всего 19 человек. [19 — ГУ ЦАНО, Ф. 2491, Оп. 1, Д. 26, Л. 9.] Меры по организации рабочего места постоянно предпринимались и в дальнейшем, однако носили они явно кампанейский характер.
20 марта 1934 г. Совет Труда и Обороны СНК СССР принял постановление «О системе артиллерийского вооружения РККА на вторую пятилетку». Эта система вооружений предусматривала комплексное перевооружение артиллерии новыми образцами орудий и боеприпасов. При этом заводу «Новое Сормово», как одному из ведущих, поручалось производство 76-мм полууниверсальной дивизионной пушки Ф-20 разработки ГКБ-38.
В это же время многие военные, в т. ч. и маршал Тухачевский, поддерживали идею создания универсальных орудий. Они в отличие от специальных должны были решать задачи в борьбе со всеми типами целей: наземными, воздушными, бронированными и т. п., путем комбинированного сочетания в конструкции элементов зенитного, противотанкового и полевого орудия. Полууниверсальная же пушка Ф-20, по сути, являлась компромиссным вариантом.
Еще в январе 1934 г. на завод № 92 «Новое Сормово» переехало конструкторское бюро во главе с В. Г. Грабиным. Как потом оказалось, это событие стало ключевым пунктом в истории этого предприятия.
Грабин был личностью весьма противоречивой. Одни по сей день считают его чуть ли не «гением советской артиллерии», другие — авантюристом и шарлатаном. Так или иначе, будучи человеком очень амбициозным и авантюрным по натуре, он в то же время являлся типичным приспособленцем сталинской эпохи. Грабин лучше других понимал, что для того, чтобы стать знаменитым конструктором, а этого он, безусловно, желал, вовсе не обязательно конструировать какие-то выдающиеся пушки. Главное, эффектно представить свое творение руководству страны и в первую очередь товарищу Сталину.
Военный историк Виктор Мальгинов дал очень точную характеристику конструктору: «Грабин ставил себе в заслугу так называемый „скоростной метод проектирования“, широко применявшийся в его КБ. На деле это означало, что при проектировании не производилась проверка всех выполняемых расчетов, альтернативные варианты конструкторских решений не рассматривались, конструкция не оптимизировалась. Опытный экземпляр пушки делался очень быстро (о чем соответственно громко рапортовали), а затем начинался долгий и мучительный процесс доводки. Сэкономленный во время проектирования день оборачивался лишним месяцем доводки». [20 — Мальгинов В. Против танков.//М-хобби, № 2 (68), 2006, с. 28–29.]
Приказом по заводу от 15 января 1934 г. Грабин был принят на должность начальника КБ. При этом он являлся сторонником специальных орудий, то есть предназначенных для определенной тактической задачи. Разработку такого вида орудий поддержал нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе. Последний не только одобрил работы по созданию специальной дивизионной пушки, но и выделил средства для премирования ее будущих создателей, дал соответствующие указания директору завода № 92.
Надо сказать, что отношения Грабина с Радкевичем, да и с последующими директорами завода № 92, складывались непросто. Радкевич видел в конструкторском бюро всего лишь помощника в освоении массового производства. Грабин же хотел изобретать, творить и внедрять в производство собственные разработки. Это сразу же создало почву для конфликтов. Однако используя свою напористость, нередко переходившую в наглость, привлекая всевозможные связи в вышестоящих ведомствах, конструктор сумел навязать руководству завода именно разработку и внедрение новых артиллерийских систем.
Изготовление опытного образца Ф-20 завод закончил уже в феврале того же 34-го года. В апреле он прошел заводские испытания на полигоне, после чего началось изготовление опытной партии в количестве трех штук. В ходе последующих стрельб выявилось, что полууниверсальность, а именно требование по борьбе с воздушными целями, отрицательно сказывалась на массе пушки и снижала ее характеристики, как полевого дивизионного орудия. Тем не менее завод приступил к освоению серийного производства Ф-20. С этого времени артиллерийское производство получило наибольший удельный вес в программе завода.
