Паршин автоматически управлял вертолетом. Ни о чем не хотелось думать, было грустно и одиноко. Солнце склонялось к горам, и небо, теряя свою голубую чистоту, становилось блеклым и усталым.
Сергею Паршину за месяцы, проведенные в Афганистане, успел изрядно наскучить один и тот же горно-пустынный вид простирающейся внизу местности. Снежные горные вершины, скалы и заснеженные хребты чередовались с глубокими ущельями и пустынными долинами, которые сверху казались окрашенными в одни и те же однообразные песочно-коричневые тона различных оттенков. Лишь ближе к Джелалабаду попадались зеленые оазисы и ухоженные поля, кишлаки, приткнувшиеся к подножию гор. Глухие глинобитные заборы и убогие крестьянские жилища с плоскими крышами, на которых пестрели выцветшие красные, зеленые, желтые, синие одеяла, выложенные для просушки…
На подлете к аэродрому, Паршин включил внутреннее переговорное устройство:
— Беляк, не заснул?
— Нет, командир!
— Бери управление!
— Есть взять управление! — обрадовано ответил Александр.
— Посадка по-самолетному!
— Есть, совершить посадку по-самолетному!
Александр взялся за ручку управления, с удовольствием почувствовал ногами упругость педалей. Лопасти над головой уверенно рубили воздух.
В горных долинах в летнее время воздух разрежен, и для посадки вертолета мощности двигателя на зависание может оказаться недостаточно. Эту азбучную истину Беляк усвоил еще в училище. Но вот применять ее на практике ему удавалось редко.
«Только не торопись, не дергай!» — приказал себе Александр. Он сосредоточился и, предельно внимательно следя за показаниями приборов, постепенно гасил скорость, заходя на посадочную полосу.
Капитан скользнул взглядом по приборам. Показатели были в норме, лишь горючее на исходе. В наушниках шлемофона раздался щелчок и послышался властный голос командира эскадрильи:
— На посадку заходим по одному, соблюдая дистанцию, — и Екимов указал ее параметры.
Паршин следил за каждым движением Беляка, по работе двигателя и поведению тяжелой боевой машины анализировал каждое движение лейтенанта. Вертолет покорно слушался и подчинялся ему. Не дергался, не взмывал, а мягко приземлился на основные задние колеса и, совершив на них пробег, опустил нос. Капитан улыбнулся и мысленно похвалил Беляка: «Молодец!»
На солнцепеке, рядом с местом, где вертолеты начинали заруливать с посадочной полосы на свои стоянки, стоял замполит. Он, обдуваемый пыльным вихрем от работающих винтов, поднятой рукой приветствовал каждую боевую машину. Казалось, что Корниловский и не покидал этого места, а простоял, продежурил под жаркими лучами все те долгие часы, пока эскадрилья выполняла боевую задачу.
Александр привычно зарулил на стоянку, энергичным движением опустил рычаг «шаг-газ» до упора, и вертолет послушно замер. Шум двигателя умолк, лишь лопасти продолжали по инерции совершать круги, постепенно ослабевая и обвисая.
В кабину хлынул жаркий и пыльный воздух аэродрома.
Спрыгнув на землю, Беляк вопросительно посмотрел на командира.
— Сегодня посадил уже нормально, — скупо похвалил Паршин.
— Стараюсь, командир!
На посадочную полосу заходил очередной вертолет. Привычный гул работающих моторов висел над аэродромом, и никто не обратил внимания на глухой щелчок далекого выстрела.
— Смотрите! — вскрикнул Иван Чубков, показывая протянутой рукой в сторону вертолета, идущего на посадку.
Винтокрылая машина странно задрожала, из нее повалил дым, она стала заваливаться набок. А потом резко пошла вниз, отчаянно трепыхая лопастями, как подбитая на лету птица крыльями. И в следующие секунды, с крутым креном, вертолёт шумно врезался в землю.
Раздался взрыв, из клубящегося серо-черного дымного облака полетели во все стороны куски металла, обломанные лопасти, осколки, а хвостовая балка странно вздернулась вверх и, наклонившись, отлетела далеко в сторону…
Беляк замер на месте. Смотрел на взлетную полосу, на то место, где взорвался вертолет, на оседающее черно-серое облако. Пальцы невольно сжимались в кулаки. Он верил и не верил тому, что произошло. На его глазах погибли товарищи, боевые друзья… На мгновение смерть оказалась рядом, обдала мрачным холодом вечности и показала свой клыкастый оскал.
Александр, как и стоящие рядом капитан и бортовой техник, как десятки других людей на аэродроме, еще не успел осознать и понять всю глубину потери, прийти в себя, а издалека уже снова донесся сухой щелчок.
Второй вертолет дрогнул в воздухе, словно напоролся на препятствие.
— Еще один! — выдохнул Чубков.
В следующее мгновение тяжелый боевой вертолет, словно игрушка, перевернулся несущим винтом вниз, как говорят пилоты «стал мельницей», и начал падать. Через несколько секунд, внутри винтокрылой машины коротко блеснула молния, и раздался оглушительный взрыв. На том месте, где только что в воздухе находился боевой полосатый «крокодил», образовался громадный огненный шар, который падал на посадочную полосу…
5
— Давай скорее! Они уже летят! — волновался Юсуп, торопя своего напарника. — Чего так долго возишься?
Они находились на плоской крыше дома, который, как и другие дома кишлака, был расположен всего в полукилометре от аэродрома. Перед домом росло старое ореховое дерево, и его густая крона служила им маскировкой. В кроне вырезали часть ветвей, и в просвете получилось удобное окошко.
— Успеем! — спокойно отвечал Кабир.
Он не спеша прилаживал на плече «огненную трубу» с остроносой ракетой. Так моджахеды именовали ПЗРКа — переносное зенитно-ракетное устройство.
— Как в прошлый раз? — съязвил Юсуп.
— Не надо было спорить, — ответил Кабир.
— А кто из нас упирался?
Кабир нахмурился и промолчал.
Пару дней назад они опоздали.
Сначала спорили, из чего лучше стрелять: из «огненной трубы» или из нового крупнокалиберного пулемета? Степенный и неторопливый Кабир настаивал на трубе. Он был опытным охотником и считался лучшим стрелком в отряде. А Юсуп, молодой и прыткий, предлагал пулемет, он курсы специальные проходил. А потом, пока устанавливали на трубе ракету и налаживали к стрельбе крупнокалиберный пулемет, потеряли много времени. Все вертолеты, которые летали в Панджшерское ущелье, вернулись и совершили посадку.
Неудача обескуражила обоих. Перебранка продолжилась и вечером, когда уселись ужинать. Но в их спор вмешался сам Джаллавар-хан. Перебирая большим пальцем с темным ногтем четки из пожелтевшей слоновой кости, он сказал:
— Аллах милостив и создал для нашей жизни дни и ночи, которые идут чередой друг за другом. Так и вы будете стрелять по очереди. Один день из пулемета, а второй — из «огненной трубы».
Немного помолчав, Джаллавар-хан задумчиво произнес:
— Стрелять из пулемета намного опасней, чем из «огненной трубы». Пулеметные пули оставляют след. Шурави сразу определят то место, откуда шла стрельба, и нам придется быстро уходить в горы. А ракета из трубы летит без следа. Поэтому первым пусть стреляет из своей трубы Кабир.
