Его друг, сын тульского оружейника Володя Коваленко, невысокий, щуплый, похожий на подростка, с багровыми ожогами на лице, хмуро сидел рядом и, поглядывая на Юрия, улыбался. Но улыбка у него получалась грустная.
– Перед самой войной я собирался жениться, – сказал Ломакин. – Невеста моя живет в Москве, на Ленинградском шоссе. И если кому из вас удастся выжить, расскажите ей всю правду.
Юрий назвал ее адрес, как найти квартиру и какая она из себя.
– Скажите ей, что я любил ее до последнего часа и с ее именем иду на смерть.
Андрей про себя несколько раз повторил адрес. Он мысленно поклялся, что, если уцелеет, обязательно разыщет эту девушку и выполнит последнюю просьбу товарища по неволе и борьбе. Андрей знал, что Юрия Ломакина и Володю Коваленко эсэсовцы привезли из филиала Бухенвальда – Мибау, который расположен в нескольких десятках километров от главного лагеря. Узников, помещенных в филиале, заставляли работать на военном заводе фирмы «Сименс-Шукерт-Тальске», поставлявшем радиоаппаратуру. В Мибау подпольщики организовали массовый саботаж. Узники, рискуя жизнью, портили электрорадиоаппаратуру для нового немецкого орудия «V-1», для легких танков «голиаф» и «лилипут». Особенно много вывели из строя радиооборудования для управления снарядов «Фау-1» и «Фау-2». Жители Лондона должны поставить памятник отважным русским солдатам. Сколько тысяч жизней они спасли!
Продукцию нескольких месяцев – 300 радиоаппаратов забраковали и вернули из Берлина. Из гестапо нагрянула специальная комиссия. Улики были налицо, и никто из подпольщиков не ждал от нацистов милосердия. Собравшись ночью на совет, пленники решили дорого продать свои жизни.
Утром, когда их, как обычно, пригнали на работу в цех подземного завода, подпольщики по цепочке передали решение своего центра. И в обед по сигналу руководителя Федора Сгибы триста русских солдат неожиданно набросились на своих угнетателей, связали мастеров, охранников, надсмотрщиков, облили их и оборудование бензином и подожгли.
Пожар охватил несколько цехов. Он бушевал три дня. В его огне сгорели триста героев, решивших лучше умереть, чем попасть в лапы гестаповцев.
На тушение пожара гитлеровцы бросили пожарные команды близлежащих городов и воинские части. Им удалось вытащить из огня нескольких русских пленников, в том числе Сгибу, Ломакина и Коваленко. Сгибу после страшных пыток повесили, а Ломакина и Коваленко привезли в Бухенвальд.
Глубокой ночью в барак пробрался Сергей Котов. Он долго беседовал с Ломакиным и Коваленко.
– Нам все равно крышка, – Юрий обратился к Котову, – дайте два ножа! Пусть все видят, как умирают русские.
Котов выполнил их просьбу. Он что-то сказал Мищенко, и тот ушел. Скоро Алексей вернулся и вытащил из-под полы два самодельных кинжала.
У Ломакина засветилось лицо. Он провел пальцами по лезвию:
– То, что надо!
Бурзенко сидел рядом и, не отрываясь, следил за Ломакиным.
«Если придется умирать, – думал он, – я тоже буду вот так, как Юрий!»
– А как вы тут живете? – спросил Ломакин Котова. – Я первый раз в главном лагере.
Тот рассказал о подвиге Григория Екимова, о его мужестве и стойкости.
– Постой, постой, – Юрий остановил его. – Ты говоришь о Екимове? А разве он жив?
– Был жив.
– Его звали Григорий Екимов?
– Да. Ты его знал?
– Нет. Но слышал о нем.
– Это был настоящий герой, – закончил Котов.
– Еще бы! – оживился Ломакин. – Он вел себя как Герой Советского Союза.
– Ты прав. За такие дела ему должны дать Героя.
– Почему должны? – Юрий удивленно поднял опаленные брови. – Он и так Герой Советского Союза.
Узники оживились. Это было для всех открытием.
Андрей подался вперед. «Неужели Григорий был Героем? Он об этом никогда не говорил».
Ломакин рассказал все, что знал о Екимове. Летом 1944 года, незадолго до пленения, он читал Указ Верховного Совета Союза ССР о присвоении старшему сержанту Григорию Екимову звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
– В нашей фронтовой газете «В бой за Родину» о нем много писали, – добавил молчавший до сих пор Володя. – Даже стихи были.
– Ты прочти их, – сказал Юрий. – Эти стихи Володя часто читал в нашем лагере.
Володя встал. Юношеское лицо его посуровело. Он начал читать громко, словно с эстрады:
Узники плотнее обступили Ломакина и Коваленко. Андрей жадно ловил каждое слово. Володя, увлекшись, читал с пафосом, с чувством: