Яша раскраснелся, распалился, разоткровенничался:
– Конечно, не все такие непутевые, как мы. Андреас, Андрей по-нашему, узнал, что многодетным семьям дают всякие разные льготы, в том числе кредиты на постройку дома. Он сюда с двумя детьми приехал, за четыре года еще троих настругал, теперь у него пятеро, и он кайфует на социале. И наших же обирает. Мы же тут всего боимся, не знаем, с какой стороны к банку подступиться; а он наловчился с кредитами, и помогает… за десять процентов отката. Кто-то соглашается.
В его глазах неожиданно загорелся азарт, он решил обучить меня местному бизнесу.
– Мы тоже не дураки, кое-чему научились. Недавно купил аквариум, мне он на фиг не нужен. Но я нашел такой же разбитый у дома одного местного немца, и подобрал. Ты не подумай чего, есть такие дни, когда немцы все ненужное выставляют на улицу. Шпермель называется. Любой желающий может подобрать что-нибудь нужное. Они даже гарнитуры мебельные выставляют, телевизоры, стиральные машины. А паспорта и инструкции к бытовой технике клейкой лентой приклеивают. В этом они молодцы. Вот мы и ходим, побираемся. Не только мы, поляки приезжают на грузовиках, берут все подряд, потом, видимо, у себя перепродают. На шпермеле я и заприметил аквариум. Теперь смотри, что получается. Несу я этот аквариум разбитый в магазин, предъявляю чек, мне его меняют на новый. Теперь у меня два аквариума, понял? Я их продам кому-нибудь по дешевке.
– А если не возьмут? – спросил я. – Не всем ведь нужны аквариумы.
– Ну, ты даешь, Олег! – расхохотался Яша. – Они как поймут, что аквариум этот намного дешевле, чем в магазине, то обязательно возьмут, это рефлекс такой. Надеются, что тоже его кому-нибудь перепродадут. Только этим и промышляем – купить, чтобы перепродать. Что еще остается? Черная работа, то есть нелегально, местные иногда берут нас, чтобы налоги не платить, и женщины в прислугах. Кто-то открывает магазин: соленые огурчики – местные уксусом отдают, вобла, фильмы на русском, книги, в общем, все наше, и покупатели тоже все наши.
– Ладно, хрен с ним, с бизнесом, – отмахнулся я. – Скажи, Яша, как тут у вас женский вопрос решается?
– Как и везде, мы только со своими шашни разводим, с местными бабами не получается, другие они, – печально проговорил Яша. – Да и не смотрят они на нас, нужны мы им без денег! Некоторым нашим бабам удается выйти замуж за местных, Лида, вон, аж за миллионера пошла. Только никто ей не завидует. Знаешь, почему они наших девок берут? Да потому, что местные ничего делать не хотят, умеют только права качать. А наши бабы и на кухне крутятся, и в постели хороши, и любят, и улыбаются, и красивые, и верные… Куда там местным немкам с их эмансипацией!
Вдруг Яша заулыбался:
– Слушай, Олег, а давай-ка завтра в баню сходим, а?
– А почему нет? – обрадовался я. – Давненько не парился.
– Вот и хорошо, насмотришься на местный женский вопрос.
Мы были уже изрядно навеселе, поэтому соображал я туговато.
– Тут же бани общие, – радостно пояснил Яшка, – наших там не увидишь, а на местных как раз и наглядишься.
Тут я вспомнил, как еще в детстве с друзьями расспрашивал сантехника из нашей микрорайоновской бани, приходилось ли ему бывать в женском отделении.
– А то как же, – гордо отвечал сантехник. – У них там то кран с горячей водой лопнет, то слив засорится, вот и приходится заходить.
– Ну и как они? – спросили мы и ждали ответа затаив дыхание.
В этом месте он выдерживает длинную паузу, как герой Шукшина, рассказывающий о покушении на Гитлера.
– Когда их много против меня одного, они, стервы, не стесняются даже. Хоть бы тазиком прикрылись или отвернулись для приличия!
Сантехник смачно сплюнул и неторопливо погасил сигарету в своем плевке.
– Ничего интересного, я вам скажу. Мокрые и намыленные. Это в кино они красивые, а в бане – бабы как бабы…
Поэтому я отказался, не думаю, что меня могут интересовать взмыленные и потные женщины. А если вдруг заинтересуют!? Вы представляете, я же живой человек. Ну их, от греха подальше.
– Хорошо, – согласился Яша, – пойдем с утра. У них тут до обеда только мужики ходят, а после обеда все вперемешку.
Вторая бутылка закончилась, я потянулся за третьей, но Яша остановил меня:
– Михалыч велел не задавать тебе вопросов, Олег, но смотрю я, много ты пьешь, опасно это. Знаешь, сколько народу тут себя погубило. У всех такая же тоска в глазах была, как у тебя.
Я силился что-то ответить, доказать, но мысли разбегались, как перепуганные тараканы.
– Ложись-ка ты спать, Олег, мне тебя беречь надо, а то Михалыч мне потом голову оторвет, – резюмировал Яша.
Яша предоставил в мое распоряжение свою маленькую, но уютную квартиру, а сам перебрался в дом к подруге. Я неплохо ему платил и за квартиру, и за услуги в качестве водителя и гида.
Наутро мы пошли в баню. В первый и в последний раз. Сначала понравилось – чисто, красиво, удобно. Я расположился в парной, расстелил простыню, разлегся с удовольствием на верхней полочке (веники у них не принято использовать) и прикрыл глаза. Через некоторое время кто-то зашел в парную; судя по звуку шагов, вошедших было двое. Они уселись на соседнюю полку и заговорили. Женскими голосами!
Периодически звонил Михалыч, всегда с нового номера мобильного.
– Ничем пока обрадовать не могу. Они наложили арест на дом. Удалось вывезти кое-какие ценности.
– Саныч, – не называть же его Михалычем по телефону, – там был…
– …Портрет я спрятал в надежном месте.
– Спасибо, Саныч, – благодарил я своего единственного верного друга.
Через несколько дней он звонил снова:
– Еще новость, неприятная. Не знаю, совпадение это или нет, но вашу сестру и ее жениха сократили с хлебозавода. Уточняю причины.
В следующий раз он сообщил, что младшая сестренка не допущена к защите диплома.
– Правда, я развел с ректором, сговорчивый оказался.
Каждый его звонок приносил неприятные новости. Я жил предчувствием надвигающейся беды, и она не заставила себя ждать.
Даже спокойный Михалыч был взволнован.
– Ее отец, вы понимаете меня? – Показалось, что голос Михалыча дрожал. – Ее отец серьезно болен.
– Да, Михалыч, – ответил я, нарушив конспирацию.
– Инсульт, – сказал Михалыч.
Мы долго молчали, осмысливая случившееся. Наконец Михалыч прервал затянувшуюся паузу:
– Он был там, вы понимаете, у него. У Самого. Они беседовали. Но я не знаю результата. На следующее утро – инсульт. В сознание пока не приходил.
– А она, как она? – с тревогой спросил я.
– Плохо. Ее оставил муж, – Михалыч сказал это совершенно спокойно. – Но
