прохвосту, любому комплексующему ешиботнику или провокатору, у которого палец тянется к гашетке… С советских времен я ненавижу большевистское слово «заговор». Но это ведь действительно походит на заговор раввинов «во спасение еврейской земли», как они кричат. Я боюсь за жизнь Ицхака Рабина, рав Бенджамин!
— Вы напрасно волнуетесь, Джордж. В Израиле еще не было случая, чтобы еврей убивал еврея… Пейте чай, Джордж! Стылый чай — издевательство над белым че…
— Рав Бенджамин, о чем вы говорите? — невежливо перебил его Джордж. Миллионных жертв, как в России, конечно, не было. Но… писатель Амос Оз подсчитал, за годы сионистского движения пятьдесят евреев было… самими евреями. Разве вы не знаете: расстрел артиллерией Ицхака Рабина парохода «Алталена» с оружием для Бегина, убийство Арлозорова.
— Джордж, дорогой, наши Премьеры — генерал Рабин, Шамир эт цетера. Какие же это Jews! Бен Гурион, как вам известно, мог спасти тысячи словацких евреев, да не пожелал «ради страны»… Об этом, признаться, я и раньше слышал, от гениального Вейсменделя, словацкого раввина, открывшего в Торе скрытый код, профанированный ныне безответственными «компьютерными играми». Гения сожгли бы в Освенциме, если б он не бежал из эшелона смерти… В Штатах я считал предательство словацких евреев ужасным недомыслием Бен Гуриона, постыдным исключением… Но жизнь говорит иное. Предательство в Словакии не было исключением. Политика для «отца-основателя» всегда была выше человеческих судеб. Вот, давнее и вернейшее доказательство…. — Он привстал с кресла и потянулся всем своим грузным телом к книге «PERFIDY», которая стояла под стеклом шкафа, над его головой.
— Эту книгу, Джордж, возможно, вы знаете это, здесь не переиздавали. Не переиздавали, прятали изо всех сил и три других на ту же тему, в том числе, свидетельство венгерского еврея-беглеца из Освенцима. Cў est la vie, Джордж, Вы вправе спросить, что это за немыслимое cў est la vie? В свободной стране. Мы же не ваша Россия… Цензура? Нет, Джордж, гораздо хуже. Как бы ни подванивал bouquet известных «государственных» имен Израиля, сей букет для еврейских недоумков и есть Страна Обетованная. А потому ни-ни! Воняет? Своя вонь, иудейская… Еврейские Конгрессы Штатов и Европы вообще живут, зажав нос. Предпочитают не видеть и не слышать, что за диковинные цветочки вырастают в стране вековой мечты. Автор «PERFIDY» Бен Хехт это предвидел, хотя начал книгу еще в пятидесятых, сразу после «кастнерского» процесса в Иерусалиме, а в 61-ом она уже увидела свет. Заранее знал, мудрый человек, что евреи рассеяния будут игнорировать все, что здесь происходит. «Израиль это их беби… — писал, — хотя они никогда не страдали за него…» И я, признаюсь вам, Джордж, долго не желал прощаться с иллюзиями. Закрыл свои глаза ладонями, как ребенок, которому страшно… Выступил, ученый идиот, против «фантастических страшилок» Бен Хехта в «Чикаго Трибьюн»! Простить себе не могу! Когда здесь, в Израиле, познакомился с документами тех лет, полгода чувствовал себя не в своем уме. Порой бывал в такой ярости, что ревел на всех, кто попадется под руку. Тогда — то меня, с легкой руки не то Рабина, не то Переса, и прозвали «Бешеным янки», думаете, не слышал?!»
— Я давно мечтаю прочесть «PERFIDY»! — воскликнул Юра обнадеженно. Никто не дает…
— Не торопитесь, Джорж! — Раввин так резко пригнулся к столу, точно переломился. Распрямился не сразу. Наконец, снова взглянул на собеседника…
На курсах гидов говорили, что у равва Бенджамина выпученные желтые глаза циркового клоуна, они смеются даже тогда, когда его губы искажены от ярости или боли. Когда раввин взглянул на Юру, в его выпученных желтых глазах стыли слезы. — Почему не торопиться, Джордж?! Узнать все это страшно. Можно проклясть все на свете…
— Мне, бывшему советскому каторжнику, страшно?!.
