часа.
Ребята тоже внимательно слушали мой рассказ. Когда я замолчал, Слава спросил у Юрани:
— Ы-ы!
— Ы-ы! — ответил тот.
Бедриков встал, протянул Свете тот же альбом, будь он неладен, и проделал уже знакомые мне манипуляции: ткнул пальцем в «Солнечную систему по Копернику», потом в себя и вопросительно поглядел на Свету.
— Любопытно… — протянула она. — А повторить разрешается?
Первый отряд утвердительно замычал; пожалуйста, мол, какой разговор!
— Зря стараешься! — предупредил я. — Они сами не знают, как этот ребус разгадывается.
Слава, не обращая внимания на мои слова, с удовольствием выполнил Светину просьбу.
Первый отряд затаил дыхание.
Света еще раз глянула на «Солнечную систему» и стала медленно переворачивать листы альбома, того самого, который дал ей Слава. Наконец, нашла то, что искала, и, не глядя на Бедрикова, протянула к нему руку. Он, моментально поняв ее, вложил в эту руку пинцет — так обычно подают оперирующему врачу необходимый инструмент.
Теперь лицо Светы сделалось серьезно-торжественным. Она выхватила из альбома марку и совершила какой-то немыслимый обряд: дотронулась до своего левого уха, потом до правого уха Бедрикова и трижды топнула ногой.
«А может, они не притворяются, — со страхом подумал я. — Может, это правда эпидемия неизвестной болезни?»
Слава взглянул на марку, и лицо его расплылось в радостной улыбке. Он взял у Светы пинцет с зажатым в нем бумажным четырехугольничком и, подняв над головой, показал стонущему от нетерпения первому отряду. На марке был какой-то фантастический сюжет: первые люди на неизвестной планете.
— Ура! — прошептал Слава.
— Ура! — взревел обретший наконец дар речи отряд и поскакал с кроватей.
Со всех сторон к Свете потянулись руки с марками. Тут был и Лаокоон, и биохимический конгресс, и марка со схемой атома, и много других.
— Что в конце концов здесь происходит? Объясните же! — взмолился я.
Вместо ответа Круглова вскочила на стул, подняла руку и в наступившей тишине торжественно произнесла:
— Товарищи! Господа! Леди и джентльмены! И ты, недогадливый, именующий себя вожатым! Вы оказались свидетелями исторического события: контакта двух цивилизаций — разумных существ планеты Земля, входящей в Солнечную систему, и моей планеты Красного Диска из системы ЗЮК-четыре! Благодарное межпланетное, а вернее — межсистемное человечество никогда не забудет научного подвига пионеров первого отряда лагеря «Текстильщик», предложивших такой оригинальный, доступный способ передачи информации! Мне, ничего не знающей о том, из какого вещества состоит живая клетка на вашей замечательной планете, показывают марку, и я многое понимаю! Марки рассказали мне о вашей метрической системе, химических элементах, флоре и фауне, о вашей истории, азбуке, о вашем искусстве, спорте… Я сожалею лишь о том, что, отправляясь к вам, не знала о таком простом и удобном способе информации, а то обязательно взяла бы с собой марки планеты Красного Диска… Спасибо за внимание, уважаемые земляне! Клянусь, что никогда больше не буду называть вас троглодитиками!
Света легко спрыгнула со стула. Последние ее слова были покрыты радостными криками землян из первого отряда пионерского лагеря «Текстильщик».
— А ты в марках сечешь! — выкрикнул Оспищев. — Я точно знаю. Другая бы пальцами полезла, а ты без пинцета не можешь, это сразу видно!
— Секу! — засмеялась Света и, как мне показалось, подмигнула Юране. И он вроде бы ей в ответ: понимаю, мол, все в порядке.
«Вот оно что! — подумал я. — Они сговорились! Специально для меня спектакль разыграли! Занялись моим образованием!» Но виду не подал. Не хватало еще, чтобы в присутствии пионеров обвинять Свету в антипедагогическом поступке!
Однако на следующий день, улучив момент, когда мы оказались одни, я не сдержался и выложил ей все, И долго потом жалел об этом. Нет, она не накричала на меня. Только с сожалением поглядела и тихо сказала:
— Как только тебя, Борька, земляне терпят, ума не приложу! Я бы со своей планеты тебя в два счета столкнула!
ДОБРЫЙ ВЫДУМЩИК ИЗ СТАВКРАСТОВ
Я долго думал, кому бы поручить рассказать эту историю. Вначале мне казалось, что лучше Светы Кругловой никто не справится: ведь она — главная участница событий! Но у нее все выходило как-то кособоко, о чем-то она говорила скороговоркой, кое-что, наоборот, растягивала. Получалось вроде флюса. Тогда я попробовал дать слово Юране — он тоже имел к этой истории самое прямое отношение. Флюс переместился на другую сторону.
Что мне оставалось делать? Верно, взяться самому, благо Света и Юраня предоставили в мое распоряжение все письма.
Вожатый Борис тогда зря заподозрил Свету, будто она подговорила ребят заняться его филателистическим просвещением. А вот то, что они с Юраней взглядами обменялись, это ему не показалось. Потому что Света и Юраня к тому времени были знакомы уже три с половиной года, четверть всей Юраниной жизни.
В детском саду Юраня Юрасов ничем не отличался от других мужчин своего возраста: гонял по двору шайбу, играл в войну и космонавтов, приходил домой с «фонарями» и другим их на память оставлял.
Но так было только в детском саду. А в первом классе он стал собирать марки. Началось с обычной тетрадки, в которую Юрасов клеил их канцелярским клеем — наглухо!
За этим занятием его и застал однажды Григорий Александрович Боровой, высокий, дородный, совершенно седой человек лет пятидесяти пяти, который пришел к Юрасовым страховать их имущество от жуликов, пожаров и наводнений. Обо всем этом он поведал Юране, потому что кроме него дома был только котенок Перчик. Юраня спросил, нельзя ли застраховать Перчика от бульдога Зевса или хотя бы от его хозяина Мишки Салютина из третьего, подъезда, который натравливает Зевса на всех кошек.
Григорий Александрович ответил, что, к сожалению, такой вид страхования еще не предусмотрен, и, в свою очередь, поинтересовался, за что Юраня казнит марки.
— В чем они перед тобой провинились? За что ты их к смерти приговорил?
— Я? — Юраня растерялся. — Ни за что… Я не казню, я клею.
— А марки только так и казнят! Людей — расстрелянием, четвертованием, повешением, еще сотнями способов, а марки — вот таким наклеиванием! Ну, ладно, пусть не казнь, а пожизненное заключение. Попробуй теперь освободи из тюрьмы «Амундсена»!
— Какого Амундсена?
— Э, да ты к тому же еще и невежда! Не Перчика от Зевса страховать надо, а марки от тебя самого, понял?
Юраня, насупившись, молчал.
— Хочешь, я научу тебя с маркой разговаривать? — неожиданно предложил Григорий Александрович.
— А как она мне отвечать будет? — Юраня с недоверием поглядел на собеседника. — Она же
