– Что так?
– А нельзя, правила у нас такие, – объясняет Михаил. – Кроме ТВ, еще радио им нельзя, газеты и мобильные телефоны. У меня же метод глубокого духовного погружения. Человек должен услышать себя, дать анализ прожитой жизни. А ТВ отвлекает, человек начинает с ним полемизировать, проживает чужую жизнь.
– А как тут решается… э-э-э… женский вопрос?
– Надо понять: у меня тут решается другой вопрос – жизни и смерти. Если человек бегает по девушкам, то он еще в порядке… А ко мне попадают совсем уж от бессилия перед жизнью.
Интересно узнать, каковы же критерии отбора в обитель? Оказалось – нету их. Приезжай любой, кто готов соблюдать правила. Нужен только паспорт и медицинские анализы, чтоб знать, с кем имеешь дело. Странно, что при таком подходе людей в приюте всего 60…
– Когда обо мне впервые написали в местной районной газете, я, честно говоря, испугался: думал, люди сюда хлынут, всю траву исщиплют. А пришел только один.
– Странно – почему?
– Кто пьет, тот, как правило, хочет пить; не мешай ему жить – лучше помоги материально… Потом выступил на всю Россию, по радио «Маяк», – так пришло десять писем. Со всей страны! Удивительно…
Уже ночь. Мы, однако ж, никак не можем закончить беседу. Мне стал глубоко симпатичен отец Михаил… То есть, пардон, просто Михаил, – я должен себе напоминать, что он лицо светское. Появляются новые вопросы. Он терпеливо выслушивает их.
– Ты, Михаил, молодец. Я, честно, перед тобой преклоняюсь. Но какой смысл в том, что ты делаешь? Сколько людей завязали благодаря тебе? Ну, несколько сотен. Ты хочешь спасти свою душу – наверно, это реально, – но страна-то как пила, так и пьет… Народ пьет, и как ты его отучишь? Сколько таких, как ты?
– И Пересвет был один. И Сергий Радонежский. Если в кромешной тьме горит хоть одна свеча, это уже не кромешная тьма. Вокруг одного праведника тысячи спасутся.
«Ага, он наконец раскрылся! Он считает себя праведником!» – подумал я проницательно и, подумав, добавил мысленно: «А почему бы и нет, собственно?» Михаил меж тем продолжает, он как бы мимоходом дает сильную мысль:
– Сегодня в Бога поверить проще, чем раньше. Потому что в наши дни много доказательств того, что невидимый мир силен. Невидимое – реально и понятно.
– И все-таки, Михаил… Все у тебя правильно. Но ты же бизнесмен. Как известно, смысл бизнеса – экспансия, а ты…
– Вот бегал бы я со своей экспансией, и какой бы от меня был толк, какой ко мне интерес? Сколько таких бегает? Приехал бы ты ко мне?
Хороший вопрос…
– И потом, – продолжает он, – сколько мне надо? Все, что надо, у меня есть. У гроба кармана нет.
– Ну, детям оставишь.
– А не надо детям ничего.
– Это как же так? Не очень понятно.
– А так, что детям мы должны только одно: любовь. Вот мама мне денег не оставила, но я помню, как она меня любила. Вообще деньги – это серьезное испытание… Не всякий выдержит… Я свое хозяйство думаю не детям завещать, а монастырю. Пусть ему достанется все это. Почему нет?
– Дело твое… А тебе не кажется странным, что вот это все происходит именно в деревне с названием Дураково?
– Мне в свое время председатель колхоза предлагал поменять название на более благозвучное, он мог это устроить. Но я ему сказал: «Не надо! Переименуете – я уеду». Мне нравится название! У отца-то было три сына – двое умных, а третий дурак. В русском языке «дурак» – это не «придурок». Это просто некое особое состояние…
Америка России подарила Оппа
В начале 90-х в Москве было не так много американцев – они в мелких дозах приезжали сюда на поиски приключений и считались экзотикой. Экспаты составили достаточно интересную колонию. Эдди Опп не такой, как все: он обрусел, для него Россия – «подарок от Бога». В новой стране Эдди стал видным российским фотографом, получил самые солидные призы. А после сделал карьеру менеджера, и весьма завидную: уже десять лет он командует фотослужбой ИД «Коммерсантъ». Помню множество русских девушек – фанаток Эдди: они мечтали выйти за него замуж и уехать с ним в Штаты. Но он пока ни на ком не женился и никуда не уехал. Да и в Штатах теперь, как он считает, особо делать нечего…
– Эдди, тебя, наверно, часто спрашивают: «А почему американцы такие тупые?»
– Не спрашивали никогда.
– Не может быть!
– Не спрашивают. Потому что никто не думает, что американцы тупые.
– Ошибаешься. Думают. Об этом у нас часто говорят.
– Что, тупые прямо? Умные русские могли бы так подумать, но не средние же…
– Для тебя это, значит, новость. Это, наверно, потому, что вокруг тебя вежливые люди.
– Американцы – они не тупые, они просто скучно живут. И образование у них хуже. Там любознательность перестала иметь значение. Говорят, что хороший художник – голодный художник. Там художник уже не голодный, и ему ничего не надо. Он там может кайфовать и есть бутерброды с икрой. Такой способ жизни, как в США, – это не исключительно американский атрибут, а атрибут хорошо работающей страны. Это просто волна современной жизни, которая достигла Америки в первую очередь. Но эта печальная участь постигнет и Россию, когда она разбогатеет. Чем больше Россия будет работать, тем больше она будет похожа на Америку.
– Среди экспатов, живущих в Москве, я встречал мнение, что американец, если он не идиот, в Штатах не будет жить ни за что, а только в Москве.
– Ну, понятное дело. Я согласен. Ну может, не в Москве, а в Питере, например (очень красивый город), но точно не в Америке.
– Ты с земляками, кстати, тусуешься на чужбине?
– Нет. Я тут не вижу американцев, я не знаю, где их найти.
– Многие наши эмигранты-репатрианты, да и ваши, которые тут живут, говорят, что основная причина переезда в Россию – это бабы. Там у вас бабы слишком политкорректные.
– Более того: в Америке женщин нет. Давно. Женщина там превратилась в человека. Ничего хорошего в этом нет… Там нет мужчин и женщин, а есть только люди.
– И порно у вас холодное, бездушное, бездуховное.
– Я видел российскую порнуху, она веселая. Но сделана халтурно.
– Там видно человеческое! А в американской – не видно.
– А почему порно должно отличаться от других проявлений культуры?
– Действительно…
– Эдди! Раньше вас попрекали тем, что вы негров вешаете. И во Вьетнаме зверствуете. А теперь вот Ирак. Куда вы принесли демократию. Давай выскажись по этому поводу. Настало время объясниться!
– Есть статистика. Шестьдесят процентов американцев хотели завоевать Ирак и изменить там образ жизни. Сорок процентов этого не хотели. Шестьдесят по-прежнему хотят изменить Ирак, но не хотят в это играть, потому что иракцы палят по американским солдатам…
– Вот она, мораль цивилизованного общества, о которой ты столько говорил.
– …и половина этих шестидесяти процентов уже не хочет воевать. И в итоге семьдесят процентов – против войны. Одни вообще против этой войны, а другие против потому, что не удалось сразу и без потерь победить.