— Вы действительно решили выскрести из своей головы отравные израильские мифы?.. Самые главные?.. Хорошо, не сетуйте на меня потом…
И протянул книгу в черных корочках. — Даю на трое суток. Через семьдесят два часа жду вас здесь, с «PERFIDY» в руках.
Глава 11
Еврейская Чечня
Юра не дождался поселенческого автобуса. Прыгнул в подвернувшееся такси с белым арабским номером… Как только искупали и уложили детей, сказал Марийке, у него срочнейшая работа и чтоб ложилась спать без него. Уединился в своем длинном кабинетике, перевернув на дверях раскрашенного детьми слоника обратной стороной, на которой был набросан силуэт кузнечика со стихами приятеля, московского поэта-сатирика: «… сижу, как кузнечик в пенале, исправную службу несу…»
Бабушка и Марийка знали, коль слоник перевернут «кузнечиком», Юру лучше не тревожить…
Глубоко за полночь Марийка, встав к Ахаве, приоткрыла по пути и дверь «пенала». Дверь скрипнула, Юра вздрогнул и обернулся. В широко раскрытых иудейских глазах мужа стыл ужас. Марийка в испуге кинулась к нему, согнувшемуся над книгой.
— У тебя сумасшедшие глаза! Юрастик, что с тобой?! Юра-ас-тик?!
Юра молчал, зажмурясь и покачиваясь из стороны в сторону, как в молитве. Потом сказал, скорее, не жене, а самому себе: — Это преступление идти войной, выставляя перед собой детишек…
Она выхватила из его рук книгу в твердых траурных корочках, полистала нервно. Но книга оказалась на английском, без иллюстраций. Марийка неохотно вернула. Взмолилась, чтоб растолковал, наконец, что происходит? Что с ним?!
— …У меня сердце разорвется!.. Не можешь объяснить? Страшно — язык не поворачивается?.. Тогда читай прямо с листа. Не трусь, Юрастик! Ты переводчик-дока. Израильский гид…
— Ты что, Марийка?! Триста страниц… И каждая об одном и том же: политикам нельзя верить. Ни в одной стране! Никогда!
— Ты хочешь, чтоб и у меня чердак поехал?! Читай подряд! Пока дети проснутся… сколько успеешь… Невозможно все, начни с любого места, чтоб поняла, что с тобой.
Юра вяло полистал страницы и вдруг подобрался, точно перед рывком в дом, охваченный пламенем, и принялся читать взахлеб:
«… В середине апреля 1944 года один из немецких агентов в Будапеште сказал мне, чтобы я стоял на углу указанной улицы и меня поведут к Эйхману. Через тридцать минут меня доставили в роскошный отель, где была штаб-квартира Эйхмана, ввели в его комнату.
— Ты-зна-ешь-кто-я? — залаял он на своем офицерском немецком. — Я истребил всех евреев в Германии, Австрии, Польше и Словакии. Следующая Венгрия. Но я хочу предложить вам, венгерским, выгодную сделку: «BLOOD FOR CARGO and CARCO FOR BLOOD» (Кровь за груз, и груз за кровь). Теперь скажи мне, кого ты хочешь спасти — детей, женщин или мужчин, и какого возраста? Молодых?.. Говори!
Я сидел ошарашено. В комнате не было ни одного еврея. За моей спиной сгрудились жеребцы в штатском. Наконец, выдавил из себя:
— Я не уполномочен решать, кого вы будете истреблять. Я бы хотел спасти всех… Я не понимаю вашего предложения. Где мы возьмем это карго? Ведь вы все конфисковали… — С надеждой вырвалось у меня: — Возможно, некоторые евреи за границей соберут деньги… если жизни будут сохранены…
— FORWARD! — снова пролаял Эйхман. — Иди в Швейцарию, Турцию, Испанию, куда хочешь, только привези CARGO!
— Какое CARGO вы хотите?
— Десять тысяч грузовиков для меня дороже миллиона евреев. Помолчал. — Еще тонну чаю, тонну кофе, мыло.
Затем добавил, что освободит сто тысяч евреев сразу, как аванс. И готов получать платежи порциями, освобождая каждый раз и другие десять процентов.
— …Забирай евреев с любого листа — из Венгрии, Аушвиц, Словакии откуда хочешь. Помни: мы будем вывозить с завтрашнего дня в Аушвиц по двенадцать тысяч каждый день, но остановим уничтожение… пока ты не вернешься в Будапешт через одну-две недели. С деньгами. А дальше — согласно сделке…