Параллельно КБ Грабина разрабатывало и внедряло проект специальной 76-мм дивизионной пушки Ф-22. Однако в начале работы по этим двум орудиям шли медленно. Не хватало сборочных площадей. Сварка еще не была внедрена, и детали скреплялись заклепками. Изготовление стволов осложнялось тем, что Главное артиллерийское управление (ГАУ) РККА требовало обеспечивать живучесть пушки в 10 тыс. выстрелов. Это заставило ввести в конструкцию ствола сменную трубу — лейнер. Забегая вперед, можно сказать, что опыт Второй мировой войны показал, что замена лейнеров не проводилась, поскольку дивизионные пушки просто достигали такого числа выстрелов за всю войну. В дальнейшем перешли к стволам-моноблокам, что значительно удешевило и упростило производство орудий.
В первые годы работы предприятия неудовлетворительно функционировал планово-оперативный отдел завода. Отсутствовало межцеховое планирование, в результате чего «завод работал без необходимых заделов и с резким невыполнением программы». Характерным явлением было огромное количество сверхурочных часов (только в апреле 1934 г. — 2800 часов), но в это же время простои только по машиностроительному цеху составили 9000 часов. [21 — ГУ ЦАНО, Ф. 2491, Д. 58, Л. 132.]
Руководство завода попыталось лимитировать сверхурочные работы, но это лишь повлекло за собой их укрытие. Так, в июле того же года в ходе проверки в машиностроительном цехе обнаружилось примерно 1000 сокрытых сверхурочных часов, отраженных только в первичных цеховых документах. В феврале 1935 г. на заседании завкома в очередной раз был поднят вопрос о сверхурочных. На нем были приведены данные о том, что за прошедший 1934 г. завод использовал свыше 120 тыс. сверхурочных часов, не считая «неофициальных», скрытых. Руководству предприятия рекомендовали существенно улучшить планирование производства.
В течение 1935 г. в ходе проверок по цехам также постоянно выявлялись превышавшие лимит сверхурочные часы. Например, в апреле в механическом цехе № 1 обнаружились 1295 «неучтенных часов». В 1936 г. разрешения на сверхурочные часы уже выдавались лично директором завода и только по особо важным военным заказам. Так, в ноябре были разрешены сверхурочные на производстве орудий Ф-22 при условии соблюдения закона об использовании сверхурочного времени. Однако это сразу повлекло за собой многочисленные нарушения: перерасход лимита по цехам, почти круглосуточную работу с использованием труда подростков и работу по выходным дням.
Изучение нескольких выборочно взятых журналов механических испытаний за 1934–1935 гг. показывает, что ситуация с качеством продукции также не изменилась. Так, на механических испытаниях кожуха орудия Ф-20 из 200 плавок не выдержали испытаний 88, или 44 %. На механических испытаниях трубы системы Ф-22 из 195 плавок не выдержали испытаний 79 (40 %), на испытаниях кожуха Ф-22 из 432 плавок не выдержали испытаний 187 (43 %). [22 — ГУ ЦАНО, Ф. 2491, Оп. 1, Д. 143, Л. 1-280.] Таким образом, в среднем 42 % деталей не соответствовали нормам прочности!
Вот типичный выявленный пример появления брака: «11 июня в погоне за тоннажем исполняющий обязанности сменного тов. Баженов вел плавку № 961 с резким отступом от инструкции (дал 45 % ферросилиция), что способствовало восстановлению фосфора и заранее обрекало на непопадание в анализ и обрекало эту плавку в брак из-за высокого содержания фосфора.
Желая доказать, что анализ хорош, тов. Баженов отдал распоряжение браковщику Плахову переложить три слитка с плавки № 967 с хорошим анализом в плавку № 961, пытаясь провести всю плавку, как годную. Был подменен и контрольный брусок. 16 июля тов. Баженов в свою смену, перепутав анализ хромомолибденовой стали, вывел плавку в брак из-за пониженного содержания хрома». [23 — Там же, Д. 58, Л. 164.]
Надо отметить, что наказания, которые несли бракоделы, были чаще всего мягкими. В декабре 1934 г. мастер инструментального цеха Ефимов при закалке ударников для механического цеха № 2 проявил «сугубую небрежность», в результате чего сразу 33 детали вышли в брак. Он же «проявил небрежность» при хранении мазута, в результате чего 27 декабря произошел разлив 1,2 тонны. За это с нерадивого мастера взыскали 100 рублей, и все. [24 — Там же, Д. 111, Л. 33.]
