— Ничего. Все равно я эти гены переделаю, — обещал Тихоныч.
И на самом деле, вскоре Топ стал отдавать Тихонычу уток. Я долго не мог выяснить причину, а Тихоныч хранил ее в секрете и на расспросы только отшучивался:
— Одна бабушка заклинание мне подсказала. Вот и пользуюсь.
Все раскрылось в конце октября. Обычно в это время резкое похолодание поднимает утку в дальних северных краях на крыло, и у нас, на Алтае, начинается ожидание так называемой «северной» утки. Ожидание это томительно потому, что вдруг среди похолодания разбегутся тяжелые тучи, выглянет яркое солнце и полетит по воздуху серебристая паутина. Снова заголубеют вода и небо. Снова природа подарит несколько погожих теплых дней. Но охотнику такой день не в радость. Бесчисленные стаи тяжелой, сытой утки сразу же прекращают свой полет и падают на огромные озера, где к ним не подступиться. И только когда вновь засеет холодный дождь или сыпанет внезапный снег, утка тронется дальше на юг, радуя охотника низким и бесстрашным полетом.
Мы с Тихонычем ожидали северную утку на озере Шуракша. Стояли неподалеку друг от друга. Погода была холодной, но ни ветра, ни дождя не ожидалось, так что утка летала плохо и мелкими стаями. Вот четыре черные точки стремительно стали снижаться к озеру справа, и после дуплета Тихоныча три шарахнулись в сторону, а четвертый, тяжелый крохаль, упал на воду. Топ пошел за ним, как всегда, стремительно и бесшумно. Но крохаль знаменит еще и тем, что очень хорошо ныряет. Поэтому Топу пришлось нелегко, пока он достал утку. Уставший, он бежал по берегу, направляясь в мою сторону.
— Топ, ко мне! — вдруг послышался голос Тихоныча.
Я выглянул из-за куста. Топ остановился в своей излюбленной стойке, широко расставив лапы. Но Тихоныч не пытался отнять у него утку. Сделав зверское лицо, он громко гавкнул два раза, потом какой-то подвывающей скороговоркой произнес:
— Топ, тебитоп, тебитоп, трам-та-та-та! Утка моя, отдай ее мне! Топ, тебитоп, тебитоп, тебитоп! Тьфу! Тьфу! Тьфу!
Это была дикая абракадабра, но, к моему изумлению, Топ осторожно положил утку на землю и отошел в сторону. Тихоныч же, довольнешенек, забрал утку, погладил мимоходом Топа, сунул ему что-то в пасть и стал на свое место.
Потом многие охотники пробовали это заклинание, в точности повторяя слова, — ничего не выходило.
— Гавкаете без чувства… — смеялся Тихоныч.
Но дело, конечно же, не в этом. Просто Топ чувствовал нашу с Тихонычем дружбу и принимал за хозяина и его.
В горы с Тихонычем мы поехали, когда снег еще был не очень глубок. Имея на руках лицензии на отстрел косуль, мы надеялись славно поохотиться.
Вокруг узкой дороги высятся горы. Косули прячутся на их склонах. Ничего живого не увидели мы, сколько ни вглядывались в деревья, опушенные снегом, в кусты, темнеющие в распадках. Только перед самым райцентром нас остановила большая стая серой куропатки, стая сидела прямо на дороге. Птицы с любопытством поглядывали на нас, но стоило только выйти из машины, как они вспорхнули, недовольными голосами осуждая наше появление.
Назавтра утром мы выехали в горы. Наши проводники, местные охотники, оценивающе поглядывали на Топа, и задавали много вопросов — о родословной, по какому зверю с ним можно охотиться, о возрасте, о стоимости такой родовитой собаки. Последний вопрос интересовал всех — сколько же стоит Топ?
Я ответил честно:
— Пятьсот рублей, — так застраховали его в охотобществе.
— Ого! — в один голос воскликнули наши новые знакомые. — Неправда! Таких цен на собак нет.
— Никто не собирается его продавать, — поспешил успокоить их я. — Просто по возрасту, экстерьеру, качеству работы Топ застрахован на такую сумму.
