В музее Гране смешались разные стойкие запахи: насыщенные спиртом алкиды, клей, чистящие средства. Это была смесь такой силы, что вызывала легкую эйфорию. Потом, с наступлением дня, свежий аромат огромных букетов вперемешку с ароматами из кухни несколько перебили эти запахи.
Вскоре после трех картина под названием «Дорога в поле» заняла свое место на стене, в раму вставили датчик, а над картиной установили светильник, бросавший на сине-зеленый горный пейзаж ровный свет. Шарль Пурвиль прикрепил к низу рамы медную табличку. Одну из табличек он отдал Гюставу Билодо.
– Это для портрета месье Ллуэллина. Он будет доволен.
– К черту его, – заявил Билодо с раздражением, что было для него нехарактерно. – Он не дает нам повесить портрет до завтрашнего утра, и мы до сих пор не уверены в том, что завтра он предоставит Сезанна в наше распоряжение. – Но тут улыбка вновь осветила лицо директора музея. – Зато в нашей портретной галерее есть две особые стены, и сегодня я надеюсь получить хорошее известие, касающееся одной из них.
То, что год подготовки подходил к благополучному завершению, стало возможным благодаря отчаянной решимости Гюстава Билодо, хотя и она бы не помогла, не повлияй на Мирей Леборнь страховые компании, которые провели тщательную проверку организации охраны и всего штата музея.
Сотрудники охраны отчитывались бывшему директору сыскной полиции. Близкий друг Феликса Лемье, по прозвищу Истребитель, был человеком за пятьдесят и прятал свои проницательные глаза за очками с зелеными стеклами.
Билодо хвастался, что прием побьет все рекорды по своему размаху. В мировых масштабах, может, это и было преувеличением, но в Эксе этот прием действительно обещал быть самым расточительным за всю долгую историю города.
Скутер Олбани передал Астрид бокал и с проворностью, свидетельствующей об огромном опыте, открыл бутылку шампанского.
– Попробуй шампанского.
Он улыбнулся, наполнил оба бокала и чокнулся с Астрид, отчего шампанское пролилось.
– Вот неуклюжий, – побранил он себя и стал рыться в карманах в поисках платка.
Астрид вежливо улыбнулась и отправилась к буфету за салфеткой. Дойдя до конца стола, она оглянулась и посмотрела на прибывающую толпу, на еду, на цветы. Людей становилось все больше, они говорили разом, и гул напоминал Астрид о вечере в бостонском Музее изящных искусств. Заиграла музыка: ее исполнял квинтет музыкантов, расположившийся у серой каменной лестницы, ведущей к выставочным залам.
Повсюду были торжественно одетые мужчины и женщины, гости и благодетели, которые выписали большие чеки, чтобы помочь незаметному музею Гране наконец насладиться славой. Собрались также организаторы и хранители, ответственные за доставку этих бесценных картин из двадцати одной страны. Ллуэллин вставил белую гвоздику в лацкан своего смокинга и взял Астрид за руку.
– Пойдем ко всем, – сказал он.
Когда Билодо подвел к микрофону высокую седую женщину, раздались звуки фанфар. Он попросил тишины и сказал:
– Сегодня вечером нас почтила своим присутствием наш дорогой друг. Имею честь представить вам мадам Маргариту Девильё.– Когда аплодисменты смолкли, Билодо продолжил: – Теперь я хочу сообщить вам радостную новость. Мадам Девильё разрешила мне объявить, что она дарит музею Гране свой автопортрет Сезанна.
Это заявление для многих оказалось сюрпризом, но все выразили одобрение. Когда шум стих, Маргарита взяла микрофон.
– Мне бы хотелось, чтобы вы сейчас могли видеть эту картину. Как знают некоторые из вас, на недолгое время я утратила своего Сезанна, и, когда он вернулся, я решила, что его нужно почистить и вставить в новую раму. Вы встретитесь с моим другом через неделю. Обещаю.
Билодо поднял обе руки высоко над головой и указал на верхний этаж:
– Галереи открыты. Приглашаю всех на выставку.
Ллуэллин представился Маргарите и поздравил ее.
Они сразу перешли на «ты», и у Ллуэллина промелькнула мысль, что он может подарить свой портрет музею Метрополитен в Нью-Йорке. Скутер записывал их на камеру. Маргарита обернулась, высматривая кого-то среди гостей.
– Я ищу человека, с которым хочу вас познакомить, но он, кажется, исчез.
Педер Аукруст покинул Маргариту Девильё при первом же звуке фанфар. Она настояла на том, чтобы он сопровождал ее на прием, но он спросил ее, будет ли Александер Тобиас в списке гостей. Его там не было. Ранее в этот день, достав в туристическом агентстве города список отелей, Аукруст выяснил, что некий Александер Тобиас и его жена остановились в гостинице «Черный берег». Сообщать номера постояльцев в гостинице запрещалось.
Выйдя из музея Гране через запасной выход, Аукруст поспешил мимо суетящегося обслуживающего персонала, готовившего еду и напитки для буфета Леток носил подносы в музей и обратно, и тут он заметил Аукруста. Он отставил свой поднос и сбросил форму под ноги разгневанного управляющего.
– Мерзкий подонок! Поставь на свой поднос еще бокалов, – заорал взбешенный менеджер, – или никакой платы.
– К черту бокалы, – сказал Леток и выбежал в поисках Аукруста. Он пошел по Рю д'Итали, оживленной улице перед музеем Гране, где было много ресторанов и продуктовых магазинов. Он увидел силуэт Аукруста в огнях аптечной витрины в нескольких домах от того места, где стоял. Леток пошел быстрее, но упустил Педера из виду, когда влетел на улицу, отходившую от Рю д'Итали. Леток осторожно ступил на темную узкую улочку. Фонари бросали на мостовую тусклый желтый свет. Он прошел мимо нескольких темных магазинов и ювелирной лавки.
Леток подошел к киоску с плакатами, оповещавшими о предстоящих событиях в Палас де Конгресс,
