своего существования. Достаточно было помнить, что вражеская лодка может оказаться рядом…
Более того, зимой 1914 — 15 годов германский флот решил, что его лодки принесут больше пользы, если использовать их в ответ на британскую морскую блокаду Германии. Немцы решили, в свою очередь, организовать контрблокаду Британских островов, склонившись к
В феврале 1915 года командование Германского Императорского Флота решило, что у него нет иного выбора. В специальной декларации были определены «океанские зоны военных действий» вокруг Британских островов, где следовало топить любое замеченное торговое судно, даже нейтральное. Устрашение стало одной из составляющих частей германского плана. Впрочем, с точки зрения немцев, британская блокада, особенно в плане прекращения подвоза продовольствия, была не менее бесчеловечной. Уже через 6 недель U-20 потопила британский лайнер «Лузитания», на котором погибли 1198 человек, в том числе 128 американцев. Президент Вудро Вильсон заявил резкий протест. Он пригрозил объявлением войны со стороны Соединенных Штатов, если Германия не откажется от неограниченной подводной войны. Немцам пришлось решать тяжелую проблему. Попытка уважать международные законы лишила бы подводные лодки их главного преимущества. Нарушение законов привело бы к появлению Соединенных Штатов в уже длинном списке врагов Германии. После нескольких месяцев колебаний имперское правительство решило выполнить требования президента, но это была лишь попытка оттянуть окончательное решение.
Но в арсеналах флотов имелось еще одно невидимое оружие — мины, которые тоже сыграли важную роль в мировой войне. Более того, их влияние начало ощущаться еще до начала войны. Еще в 1912 году англичане решили, что многочисленные минные поля у берегов Германии вместе с угрозой подводных атак в случае войны сделают ближнюю блокаду германских портов, подобную блокаде французских портов в прошедших войнах, слишком дорогостоящей. Поэтому англичане решили организовать дальнюю блокаду на границах Северного моря, предоставив германскому флоту полную свободу действий у восточного побережья Англии. Всего за годы войны было поставлено 247000 мин, в том числе — 11000 мин с германских подводных лодок. Всего на них погибло примерно 140 военных кораблей — больше, чем от торпед подводных лодок, и больше, чем от артиллерии надводных кораблей. На дно пошли даже 1 дредноут и 6 броненосцев. Самым наглядным подтверждением справедливости опасений Адмиралтейства стала гибель 7 из 11 германских эсминцев, которые попали на русское заграждение в Финском заливе в 1916 году.
Если мины и подводные лодки придали морской войне новое измерение, опустив ее под воду, самолеты и дирижабли сделали то же самое, превратив в поле боя небо. Появление легкого и мощного двигателя внутреннего сгорания позволило графу Цеппелину в 1900 году создать свой жесткий дирижабль, а братьям Райт в 1903 году — летательный аппарат тяжелее воздуха. Интерес адмиралов к новинке усилился, когда французский летчик Анри Фабр в 1910 году построил первый гидросамолет. Несмотря на привычный скептицизм, к 1914 году по крайней мере 8 флотов создали свою собственную авиацию. 3 флота даже попытались вывести самолеты в море, переоборудовав обычные корабли в гидроавианосцы: французский крейсер «Фудр» в марте 1912 года, британский крейсер «Гермес» в мае 1913 года и японский транспорт «Вакамия» в ноябре 1913 года. Тем временем, Королевский Греческий Флот первым использовал самолет в бою в феврале 1913 года, когда один из его гидросамолетов сбросил 4 маленькие бомбы на турецкие корабли в Дарданеллах во время Второй Балканской войны. Впрочем, попаданий он не добился.
Несмотря на заметный прогресс, в 1914 году морская авиация еще находилась в эмбриональном состоянии. В июле этого года британская Морская Летная Служба отделилась от Королевского Летного Корпуса. Она была самой крупной в мире, но насчитывала всего лишь 50 офицеров, 550 солдат, 91 самолет и 7 мягких дирижаблей. После начала войны флоты противников начали быстро наращивать свои воздушные силы. Когда в апреле 1918 года британская морская авиация была снова слита с Королевскими ВВС, она по-прежнему являлась самой большой в мире, но теперь имела 5000 офицеров, 43000 рядовых, 3000 самолетов и 100 мягких дирижаблей.
