К тому времени я наладил производство коммерческих ларьков, что оказалось очень выгодным. Мэр города громогласно объявил о развитии малого бизнеса и позволил народу торговать. Торговые палатки появлялись в городе как грибы после дождя. Это было исключительно выгодным мероприятием для всех. Во-первых, для населения, ведь в маленьких магазинчиках товары были дешевле, чем в больших магазинах; во-вторых, многие люди, оставшиеся без работы после массового закрытия предприятий, могли прокормить себя, занимаясь этим не требующим больших капиталовложений бизнесом; в-третьих, каждый ларек платил налоги в городскую казну. Ну и, конечно, самое главное: разрешение на открытие ларька давал лично мэр. А это значит, что и его семья была сыта и довольна.
Но потом к власти пришел другой мэр, еще не совсем довольный и недостаточно сытый, и потребовал снести коммерческие ларьки – они уродуют внешний вид прославленного города. На этом мой бизнес кончился.
Я рассказываю об этом, чтобы было понятно мое состояние в то время. Я метался в поисках стабильного и перспективного бизнеса. Мне не давали покоя лавры наших отечественных олигархов, с завидной легкостью покупавших заводы, месторождения и целые отрасли. Я был не настолько глуп, чтобы не понимать, что это возможно только при содействии властей, но таких связей и знакомств у меня пока еще не было.
Безусловно, у этого факта были как объективные, так и субъективные причины. Моих накоплений было недостаточно, чтобы удовлетворять аппетиты людей, ставящих свою подпись на необходимых документах. Но главное оказалось не в этом. Тот круг людей, который принимал важные решения, не допускал к себе чужаков. Родственники, племянники, зятья и даже любовники их дочерей поражали своими выдающимися «талантами» и достижениями в бизнесе. Один из знакомых, удачно женившийся на дочери то ли верховного судьи, то ли генерального прокурора, придумал афоризм: «Мало быть сынком, становись зятьком».
Но меня такая перспектива не устраивала. Я вынужден играть по тем правилам, которые есть. Но оставьте, пожалуйста, в покое мою личную жизнь, не лезьте в душу и не заставляйте любить нелюбимых. Это моя территория, и только мне решать, кого туда впускать.
– Какая любовь, Олег! – пытался он переубедить. – Ты думаешь, я пел серенады под ее балконом и писал пламенные стихи? Чушь. Это сделка, очень выгодная сделка, и больше ничего. А любовь? Она не чужда мне, как и тебе. И у меня, если хочешь знать, есть любимая женщина.
– А кто из них будет тебе детей рожать? Ты согласен иметь детей от нелюбимой?
– Да, согласен. Дети ни в чем не виноваты. Это будут мои дети, и я буду о них заботиться. И неважно от кого, от любимой или нет.
– А что ты скажешь детям, когда они поймут, что у папы есть на стороне другая женщина?
– Ничего не скажу. Потому что они не спросят. Знаешь, какие дети сейчас пошли? Папа им необходим в качестве снабженца и спонсора, чтобы можно было похвастать друг перед другом новым мобильником и модной тачкой. Во всем остальном я им помеха.
Видимо, я задел его за живое.
– Оглянись, Олег, все так живут. Вон, Алик пристроил свою любовницу, от которой, кстати, имеет дочь. Он буквально купил ей мужа, приняв его на работу в одну из своих фирм, подарив машину и квартиру в соседнем подъезде, чтобы недалеко было. Этот новоявленный муж обо всем догадывается и беспрекословно уезжает в командировки, когда Алику захочется навестить любовницу. А знаешь, почему он выдал ее замуж? Потому что стала надоедать своей ревностью к его новой любовнице. А жена Алика, она мудрая женщина, давно на выходки мужа закрыла глаза. Алик обеспечивает ее и заботится о детях. Что еще надо?
– Слушай, меня тошнит от твоего Алика.
– А Алик, между прочим, – не унимался мой знакомый, – получил недавно награду из рук президента «за неутомимую деятельность по сохранению гуманных традиций нашего народа».
Я неплохо знал Алика. Он обожает читать свою фамилию на театральных афишах в тех местах, где указываются спонсоры. Неплохой, на первый взгляд, спокойный и рассудительный мужик.
– Нельзя замыкаться только в себе, надо и о людях подумать, – как-то сказал он после очередной спонсировавшейся им премьеры оперы в театре.
Вот он и думает, преимущественно о женщинах.
Мои размышления прервал телефонный звонок. Хорошо поставленный, спокойный и уверенный голос произнес:
– Как поживаешь, Олег? Совсем позабыл нас, стариков.
Этот голос невозможно было не узнать. Дядя Женя! От волнения я даже вскочил со своего кресла. Не дослушав мои радостные приветствия, он перебил:
– Мне хотелось бы увидеть тебя, послушать о твоей жизни и… посоветоваться. Зашел бы, уважил старика.
Просьба этого человека для меня – закон. Вместе с тем моему самолюбию льстило, что такой человек хочет со мной посоветоваться.
Я вспомнил, как впервые появился в доме дяди Жени с банками солений и малинового варенья, в жарком зимнем костюме и с напуганными глазами. В другой раз – с бутылкой сомнительного по происхождению армянского коньяка, одетый в не менее сомнительный спортивный костюм «Адидас». Теперь я решил показаться в доме дяди Жени во всеоружии. Наивный провинциальный мальчик, нечаянно поцеловавший их дочь, остался в прошлом. Пусть они увидят современного, уверенного в себе и достойного их уважения человека.
Весь день ушел на покупку необходимого гардероба, а выбор подходящей обуви полностью измотал меня. Я понимал, что речь обязательно зайдет о моем прошлом и на поверхность всплывут воспоминания о ботинках, тех самых, что доставили мне немало мучительных минут. Я до сих пор храню их в шкафу как самое яркое напоминание о первых шагах в новой для меня жизни.
Наконец я остановил свой выбор на туфлях от «Гуччи» – черных, из шелковистой мягкой кожи.
Придя домой, я принял душ, облился французским одеколоном, вырядился в обновку, пригладил волосы и посмотрел на себя в зеркало. На меня взирало самодовольное лицо пижона с признаками слабоумия, присущими «новым русским». Сильный удар по моему самолюбию нанесла и Светка. Она не стеснялась в оценках:
– Куда это ты так вырядился, петух?
Когда женщина задает такой вопрос, надо быть начеку. Нет ничего страшнее ревнующей женщины. И пусть вас не вводит в заблуждение их романтическая нежность, переходящая в беззащитность и мечтательность. Твердая уверенность, что эти ласковые губки не способны произнести ничего страшнее слова «противный», может рассеяться, как пыль на ветру. И если вас не прельщает перспектива увидеть перед собой вместо воздушного создания уничтожающий тайфун (не зря же их называют женскими именами), то настоятельно рекомендую проявить присущую нам, мужчинам, мгновенную реакцию и упредить непредсказуемые последствия.
– Не мели чепухи, – произношу это безразличным, но твердым, как скала, голосом. – Меня пригласили старые друзья семьи, пенсионеры.
– В таком случае ты либо дурак, либо извращенец, желающий обольстить пенсионерку.
Взглянув еще раз на свое отражение в зеркале, я понял, что у Светы могли возникнуть определенные основания для такого рода выводов.
Горько вздохнув, я переоделся в свой повседневный костюм и направился в дом дяди Жени. На подарки я не поскупился: великолепный французский коньяк для дяди Жени, огромная
