Джон Р. Р. Толкин. Письма

тебя угораздило прочесть и запомнить цитату из гномических стихов Эксетерской книги. И впрямь убедительный довод (а ведь прежде мне это и в голову не приходило) в защиту поющих в ванне! При виде англосаксонских строчек я ужасно порадовался; от души надеюсь, что вскорости ты вернешься и усовершенствуешь свои познания в этом благородном наречии. Как говорил отец сыну: «Is nu fela folca paette fyrnge-writu healdan wille, ac him hyge brosnaр». Что можно считать комментарием по поводу переполненных университетов — и заката учености. «Ныне толпы народу хотят добраться до древних рукописей, но разум их угасает!» Мне приходится преподавать древнеанглийский либо рассуждать о древнеанглийском с таким количеством юнцов, напрочь лишенных таланта или хотя бы склонности усвоить предмет или извлечь из него хоть какую-то пользу….. Вчера 2 лекции; потом переписал заключения комиссии по досрочным экзаменам…. а затем великое событие: вечер у «Инклингов». В «Митру» добрался к 8; там ко мне присоединились Ч. У. и Рыжий Адмирал^{103} (Хавард), вознамерившиеся подзаправиться топливом, прежде чем присоединяться к слегка подгулявшим сотрапезникам в Модлине (К. С. Л. и Оуэну Барфилду). К. С. Л. так соловьем и разливался, но и мы были в неплохой форме. О. Б. — единственный, кто справляется с К. С. Л., заставляет его всему давать определения и перебивает его самые догматические утверждения ненавязчивыми distingue^{104}. В результате получился самый что ни на есть занимательный дискуссионный вечер, на котором (если бы нас подслушивал посторонний) могло показаться, будто сошлись заклятые враги и осыпают друг друга оскорблениями, прежде чем повыхватывать пистолеты. Уорни был в превосходной «майорской» форме. В какой-то момент, когда аудитория наотрез отказалась дослушать до конца рассуждение Джека и его определение понятия «Случай», Джек объявил: «Хорошо же, отложим до другого раза; но если нынче ночью вы вдруг скончаетесь, вы умрете, зная о Случае куда меньше, чем могли бы». Уорни: «Это лишний раз иллюстрирует то, что я всегда говорил: нет худа без добра». Но было и немало всего интересного. Небольшая пьеска про Язона и Медею за авторством Барфилда, 2 превосходных сонета, присланных К. С. Л. одним начинающим поэтом; и весьма поучительная дискуссия о «призраках» и об особой природе гимнов (К. С. Л. состоит в комиссии по пересмотру «Древних и современных»^{105}). Ушел я никак не раньше 12.30 и до постели добрался в первом часу утра…..

Твой родной папа.

091 К Кристоферу Толкину 29 ноября 1944

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Дорогой мой!

Вот небольшая порция «Кольца»: последние две из написанных глав и конец Четвертой Книги этого великого романа, в котором, как ты сам увидишь (что в общем несложно), я загнал героя в такой переплет, что теперь даже сам автор не вытащит его без труда и усилий. Последняя глава растрогала Льюиса едва ли не до слез. И все равно, мне главным образом хочется узнать твое мнение; ведь я уже давно пишу, имея в виду в основном тебя.

Вижу по моему «журналу», что послал тебе 3 главы 14 октября и еще 2—25 октября. Это, я так понимаю, были: «Кролик, тушеный с травами», «Фарамир», и «Запретная заводь», и «Дорога до Перепутья», и «Лестницы Кирит Унгола». Первая посылка уже должна была до тебя дойти, надеюсь, примерно ко дню рождения; вторая вскорости воспоследует; хотелось бы верить, что новая партия прибудет к тебе в начале нового года. С нетерпением жду твоего вердикта. Ужасно раздражает, когда твой главный читатель от тебя в Десяти Тысячах Миль или летает туда-сюда на Грохочущем Ставне. Для читателя оно, конечно же, еще тяжелее, но авторы, будучи авторами, безнадежно эгоцентричное племя. Книга Пятая и Последняя открывается тем, что Гандальв скачет в Минас Тирит; этим эпизодом заканчивается последняя глава Третьей Книги, «Палантир». Кое-что из этого уже написано или существует в набросках. Далее последует снятие осады Минас Тирита благодаря атаке всадников Рохана, в ходе которой падет король Теоден; Гандальв и Арагорн отбросят врага назад к Черным Вратам; переговоры, в ходе которых Саурон предъявит разнообразные свидетельства (такие, как митрильную кольчугу), доказывающие, что Фродо у него в руках, однако Гандальв обсуждать условия откажется (и все равно — страшная дилемма, даже для мага). Затем действие переместится назад к Фродо и к его спасению Сэмом. С высоты они увидят, как из Черных Врат хлынут все громадные Сауроновы резервы, и поспешат вдвоем через всеми покинутый Мордор к горе Рока. С уничтожением Кольца, — как именно это произойдет, я не уверен: все эти последние отрывки были написаны давным-давно и теперь уже не годятся ни в том, что касается подробностей, ни в том, что касается размаха (ибо вся вещь сделалась куда грандиознее и возвышеннее), — Бараддур^{106} рушится, и войска Гандальваустремляются в Мордор. Фродо и Сэма, что сражаются с последним из назгул на скальном островке, в окружении огня, извергающегося из горы Рока, спасает орел Гандальва; а затем придется распутать все разрозненные сюжетные линии, вплоть до пони Билла Ферни. Немало этой работы придется на последнюю главу, где Сэм зачитывает своим детишкам отрывки из огромной книги и отвечает на все их вопросы о том, что и с кем случилось (это будет перекликаться с его рассуждениями о сути историй на Лестницах Кирит Унгола)[190]. Однако заключительным эпизодом станет поездка Бильбо, Эльронда и Галадриэль через Ширские леса по дороге к Серым Гаваням. Фродо присоединится к ним и уйдет за Море (перекличка с его видением дальней зеленой страны в доме Тома Бомбадила). Так заканчивается Средний Век и начинается Владычество Людей, и Арагорн на далеком троне Гондора трудится не покладая рук, чтобы установить некоторый порядок и сохранить память о прошлом среди беспорядочной людской массы, что хлынула на Запад волею Сауро-на. Но Эльронд уплыл, и все Высокие эльфы — тоже. Что сталось с энтами, я пока не знаю. Возможно, когда я начну записывать, все получится совсем не так, как в этом плане; книга словно сама собою пишется, стоит мне начать, как если бы только тогда и обнаруживается истина, лишь частично угаданная в предварительных набросках…..

