Запрашивали из Берлина:
– Как там у вас идут дела? Закончили?
На лице Логунова появилась усмешка, и он ответил по-немецки:
– Да! Да! Заканчиваем.
Бухенвальд свободен!
На первых порах в это трудно поверить. Но репродукторы уже разносили приказ штаба восстания:
– Самосудов не чинить. Пойманных эсэсовцев не расстреливать. Всех пленных направить в лагерную тюрьму. Каждый преступник будет отвечать за свои злодеяния перед судом народов…
К концу дня было взято в плен 150 эсэсовцев. Они трусливо жмутся друг к другу, со страхом посматривают на своих недавних пленников. Куда девалась их спесивая самоуверенность!
На улицах и площади Бухенвальда царило необычное веселье. Истощенные люди плакали, смеялись, плясали, обнимали и горячо поздравляли друг друга. Свобода! Какое опьяняющее чувство – свобода!
Свобода! Можешь шагать куда хочешь, делать что хочешь, спать или танцевать, и нет над тобой ни контроля, ни дубинки надсмотрщика, нет черного глаза автомата. Перед тобой открыты дороги на все четыре стороны. Выбирай любую. Ты свободен!
Лагерь ликовал. Но предаваться беспечности, праздновать победу было еще рано.
Оправившись после первого поражения, уцелевшие эсэсовцы стали группироваться в лесу и повели самое настоящее наступление на Бухенвальд. Угроза уничтожения не отпадала. Бои вспыхнули с прежней силой. Отчаянные броски недобитых эсэсовцев, пытавшихся ворваться в Бухенвальд, были встречены дружным огнем. Отбив атаки, заключенные бросились в контратаку. Взяли в плен еще восемьсот извергов в эсэсовских мундирах.
В бою, в рукопашной схватке погиб Сергей Кононов. Он первым ворвался в гущу охранников, убил троих и сам упал, проколотый штыком… Погиб и Паровоз.
Репродукторы, включенные на полную мощность, разносили по всему Бухенвальду передачу из Москвы. Несказанно радостно слушать родную Москву из репродукторов, всего несколько часов тому назад изрыгавших ругательства эсэсовцев. Передают концерт для советских воинов, мягкий женский голос поет незнакомую, но родную, русскую песню:
Андрей слушал песню, и душа его наполнялась светлой, солнечной радостью, гордостью и счастьем: «Здравствуй, Москва! Здравствуй, Родина!»
Вооруженный автоматом, в солдатских ботинках, таких же, какие он разнашивал для фашистов, Андрей неторопливо прохаживался по площадке сторожевой вышки. Тут же находился и Курт. Они сегодня в наряде, ведут наблюдение.
Курт всматривается в даль.
Вдруг он приподнимается на носки, глаза его становятся круглыми от радости и удивления.
– Танки! – кричит он. – Танки!
– Где?
– Там, смотри!
Андрей смотрит на запад. В самом деле, на дороге показалась колонна бронированных машин.
– Это не фашистские…
– Русские! Ура! – Курт подался вперед. – Видишь звезды?
Андрей пристально всмотрелся в боевые машины.
– Звезды белые…
– Американцы! – Курт восторженно замахал руками. – Союзники!
Тысячи бухенвальдцев высыпали к дороге встречать войска союзников. Наконец-то! Регулярные войска союзников несут избавление, полное освобождение. Долгожданная минута наступила! Ура союзникам! Размахивая оружием, бухенвальдцы приветствовали танкистов. Кто-то громко предлагает:
– Надо проход сделать! А то не пройдут!
Люди бросаются к главным воротам, быстро разбирают баррикаду.
Но что это? Ошибка?
Танки, подойдя к развилке дорог, повернули в другую сторону. Бронированные машины проходили мимо. Будто не зная о существовании этого страшного лагеря смерти, будто не замечая ожидавшей их толпы.
Не может быть!
Андрей протер глаза. Поднимая пыль, бронированная колонна шла мимо лагеря, мимо Бухенвальда, мимо тех, кто многие годы страдал и ждал освобождения.
Радостные крики сменились всеобщим недоумением. Как же так? Постойте! Подождите!
Грузные машины, не сбавляя скорости, прогрохотали мимо.
Танки шли по направлению к городу Веймару.
– Спешат в город, – сказал Курт.
– Сволочи! – выругался Андрей.