— Ну-ну! Знаем мы этих городских собак. Посмотрим на него в деле, — неприязненно заметил один из охотников, угрюмый, небольшого роста парень.
— Если вам и насолили чем-то городские собаки, то Топ ни при чем. И потом он никогда не охотился на косуль. Более того, он их в глаза не видел, — попытался я смягчить его. — И пойдет ли за ними — неизвестно.
— Ему бы только понять, что это дичь, что именно козы нас интересуют, и тогда все будет в порядке, — вступился за Топа и Тихоныч. — Честное слово, в делах охоты он — профессор.
Но местные охотники поглядывали на Топа уже совсем недружелюбно. Еще бы, такие деньги стоит, а будет работать, нет ли — неизвестно… Ишь, ты, гусь!
В горных районах вся сложность охоты на косуль — в постоянных подъемах и спусках. Я это очень хорошо понял, потому что к обеду окончательно выбился из сил. Охотиться мы пробовали по-всякому — и загоном по кустарнику на склонах гор, и в засадах на козьих тропах, — ничего не помогало. Хотя везде встречались следы, разрытый снег, объеденная трава и помет. Выстрелить не удалось ни разу. Правда, коз мы видели. Время от времени Топ прогонял их по гребню горы, игриво взлаивая, и исчезал вместе с ними.
Тихоныч прятал глаза. Угрюмый злорадно ухмылялся. Я сердился. И было от чего. Привыкнув к ровной местности, да и что там греха таить — к городскому асфальту, мы просто измучились. Подъем казался даже легче, чем спуск, из-за того что видишь под ногами. В крайнем случае, можно обойти препятствие или помочь руками. А спуск… Колдобины и кочки прикрыты снегом, тяжесть тела переносится на ногу, которая еще стоит на месте, приседаешь на нее и чувствуешь усталую дрожь мышц. Потом, нащупав другой ногой опору, которая чаще всего оказывается ненадежной, падаешь на мягкое место или на спину, чтобы остановить падение и не загреметь далеко вниз…
Тут уж природой любоваться некогда. Хотя она-то как раз и стоит того. Но… Пот заливает глаза, рубашка под телогрейкой прилипла к телу, ноги подкашиваются, воздуха не хватает. Ну и охота!
Когда солнце стало клониться к горизонту, мы остановились передохнуть и перекусить. Немного погодя подбежал Топ. Был он радостно возбужден и доволен.
— Проголодался? — ласково спросил Тихоныч.
— Кормить не за что, — зло сказал угрюмый. — Мало того, что он всех коз поразогнал, он еще, видите, и проголодался…
— Не понимает он, что нам нужно, вот и бегает, играет с козами, — пытался защитить Топа Тихоныч.
— Не берите его тогда с собой. Не на прогулку ехали — на охоту. — По всей видимости, угрюмый вину за сегодняшнюю неудачу решил свалить на Топа. — Все, сегодня больше ничего не будет. Возвращаемся! — сказал и повернул назад к машинам.
Удрученные, мы медленно шли гуськом мимо замшелой скалы, когда Топ, неожиданно бросившись к валунам у ее подножья, выгнал прямо на нас козу. Чей выстрел был счастливым — установить трудно, потому что стреляли все. Топ, ошеломленный, подошел к косуле, тщательно обнюхал ее и пошел прочь, держа нос против ветра.
— Ребята, приготовьтесь, — шепотом предупредил Тихоныч. — Сейчас профессор покажет класс.
И хотя недоверие читалось в глазах местных охотников, все же они перезарядили ружья и засели в кустах. Не прошло и десяти минут, как Топ подогнал под выстрел двух косуль. Потом еще одну…
Нам уже нельзя было стрелять: кончились лицензии, а Топ, словно мстя за недоверие, все подгонял и подгонял новых коз…
— Ну, может, не профессор и не стоит таких денег, — начал угрюмый, сняв шапку и почесывая мокрый затылок. — Да уж ладно, плачу за него пятьсот рублей. Оставляйте собаку.
— Вы меня неправильно поняли, — попытался объяснить я. — Собака не продается.
— Ладно скромничать. Набавлю еще сотню. Дома отдам, только придем. По рукам?! — горячо воскликнул он.
