антифашистами других стран, рассказал о проведенных встречах и беседах, организованных активистами, и обратил внимание подпольщиков на активизацию зеленых, которые затеяли массовые избиения под видом «бокса».
– Они буквально терроризируют активистов. Эсэсовцы покровительствуют бандитам.
– Конечно, Кох верен своей гнусной теории, практике натравливания одних заключенных на других, – сказал Котов. – Тут уж надо нам бороться своими силами.
Все и без реплики Котова понимали, что положение создалось серьезное. Но что можно сделать? Организовать массовые драки? Драки ни к чему хорошему привести не могут. Они только сыграют на руку эсэсовцам, послужат поводом к массовым репрессиям. И, самое главное, эти драки будут способствовать не сплочению интернациональных сил антифашистов, а повлекут за собой национальную вражду. Нет, это не выход. Надо искать какие-то другие формы борьбы.
– Я уже советовался по этому вопросу с отдельными товарищами и пришел к такому выводу. – Симаков встал и, стоя, продолжал говорить, отчеканивая каждое слово: – Мы должны обратить очередное издевательство в оружие политической борьбы против фашизма. Надо показать заключенным всех национальностей, что советский человек, пусть голодный и полуживой, умеет отстаивать честь своей Родины. Необходимо, товарищи, найти среди наших людей таких, которые своими кулаками могли бы дать настоящий отпор бандитам. Надо разыскать бывших спортсменов, найти боксеров. Мы должны показать всему лагерю, что дух советских людей не сломить.
Подпольщики задумались. Предложение Симакова было верным, своевременным, однако в условиях Бухенвальда, где десятки тысяч узников жили на грани голодной смерти, оно казалось почти неосуществимым. Каждый из членов центра понимал это. Где найти человека, который смог бы драться с сытыми, здоровыми и тренированными бандитами? Люди были настолько слабы и худы, что за короткое время почти невозможно поправить их здоровье.
– Михаил, – обратил Симаков к Левшенкову, возглавлявшему в подпольном центре отдел агитации и пропаганды. – Придется и вам включиться. У вас большая сеть, дайте задание своим пропагандистам.
– Будет исполнено.
Раздался условный стук в дверь. Все насторожились. Николай Кюнг вышел и через несколько секунд вернулся.
– Посты сигналят, что через площадь по направлению к нам идет лагерфюрер Шуберт и с ним эсэсовцы.
Первым встал Вальтер Бальтер.
– Предлагаю расходиться, товарищи.
Уходя, Бартель передал Кюнгу двадцать шонунгов, которые обычно выдавались только больным.
– От Гельмута Тимана. Он приносит извинение за то, что в субботу не смог передать их.
– Благодарю. Они нам крайне необходимы.
– Желаю удачи.
Подпольщики быстро разошлись.
Котов подождал Кюнга.
– Николай, ты обещал в субботу передать шонунг. Сегодня уже пятый день. Нельзя так долго тянуть. Профессор очень болен.
– Знаю, дружище, но мне принесли их только сейчас.
Розовая карточка мгновенно исчезла в нагрудном кармане Котова. Поблагодарив товарищей, он быстрыми шагами направился к шестьдесят второму блоку. Котов торопился. Завтра профессор будет освобожден и от работы. С завтрашнего дня профессор будет находиться в больнице, где ему предоставят отдых и несколько улучшенное питание.
Дорога от седьмого барака шла вниз, под гору, и, казалось, помогала Котову идти быстрее. Позади остались деревянные бараки русских военнопленных. Справа огромными кирпичами возвышались двухэтажные стандартные серые, как земля, бараки немецких политзаключенных. Слева толстыми нитями толстой пряжи с перепутанными узлами протянулись ряды колючей проволоки, вдоль которой метрах в ста друг от друга угрожающе возвышались сторожевые вышки.
Котов спешит. Еще несколько бараков. За последним надо пройти через небольшое внутрилагерное ограждение – и ты в Малом лагере. А там несколько шагов – и шестьдесят второй блок.
Котов идет вдоль колючего ограждения, стараясь не глядеть в ту сторону. На фоне блеклого пасмурного неба колючая проволока кажется скопищем хищных пауков, сцепившихся между собою кривыми тонкими лапами. По жилам этих железных пауков пульсирует ток высокого напряжения. И приглушенный монотонный гул плывет от столба к столбу.
Скорей, скорей. Котов почти бежит. Вот уже последний барак. И вдруг Котов останавливается. Что это? Слева, на темной крючковатой паутине проволоки, Сергей видит очки. Они висят, зацепившись за проволоку одной дужкой.
Очки на проволоке… Как они могли сюда попасть?.. Очки с одним стеклом, в котором бьется солнечный зайчик. Тоскливое предчувствие охватило Котова.
Пренебрегая осторожностью, он спешит к шестьдесят второму блоку. Переступает порог. В полутьме глаза плохо видят. Котов шагает в дальний угол, туда, где нары профессора. Неожиданно на пути вырастает костлявая фигура Пархоменко. Котов вглядывается в лицо украинца и хрипло спрашивает:
– Где профессор?
– Поздно, товарищ Котов. Профессора больше нет, пошел на проволоку, – и он молча показывает в окно, в сторону проволочного заграждения.
– Ночью. Моя вина, не уберег.
Глава шестнадцатая
