьдесят два корабля и двадцать семь тысяч восемьсот восемьдесят человек! Трудно себе представить масштабы такой флотилии, взяв при этом в расчет, что она снаряжена была в начале XV века, а не в XIX или XX веке. Ведь во второй экспедиции Колумба, в этом необычном по европейским масштабам походе, принимало участие полторы тысячи человек на семнадцати кораблях.
У Магеллана было пять кораблей и двести шестьдесят пять спутников. Правда, в пресловутой
