Деваться лидерам некуда. Интернациональный центр спешно приглашает на свое заседание подполковника Смирнова: «Мы все узники фашизма и должны действовать сообща. Залог победы – в нашем единстве. Все национальные организации поддержат русских в любом деле, в любой момент!»
Сорок шесть политических лидеров были разбиты на группы и спрятаны в русских бараках. В сорок втором разместили восемь человек: троих немцев, австрийца, англичанина, грека, голландца и польского еврея. Их тут же переодели в тряпье и, как могли, изменили внешний вид. Около умывальной комнаты подпольщики отодрали доски и открыли небольшой подпол. В нем, тесно прижимаясь друг к другу, укрылись лидеры. Доски установили на место, а сверху навалили тела умерших.
Вечером в барак пришел Николай Кюнг. Он собрал в умывальной комнате Андрея, Мищенко и других активистов и сказал:
– Если этих восьмерых эсэсовцы найдут в бараке, то расстреляют весь блок. Будьте осторожны и бдительны. Оберегайте спрятанных товарищей. В случае появления охранников нападайте на них, начинайте драку и в это время создайте возможность вашим подопечным скрыться.
Мищенко от имени блока заявил, что задание центра будет выполнено:
– Хотя бы ценой наших жизней.
После ухода Кюнга узники обсудили план действий, распределили обязанности. Андрей стал во главе ударной группы. Она в случае опасности нападает на фашистов и любой ценой сдержит их. Тем временем Мищенко с другими подпольщиками уведут восьмерых заключенных в безопасное место.
Ночь и день прошли без особых происшествий. В лагере было тихо. Эсэсовцы большими группами ходили по баракам, искали спрятавшихся сорок шесть лидеров. Однако, несмотря на все старания, найти их не смогли.
Глубокой ночью Андрей открыл тайник и выпустил «пленников» поесть и размяться. Гарри Миттельдорп принес небольшой бачок брюквенной баланды и три пайки хлеба. Лидеры с благодарностью приняли еду.
Польский еврей, голубоглазый, с энергичными чертами лица, знал русский язык и горячо благодарил Андрея:
– Мы этого никогда не забудем!
Остальные поддакивали и кивали головами. После «прогулки» они снова опустились в свое убежище.
Потянулась томительная ночь. Подпольщики держатся кучкой. Курят. Разговор не клеится. Собственно, и говорить-то не о чем!
Вдруг открывается дверь, и в барак входят двое: один в форме лагерного полицейского, другой в полосатой куртке с красным треугольником.
Андрей и его товарищи насторожились. Ни того, ни другого они не знали. Видели в первый раз. Что привело их в такой поздний час?
Полицейский подошел к Андрею и спросил:
– Ты знаешь этого человека?
Бурзенко отрицательно покачал головой:
– Нет, впервые вижу.
– Он шел к эсэсовцам, – полицейский понизил голос, – сообщить им, что у вас в бараке прячутся комитетчики, которых ищут. Он заглядывал в окно и даже видел, куда вы их спрятали.
Андрей растерялся. Кто этот узник в форме полицейского? Говорит на чистом русском языке. Но русский ли он? Не провокация ли это?
Бурзенко взглянул на товарищей. Те застыли на местах и с напряжением следили за его действиями, готовые по первому сигналу ринуться на полицаев.
Андрей поискал глазами Мищенко. Тот уже спешил к дверям. Он издали улыбнулся полицейскому. Бурзенко облегченно вздохнул: значит, свой.
Полицейский и Мищенко вышли из барака.
– Этот тип – шпион. Он выследил вас и направлялся к эсэсовцам. Я схватил его и под предлогом уточнения привел к вам. Он ничего не подозревает.
– Спасибо, Леонид, – Мищенко пожал ему руку.
– Не за что. Я выполняю приказ центра.
Уходя, Леонид посоветовал:
– Шпиона прикончи, а комитетчиков переведи в блок, где уже сделали обыск.
Предателя уничтожили. Усилили наблюдательные посты. Что же касается лидеров, то их не стали тревожить. Переводить их без ведома Кюнга в другой барак Мищенко не решился.
Андрей снова не спал до утра. Его мучили сомнения: успел шпион сказать еще кому-нибудь о тайне или нет?
Глава сорок четвертая
Солнечный апрельский день. От земли поднимается белый дымок, испарение. В воздухе стоит запах прелой прошлогодней листвы и свежесть первой зелени. Весна в полном разгаре. Почки на деревьях набухают и лопаются, протягивая к солнцу зеленые клейкие листочки – знамена жизни. Трава тонкими острыми пиками пробивает асфальт, протискивается между камней. Все живое стремится к теплу, к солнцу, все наполнено великой энергией жизни. И пятьдесят тысяч людей, заключенных в огромном мешке из бетона и колючей проволоки, хотят жить. Жить во что бы то ни стало! Свобода, о которой мечтали долгие годы, свобода, во имя которой отдавали жизни в гестаповских тюрьмах, которой бредили умирающие от голода и побоев, эта радостная и солнечная свобода, счастливая минута освобождения вдруг оказалась
