на ближней дистанции. Уж тут-то он покажет ему! Но Вилли умело уходил из опасного положения, избегал сближения и продолжал осыпать русского тяжелыми ударами с дальней дистанции. На дальней дистанции он чувствовал себя хозяином положения. Длина рук давала ему значительное преимущество.
Но Андрей все-таки заставляет нациста принять ближний бой. «Ну, держись, боксмейстер!» – мелькнуло в голове Андрея, когда они сблизились, и он пустил в ход свои излюбленные удары снизу, удары, от которых многие побывали на полу.
Однако на этот раз его надежды не оправдались. Вилли, только что старательно избегавший сближения, с удовольствием принял бой на короткой дистанции. И не только принял, а еще и повел его! Обдавая Андрея горячим дыханием, он интенсивно заработал своими руками.
Уголовники вне себя от восторга: наконец-то собьют спесь с проклятого русского! Наконец-то кулаки «доблестного арийца» утвердят превосходство высшей расы! Зеленые, обступившие со всех сторон ринг, шумели, гудели, торжествовали. Выкриками, свистом, аплодисментами приветствовали они каждый удачный маневр Вилли, каждую удачную атаку.
– Рус, ложись!
– Капут!
– Сдавайся!
В толпе политических тревожное молчание. Все, даже самые несведущие в спорте, понимали, что на ринге творится что-то неладное. Этот бой не похож на все предыдущие. Андрей торопливо отступал, Андрей избегал сближения, Андрею приходилось туго… Но как ему помочь? Чем оказать содействие? Тысячи взглядов скрестились на русском боксере. Держись, Андрей!
Удар гонга развел противников. Положив отяжелевшие руки на упругие веревки, Андрей широко открытым ртом жадно глотал воздух. Гарри Миттельдорп торопливо проводил мокрой тряпкой по воспаленному лбу боксера, по груди. Как приятна прохлада!
Встреча, судя по первому раунду, складывалась не в его пользу. Это Андрей уже понял. И напрасно Гарри шепчет успокаивающие слова, ободряет. «Нет, друг, ты же сам отлично понимаешь, что я сегодня проигрываю, – думал Бурзенко. – Мне не удается перехитрить более сильного противника, добиться, как это я делал во всех предыдущих боях, тактического превосходства. Положение такое, что хуже и не может быть…»
Конечно, будь эта встреча не в концлагере, а на воле, в настоящих состязаниях, тогда еще можно было бы попытаться добиться успеха. Андрей смог бы потягаться с Вилли. И еще неизвестно, кому бы из них присудили победу! Но здесь, когда вокруг ринга кровожадные лица врагов, когда эти враги судят поединок, здесь нечего рассчитывать на объективную оценку, на справедливое судейство. Выиграть бой по очкам ему все равно не удастся. Андрей это понимает. Немецкие уголовники сделают все, чтобы он проиграл.
В этом почти безвыходном положении успех может принести только явный нокаут. Но как добиться чистой победы, когда инициатива ускользает из рук? Как бросить противника на землю, когда он превосходит тебя в весе почти на двадцать килограммов? Трудно думать о победе, когда еле успеваешь защищаться.
Второй раунд такой же, как и первый, Андрей, избегая сближения, уходил от боксмейстера боковыми шагами в сторону, отскоками, уклонами, парировал тяжелые удары подставками и отбивами. А мозг напряженно работал, анализировал ход боя, распутывал паутину атак, которую плел искусный враг. Глаза Андрея фиксировали каждое движение, каждый взмах руки, поворот корпуса, движение ног. У этого фашиста, кажется, нет недостатков! Он бьет, умело защищаясь, и, не забывая об опасности, атакует. Его атаки стремительны, но не сумбурны, удары резки, но не торопливы. Где же выход? Где же ключ к победе? Неужели у этого нациста нет уязвимого места?
Третий раунд похож на предыдущие. Вилли все так же наседал и бомбардировал Андрея тяжелыми ударами. Он упрямо шел вперед. Но в его действиях начала появляться какая-то нервнозность. Упорство русского стало раздражать помощника палача. Вилли не привык, чтобы его жертвы защищались.
В разгаре поединка Вилли ударил Андрея открытой перчаткой. Он целил в лицо, но Бурзенко успел защититься и подставить плечо. На плече, словно кровавая печать, вспыхнули багровые полосы. По боксерским правилам бить открытой перчаткой не разрешалось. За такой запрещенный удар судья обязан наказать виновника. Андрей выразительно взглянул на судью, но уголовник сделал вид, что ничего не заметил.
Пытаясь скорее сломить сопротивление русского, Вилли стал все чаще и чаще применять запрещенные удары по затылку и ниже линии пояса. Из толпы зрителей, особенно из задних рядов, раздались негодующие выкрики. В минутный перерыв судья вынужден был подойти к Вилли и сделать ему замечание. Помощник палача, разгоряченный боем, вспыхнул. Ему осмеливаются делать замечание! Он вскочил с места и коротко размахнулся. Уголовник, подброшенный сильным и точным ударом, свалился под натянутые веревки.
Переступив через тело судьи, Вилли медленно двинулся к русскому.
Бурзенко, поняв намерение помощника палача, встал навстречу. Начался неравный бой, бой без судьи, без ограничения времени, без правил.
Бурзенко парировал два прямых удара, «нырнул» под несущую боковой удар правую руку и, не принимая ближнего боя, отскочил в сторону. Отскакивая, Андрей успел нанести короткий удар снизу по корпусу. Вилли, отпрянув назад, тут же бросился вперед. Он стремился развить успех. Он стремился, не давая ни малейшей передышки, сломить волю русского боксера, сковать его движения, подавить упорное сопротивление…
Но это ему не удалось. Андрей вел бой. Он защищался и контратаковал. Его точные прямые удары доставляли много хлопот нацисту. Благодаря им Андрей все время держался на дальней дистанции и не подпускал к себе взбешенного помощника палача. Тот упрямо лез вперед, стремился сблизиться, чтобы пустить в ход свои кулаки.
«А что, если?.. – мелькнула в голове Андрея дерзкая мысль. – А что, если попытаться усыпить бдительность Вилли, убедить его в своем преимуществе, заставить хотя бы на мгновение ослабить защиту?.. Один удар сможет решить исход поединка». И тут же другой голос, словно внутри Андрея находились два человека, запротестовал, запротестовал категорически. В таком опасном положении делать ставку на решающий удар равносильно безумию. Вилли опытный и коварный враг. Чтобы усыпить его бдительность, нужно очень много самообладания и артистического умения, нужно хотя бы несколько ударов пропустить, принять на себя, а иначе он не поверит. Такого на мякине не проведешь. А если принять на себя удары, дать им достигнуть цели, где гарантия, что они не потрясут, не ослабят организм, не подорвут те силы, которые будут необходимы в решающее мгновение? Сможет ли он, Андрей, сохранить в таком бурном темпе необходимую энергию для сокрушающего удара! Но первый голос снова и снова упрямо повторяет: только решающий удар, только решающий удар! Кровь стучит молоточками в висках, во рту пересохло, липкий пот