Нередко брак возникал из-за халатности разметчиков. Например, в июле 1935 г. разметчик Якинин при разметке боевых осей орудия Ф-22 разметил уступ не по длине оси, а внутрь, в результате чего общая длина оси уменьшилась на 50 мм. Разметчица Кукушкина неправильно разметила валки Ф-22, в результате те полностью ушли в брак. В августе 1935 г. в установочной партии 76-мм орудий Ф-19 в результате недоброкачественной работы выявился ряд дефектов: при фрезеровке наружного контура карабин не выдерживал размеры ввиду неправильной наружной обработки. После сверления получался перекос отверстия под ось рукоятки затвора и нарушался калибр ввиду неправильной установки казенника и его расцентровки. При долблении под ось удержника патрона произошло смещение паза. По стволам: при фрезеровке направляющих произошло смещение контура из-за неправильной установки ствола на приспособлении, слесарная разделка паза борозды была сделана с провалом и т. д.
Причинами этих явлений в приказе по механическому цеху № 1 были названы «небрежность рабочих, недостаточное внимание наладчиков и мастеров». [25 — ГУ ЦАНО, Ф. 2491, Оп. 1, Д. 200, Л. 119.] В цехе накопилось 18 стволов пушки Ф-19. Часть из них были бракованными, часть имели дефекты. В августе 1935 г. отправленные на полигон две горные пушки были сняты с отстрела из-за выявившегося брака при сборке (не работал затвор). [26 — Там же, Л. 144.]
В связи с переходом завода в 1936 г. на нефтегаз, как на основное топливо, от главных его потребителей, в частности, литейного цеха, стали требовать экономить мазут и использовать газ. Однако из-за низкого давления и плохого качества газа мартеновские печи не могли работать на полную мощность и давать нужную температуру. Это также отрицательно сказывалось на качестве литья. Нередко цех просто отказывался принимать газ и вопреки приказам директора продолжал использовать мазут.
В первые годы большие проблемы возникали и в энергетическом хозяйстве завода. Зачастую рабочие энергоподстанций и силовых установок не имели элементарных знаний и образования или относились к ответственной работе халатно. Часто происходили перегрузки электросети, неравномерно подавалось отопление. Например, 25 марта 1934 г. цехи были протоплены до +20 °C, а в заводском жилом поселке в это же время почти замерзли батареи. [27 — Там же, Д. 62, Л. 11.] Впрочем, это неудивительно, если учесть, что для отопления части заводских помещений использовался списанный паровоз!
Постоянно происходили аварии, отключалась электроэнергия в цехах. Нередки были случаи сна электриков на рабочем месте, неправильного включения приборов, оставления оборудования без присмотра, неправильного обращения с трансформаторами. Вследствие этого постоянно происходили пожары и аварии. [28 — ГУ ЦАНО, Ф. 2491, Оп. 1, Д. 62, Л. 15–35.]
В начале 1935 г. принимались активные меры по ускорению внедрения в производство новых орудий. Так, 8 февраля вышло распоряжение по механическому цеху № 1 об организации бесперебойной трехсменной работы по деталям пушек Ф-20 и Ф-22. [29 — Там же, Д. 200, Л. 22.] В конце мая завод завершил сборку первых «двадцать вторых», которые по инициативе наркома Орджоникидзе, директора завода Радкевича и конструктора Грабина были выставлены на государственные испытания.
День 14 июня того же года стал определяющим для развития советской артиллерии в целом и для завода «Новое Сормово» в частности. На подмосковном полигоне были представлены самые разные образцы орудий, в т. ч. несколько калибром 76 мм. На испытаниях присутствовали Сталин, Ворошилов, Тухачевский, Буденный и другие. Действуя наглее и хитрее конкурентов с Кировского завода в Ленинграде, Грабин сумел там эффектно подать пушку Ф-22, как лучшую в своей гамме орудий, и при этом понравиться лично самому товарищу Сталину.
