Джон Р. Р. Толкин. Письма

сам того не видит. После того все завертелось стремительно и бурно, и на ланч я опоздал. Приятно (пожалуй) было обнаружить, что этот яркий поэт и воин в Оксфорд приехал главным образом затем, чтобы познакомиться с Льюисом (и со мной). Мы договорились встретиться в четверг (то есть вчера) вечером. Если бы я только запомнил все то, о чем вчера вечером говорили в комнате у К. С. Л., этого бы на несколько авиаписем хватило. К. С. Л. воздал должное портвейну и сделался слегка агрессивен (настоял на том, чтобы еще раз зачитать вслух свой пасквиль, а Р. К. над ним хохотал); но главным образом мы довольствовались тем, что слушали гостя. Окно в большой мир; и при этом сам по себе это человек мягкий, скромный, сострадательный. Больше всего потрясло меня то, что этот умудренного вида, потрепанный войной Непоседа, прихрамывающий от недавних ран, на девять лет меня младше, и я, возможно, знавал его еще подростком: он жил в О[ксфорде], когда мы жили на Пьюзи-стрит (снимали квартиру на пару с композитором Уолтоном[183], общались с Т. В. Эрпом, родоначальником олухов, и с Чайльдом Уильфридом [184], твоим крестным, — чьи работы он ставит весьма высоко). Ас тех пор он столько всего совершил, что просто описанию не поддается. Вот вам отпрыск прот.^{100} ольстерского семейства, обосновавшегося в Южной Африке, — причем большинство его представителей воевало в обеих войнах; обратился в католицизм после того, как укрывал в Барселоне отцов-кармелитов; все напрасно, их схватили и безжалостно убили, а Р. К. едва не поплатился собственной жизнью. Но он спас архивы кармелитов из горящей библиотеки и пронес их через всю «коммунистическую» страну. Он бегло говорит по-испански (был профессиональным тореадором). Как ты знаешь, потом он всю войну сражался на стороне Франко и, помимо всего прочего, оказался в авангарде отряда, который выдворил «красных» из Малаги так быстро, что их генерал (Вильальба, кажется) даже награбленную добычу унести не смог — и оставил на столе руку святой Терезы вместе со всеми драгоценностями. Он массу всего интересного порассказал о ситуации на Гиб. со времен войны (в Испании). Но при этом он — истинный патриот, и с тех самых пор сражается в Б. армии. Ну-ну. Мартин д'Арси[185] за него ручается и наказал ему нас разыскать. Жаль, я не запомнил и половины его пикарескных историй, все про поэтов, музыкантов и тому подобную публику, от Питера Уорлока до Олдоса Хаксли. Больше всего мне понравилась байка про грязнулю Эпстайна (скульптора): про то, как он с ним подрался и на неделю уложил его в госпиталь. Однако ж передать впечатление от личности столь незаурядной — он и солдат, и поэт, и новообращенный христианин — просто невозможно. Как он не похож на «левых» — этих вояк в вельветовых штанах^{101} , что бежали в Америку (в их числе Оден, который заодно со своими дружками добился от городского совета Бирмингема «запрета» на книги Р. К.!) Надеюсь на следующей неделе увидеться с ним снова. Из Модлина мы разошлись уже за полночь; я прошел с ним вместе до Боумонт-стрит. К. С. Л. отреагировал крайне странно. Вот вам высший комплимент «красной» пропаганде: он (отлично зная, что во всем остальном они — лжецы и клеветники), свято верит всему, что говорится против Франко, и ничему — в его пользу. Даже открытая речь Черчилля в парламенте нисколько его не поколебала. Но, в конце концов, ненависть к нашей церкви — вот единственное подлинное основание а[нгликанской] ц[еркви]: заложенное столь глубоко, что остается непоколебимым даже тогда, когда надстройка вроде бы снята (так, К. С. Л. чтит Святое причастие и восхищается монахинями!). Однако ж, если засадить в тюрьму лютеранина, он «под ружье» встает, а ежели перебить католических священников, он просто не верит (и смею предположить, думает про себя, что святые отцы сами напросились). Впрочем, Р. К. слегка его встряхнул…..

Ты будь добр, «болтай о пустяках» и дальше. Письма, они ведь не обязательно про внешние события (хотя любые подробности всячески приветствуются). То, что ты думаешь про себя, ничуть не менее важно: Рождество, гудение пчел и все такое прочее. И с какой стати ты полагаешь, будто встреча с химиком-ботаником…. не стоит упоминания, просто взять в толк не могу. По-моему, так прелюбопытная встреча….. На самом-то деле страшны и невыносимы вовсе не люди (пусть даже дурные) и не то, что к людям отношения не имеет (например, погода), а создания рук человеческих. Если бы рагнарек[186] выжег все трущобы, и газовые заводы, и обветшалые гаражи, и освещенные дуговыми лампами бесконечные пригороды, так мог бы заодно и все произведения искусства спалить — а я бы вернулся к деревьям.