С любовью — твой родной папа.

092 Из письма к Кристоферу Толкину 18 декабря 1944 (FS 68)

То, что ты о себе рассказываешь, не то чтобы способствует моему душевному спокойствию: опасное это ремесло, ну да сохранит тебя Господь, милый мой мальчик; но, поскольку отчасти оно радует тебя куда больше, нежели все, что происходило с тобою до сих пор, я тем утешаюсь. Мне было бы куда приятнее, если бы день твой планировался разумнее, чтобы ты имел возможность отдохнуть как следует: обучение посредством стрессов кажется мне абсурдом. Но, боюсь, Воздушные Силы в основе своей абсурдны per se^{107}. Как бы мне хотелось, чтобы ты не имел ничего общего с этим кошмаром. По правде говоря, для меня это — тяжкое потрясение, что мой родной сын служит этому современному Молоху. Однако подобные сожаления тщетны; я отчетливо понимаю, что твой долг — выполнять эту службу настолько хорошо, насколько хватит сил и способностей. В любом случае это, наверное, лишь своего рода брезгливость: так человек, обожающий (или обожавший) бифштекс и почки, не желает ничего знать о скотобойне. Пока война ведется таким оружием и любая выгода принимается (как, скажем, сохранение собственной шкуры и даже «победа»), ужасаться военным самолетам означает лишь уходить от проблемы. И все равно я ужасаюсь…..

Нынче утром….. пообщался немного с К. С. Л. У него назревает четвертая (или пятая?) книга, которая, по всей вероятности, пересечется с моей (смутно намеченной третьей[191]). Я тут последнее время набираюсь всяких новых идей насчет доисторической эпохи (через Беовульфа и разные другие источники, о которых, может, и писал) и хочу включить это все в одну историю про путешествие во времени, которую я некогда начал и давным-давно отложил в долгий ящик. К. С. Л. обдумывает историю про потомков Сета и Каина. А еще мы прикидываем, не написать ли нам в сотрудничестве книгу о «языке» (его природе, происхождении, функциях)[192]. Где бы только взять времени на все эти проекты!

093 К Кристоферу Толкину 24 декабря 1944 (FS 70)

Я оч. рад, что тебе понравились следующие три главы «Кольца». Третья посылка должна попасть к тебе около 10 декабря, а последняя — 14 января. Буду рад новым комментариям — как только выкроишь время. Разум., Сэм — наиболее тщательно прорисованный персонаж, преемник Бильбо из первой книги; истинный хоббит. Фродо не так интересен, потому что по необходимости возвышен и обременен (так сказать) миссией. Книга, пож., закончится на Сэме. По выполнении великого Квеста^{108} Фродо, естественно, сделается слишком благородным и изысканным и уйдет на Запад вместе со всеми выдающимися личностями; а вот С. обоснуется в Шире, среди садов и пабов. Ч. Уильямс, который тоже читает это все, говорит: замечательно, что в центре ее — не раздор, война и героизм (хотя и они тоже изображены с пониманием), но свобода, мир, повседневная жизнь и доброе расположение духа. И тем не менее он согласен, что для всего этого необходимо существование огромного мира за пределами Шира, — иначе все это станет избитым и банальным в силу привычки и погрязнет в рутине…..

К слову сказать, ты сперва написал Harebell, а потом переправил на Hairbell. He знаю, интересно ли тебе это; просто я однажды подробно изучил вопрос с этим названием — поспорив с одним догматиком-ученым. Совершенно очевидно, что (а) старый вариант названия — harebell («животное» название, подобно многим другим старым названиям цветов), и (б) означает оно «гиацинт» (hyacinth), а не «колокольчик» (campanula). Bluebell — название сравнительно новое, было придумано как раз для колокольчика; шотландские «bluebells» — конечно же, колокольчики, а вовсе никакие не гиацинты ^{109}. За перенос названия (в Англии, не в Шотландии; и, если на то пошло, не в неиспорченных провинциальных диалектах отдельных областей Англии), а также и за надуманное написание hairbell, кажется, ответственность несут невежественные (в том, что касается этимологии) и надоедливые педанты-ботаники нашего времени, — из тех, что предлагали folk'sglove вместо foxglove^{110} — и вводят нас в заблуждение. Что до последнего, корень, вызывающий здесь некоторое сомнение, это glove, а не fox. Foxes glofa встречается в древнеанглийском; в таком варианте, а также и в форме — clуfa: в старинных травниках, где несколько необдуманно используется для обозначения растений с крупными широкими листьями, напр., лопуха (его еще называют foxes clife, ср. clifwyrt^{111} =foxglove). Об этих древних ассоциациях с животными почти ничего не известно; расшифровке они не поддаются.