Самой важной задачей, которую планировалось возложить на самолеты и дирижабли, была разведка. На важнейшем морском театре — Северном море — германские цеппелины в первые годы войны выполняли эту задачу, насколько позволяла погода. Иногда она держала их на земле 3 дня из 4. Сначала потолок и скороподъемность позволяли цеппелинам действовать, не опасаясь вражеских самолетов. Но к 1917 году прогресс самолетостроения положил конец их безнаказанности. Но и потом цеппелины совершили 568 разведывательных полетов, сообщив командованию Флота Открытого Моря важные сведения. К счастью, встречные ветры помешали 5 цеппелинам провести разведку перед тем, как флоты противников встретились в Ютландском бою.
Довоенные попытки Королевского Флота построить жесткий дирижабль завершились неудачей, и Гранд Флит был вынужден полагаться на самолеты, действующие с береговых баз и гидроавианосцев. Результаты оказались мизерными. Береговым самолетам не хватало дальности, чтобы сопровождать флот вдали от берега, а сильное волнение часто не позволяло взлетать гидросамолетам. В Ютландском бою гидроавианосец «Энгедайн», приданный Флоту Линейных Крейсеров, сумел в начале боя поднять в воздух один из своих 4 самолетов. Этот самолет, впервые участвуя в генеральном сражении, сумел вовремя обнаружить противника, что могло принести адмиралу Битти большую пользу, но радиограмма не была принята его флагманским кораблем. Через 39 минут самолет был вынужден сесть из-за разрыва бензопровода. Тем не менее, англичане не оставили попыток придать флоту авиацию и в 1917 году начали работы по созданию настоящих авианосцев.
Кроме разведки, морские самолеты опробовали большинство других заданий, которые они исполняли с 1939 по 1945 год: атака и защита наземных и морских целей, охота за подводными лодками, корректировка огня при обстреле береговых целей. Главное отличие заключалось в том, что с 1914 по 1918 год самолеты не могли нести достаточно крупные бомбы, чтобы угрожать большим кораблям. Впрочем, точность бомбометания тоже оставляла желать много лучшего. Когда в январе 1918 года турецкий линейный крейсер «Явуз Султан Селим» (бывший германский «Гебен») провел 5 неприятных дней на мели в Дарданеллах, английские бомбардировщики сбросили 15 тонн бомб по этой неподвижной мишени длиной 612 футов. Они совершили не меньше 200 вылетов, но добились только 2 попаданий, не причинивших никакого вреда. Таким образом, влияние самолета на операции в открытом море оставалось совершенно незначительным, хотя в остальных отношениях он добился немалых успехов.
Серьезное влияние на радиосвязь оказывало использование низких частот. К 1914 году сигналы, отправленные очень мощными передатчиками, можно было принимать на расстоянии почти 3000 миль, и колониальные державы начали строить трансляционные станции, чтобы держать связь со своими заморскими владениями. Британский флот быстро разрушил германскую систему связи, но никак не мог повлиять на ход операций в Северном море, где корабли без труда принимали береговые станции. Корабельные радиостанции тоже увеличили радиус действия и надежность связи. Сначала рации появились только на крупных кораблях, но еще до войны постепенно их получили эсминцы и подводные лодки. Немного позднее они стали стандартным оборудованием разведывательных самолетов и дирижаблей.
В начале войны тактические сигналы передавались только сигнальными флагами и прожекторами. Их репетовал специально выделенный для этого корабль, как в эпоху парусного флота, и передача сигнала занимала 2–3 минуты. Если приказ передавался морзянкой по радио, это отнимало уже 10–15 минут. Однако к 1916 году были отработаны методы радиосвязи, которые позволили сократить время передачи сигналов,