084 Из микрофильмированного письма к Кристоферу Толкину 12 октября 1944 (FS 55)

Во вторник снова попытался писать (ну еще бы, триместр на носу!), но обнаружил крайне неприятную ошибку (на один-два дня) в синхронизации, на данной стадии оч. важной, в том, что касается передвижений Фродо и остальных; пришлось немало поразмыслить и потрудиться; а теперь вот потребуется вносить жуткую уйму всяких мелких поправок в разные главы; но, как бы то ни было, наконец-то приступил к Книге Пятой (и последней; на «книгу» приходится глав по десять). Сегодня отослал «Лист работы Ниггля» в «Даблин ревью»: мне написал их редактор, прося стихов или прозы.

085 Из микрофильмированного письма к Кристоферу Толкину 16 октября 1944 (FS 56)

Все сражаюсь с беспорядочной хронологией «Кольца»; ужасно раздражающее занятие: не только отвлекает от других, более насущных и скучных обязанностей, но и дальше продвигаться не дает. Надеюсь, я наконец разрешил все проблемы, внеся мелкие изменения в карту, приписав добавочный день к Энтмуту и растянув еще на несколько дней погоню Непоседы и путешествие Фродо (небольшая поправка к первой главе, которую я только что отослал: два дня от Мораннона до Итилиэна). Но теперь у меня снова лекции, и «Перл» в придачу.

086 Из письма к Кристоферу Толкину 23 октября 1944 (FS 57)

Только что выходил взглянуть на небо: шум стоит жуткий; давненько уже в небесах такой Великой Армады не собиралось. Полагаю, упоминать об этом можно; к тому времени, как ты получишь это письмо, какое-то место уже перестанет существовать, и весь мир об этом узнает — и успеет позабыть…..

Ничего толком не получается сделать: времени абсолютно нет; все время чувствую себя усталым — или смертельно скучаю. Кажется, если бы явился ко мне джинн и предложил исполнить желание: «Чего бы тебе действительно хотелось?» — я бы ответил: «Ничего. Поди прочь!»….

Что до богохульства, здесь уместно лишь вспомнить (там, где они применимы) слова: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают»^{102}, — или говорят. И отчего-то кажется мне, что Господа Нашего на самом деле куда больше огорчают те обиды, что мы наносим друг другу, нежели те проступки, что мы совершаем противу него, в особ, его воплощенной личности. А с лингвистической точки зрения нет особой разницы между «черт тебя побери», — произнесенного бездумно и даже в неведении о том, сколь велик и грозен Единый Судия, — и тем, о чем ты пишешь. Слова как сексуальные, так и сакральные утратили всякий смысл, сохранив разве что тень былой эмоциональности. Нет, я вовсе не отрицаю, что это дурно; более того, это и впрямь утомляет, удручает и бесит, но это, конечно же, не богохульство в прямом смысле слова.

087 К Кристоферу Толкину 25 октября 1944

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Дорогой мой друг, вот тебе еще немного «Кольца»: понаслаждаться (я надеюсь!) и покритиковать; а вот возвращать не нужно. До конца «Четвертой Книги» осталось две главы; а после того надеюсь докончить «Пятую» и последнюю. Вчера написал длинное авиаписьмо; до твоего дня рождения напишу и еще (уж, разумеется!). Боюсь, эта посылочка вовремя к тебе не поспеет.

«Дорогой мистер Толкин, я только что прочел вашу книгу «Хоббит» в одиннадцатый раз и хочу рассказать вам, что я о ней думаю. Я думаю, что ничего более замечательного я не читал. Просто описанию не поддается… Ух, класс! Просто удивляюсь, почему она не популярна еще больше… Если вы написали еще какие-нибудь книги, пожалуйста, не сообщите ли вы мне, как они называются? Джон Барроу, 12 лет

Уэст-таунская школа, Уэст-таун, Пенсильвания».

Вот, подумал, выдержки из полученного вчера письма тебя позабавят. Эти письма — а я их до сих пор время от времени получаю (если не считать ароматов фимиама, которых человек падший ну никак не может не посмаковать) — меня отчасти удручают. Сколько же тысяч зерен доброго человеческого злака, верно, падает на бесплодную каменистую почву, если столь крохотная капелька воды способна так опьянить! Но, наверное, надо быть благодарным за милость и удачу, позволившие мне дать людям хотя бы эту каплю. Благослови тебя Господь, любимый мой. Как ты думаешь, удастся ли «Кольцо» и дойдет ли до жаждущих?

Твой родной папа.

До чего славно обнаружить, что американские мальчики на самом Деле до сих пор говорят: «Ух, класс!»

088 Из письма к Кристоферу Толкину 28 октября 1944 (FS 58)

Этот пустопорожний год тонет в унылой, пасмурной, скорбной тьме; такой тягучий и вместе с тем такой мимолетный и эфемерный. Что несет нам новый год и весна? Уж и не знаю.