отвечает двум дням проведения бесед.
Что касается замысла, цели и аудитории этих более поздних сочинений, то “Хроника” дает краткую историю богоизбранного народа от сотворения мира до времени написания самой “Хроники”. Полторы книги посвящено событиям Ветхого Завета. Затем, после краткого упоминания о рождении Христа и Его распятии, беглого описания церковной истории вплоть до восшествия на престол Константина, Сульпиций посвящает последние 19 глав описанию состояния церкви IV в., уделяя особое внимание арианской и присциллианской ересям. Мартин упоминается только в связи с его ролью в деле Присциллиана. Это ставит “Хронику”, в некоторым смысле, особняком от других работ, в центре которых всегда был Мартин.
Заявленная цель “Хроники” - “дабы неискушенный почерпнул и образованный удостоверился” и эта задача, объединенная с желанием автора пересказать библейские сюжеты в классическом стиле, показывает, что и здесь Сульпиций пытается наставить образованного человека в христианской вере, как это имело место в “Житии Мартина”[186]. Сульпиций находит свой материал в Ветхом Завете и в современной ему истории с тем, чтобы подкрепить свои суждения о положении церкви. Особую непримиримость он выказывает к богатым епископам и всячески подчеркивает необходимость для религиозных лидеров противостоять светским правителям, осуждая последних за вмешательство во внутрицерковные вопросы[187]. Обе эти идеи были ясно заявлены в произведениях о Мартине, где последний фигурирует как идеальный епископ. Потому в своей “Хронике” Сульпиций описывает страх епископов перед Присциллианом как причину для негативного отношения к аскетизму в целом. Хотя он и озабочен опровержением учения Присциллиана, но все же из его повествования видно, что раздоры, имевшие место после суда и казни Присциллиана настолько ожесточили церковную жизнь, что истинный народ Бога (имеется в виду Мартин и его сторонники) почувствовали себя оскорбленными и презираемыми[188]. В этом мы снова можем увидеть связь между “Хроникой” и работами о Мартине.
Последние имеют для нас особый интерес, а именно: “Житие”, письма и “Диалоги”. Как мы уже видели, письма вырастают из “Жития”, завершая и защищая образ Мартина. В особенности это видно по первому письму, которое несомненно было написано как ответ на скептический отзыв по поводу “Жития”. Сходное основание мы находим и в “Диалогах”[189], где апологетическая цель присутствует еще более очевидно. Мы находим здесь описание возвращения Постумиана из его путешествия в Африку, Египет и Святую Землю. Сульпиций расспрашивает его об аскетах Востока, сравнивая их с собратьями в Галлии, поскольку на его родине аскетическая практика встречала сопротивление со стороны местных епископов[190]. Таким образом, в начале “Диалогов” контраст между аскетизмом Мартина и его последователей и поведением остального галльского клира обнаруживается весьма явно и он проявляется особенно резко на фоне образа жизни и подвигов монахов Египта. И конечно же одной из главных задач “Диалогов” было сравнение добродетелей Мартина и египетских монахов с тем безусловным выводом, что Мартин один совершил столько, сколько сделали все египетские отшельники вместе взятые и даже больше. Причем Мартин достиг всего этого в более трудных условиях[191].
Таким образом, “Диалоги” создавали апологию одновременно в двух направлениях. С одной стороны, они были написаны с целью защиты того описания Мартина, которое было дано в “Житии”, перед лицом скептицизма и враждебности со стороны галльского клира. С другой стороны, они пытались изобразить аскетизм Мартина как практику того же рода, что была свойственна египетским подвижникам пустыни и доказывали, что Мартин был отнюдь не хуже их. Греция могла гордиться присутствием там в свое время апостола Павла, Египет - большим количеством святых. Однако одного Мартина было достаточно, чтобы Европа ни в чем не уступила Азии[192]. В этой связи мы должны отметить сильное желание Сульпиция защитить галльское монашество от едких замечаний Иеронима. Хотя Сульпиций охотно допускал, что резкие слова Иеронима по поводу отхода галльских монахов от аскетической жизни во многом связаны с особенностями галльской натуры, но именно поэтому он старался подчеркнуть строгость аскетической практики Мартина, как свидетельство тому, что у него на родине есть достойные последователи монашеских идеалов[193].
В заключение мы должны сказать о том, что основа для написания “Жития” и “Диалогов” является сходной, но не идентичной. Как и “Житие”, “Диалоги” были предназначены, прежде всего, для аскетических кругов Галлии, но их апологетическое - и дидактическое[194] - значение предполагает более широкий круг читателей. Как и “Житие”, “Диалоги” писались с расчетом на современную Сульпицию галльскую церковь, но в своей последней работе он поместил больше прямой критики, тогда как более раннее произведение на это только намекает, выдвигая вперед добродетели Мартина[195]. И наоборот, желание защитить Мартина более явственно просматривается в “Диалогах”, а не в “Житии”. Что же касается третьей категории читателей, которым предназначалось “Житие” - образованным галло-римлянам, - не желавшим менять Вергилия и Саллюстия на Библию, то они вновь приглашались к разговору. Галл чувствует, что ему будет весьма уместным начать свою речь с цитаты из Стация, “потому что мы говорим среди людей образованных”. Кроме того, мы встречаем также фразы из Теренция, Саллюстия и Вергилия[196]. Таким образом, можно заключить, что, в общем, аудитория и цель “Жития” и “Диалогов” сходны. Главное различие между ними заключается в том, что в “Диалогах” сложная природа аскетического идеала (в лице Мартина) проявляется открыто, в то время, как в “Житии” это только подразумевается. Данное различие возможно отнести частично на счет рецепции из “Жития”, частично, возможно, на счет нарастания разногласий между аскетами и епископами Галлии в промежутке между 396 и 406 гг., а также частично на счет различия литературных жанров.
Введение в проблематику
Если мы желаем понять литературную форму работ Сульпиция, посвященных Мартину, нам всегда нужно помнить об их многосоставной основе. Это подразумевает не только книги, прочитанные и использованные Сульпицием, но также и устную традицию, к которой он прибегал, и исторические обстоятельства, соответствующие написанию каждой отдельной работы. Например, как мы уже отмечали, характерной чертой произведений Сульпиция является то, что образ Мартин описывается им не только в “Житии”, но также дополняется письмами и “Диалогами”. Если мы предположим, что Сульпиций именно в такой последовательности распланировал свои работу с самого начала и затем искал соответствующие литературные аналоги, то мы ничего не добьемся. Вместо этого мы должны помнить, что “Житие” было обнародовано до смерти героя повествования и потому два письма, описывающие его смерть и погребение были нужны для завершения образа. Кроме того, “Житие” идеализирует сложную фигуру Мартина, но помещает ее в гущу церковных неурядиц в Галлии, откуда и возникает необходимость непосредственной его защиты в первом письме и, несколько позже, в “Диалогах”. С этой точки зрения, представляет интерес рассмотрение литературной формы работ о Мартине и их отношение к литературным традициям античности.
1. “Житие Мартина”
“Житие Мартина” может быть разделено на 4 неравных части[197] : 1) посвятительное письмо и предисловие, разъясняющее цели и рамки работы (обращение к Дезидерию и гл. 1 “Жития”); 2) хронологическое описание жизни Мартина от времени его рождения и до
