- никогда, честно скажу, никакими словами не выразишь. А именно: эту твердость и умеренность в воздержании и постах, неутомимость во время ночных бдений и молитв, ночные и, равным образом, дневные после этого делa . И не было никакого перерыва в [заботе о] деле Божьем, когда бы он предался отдыху или [постороннему] занятию, даже еде или сну, разве что по необходимости природной. 3. И, признаюсь честно, если, как утверждают, сам Гомер являлся ему из преисподней, то это вполне могло быть, ибо все в Мартине пребывало [гораздо] в большей степени, чем это можно было бы описать словами. Никогда никакой час или мгновение не проходили, чтобы не устремлялся он к молитве или чтению; впрочем и во время чтения или другого занятия, никогда душу от молитвы не отвлекал. 4. Ведь у кузнецов, например, есть такой обычай: во время своей работы они ради отдыха ударяют по пустой наковальне. Так и Мартин, занимаясь, казалось, посторонним делом, он всегда молился. 5. О, воистину это был блаженный муж, в котором не было лукавства: никого не осуждал, никого не проклинал, никому злом за зло не воздавал. Ибо против всех несправедливостей обрел такое терпение, что, когда стал епископом, без всякого порицания переносил он поношения самых низших клириков и потому либо изгонял их позже, либо все же удерживал своей любовью, в которой сам [постоянно] пребывал.
XXVII.
1. Никто никогда не видел его во гневе, никто - раздраженным или смеющимся; он всегда был ровен. Казалось, что небесная радость, превосходящая человеческую природу, всегда пребывает на его лице. 2. Никогда ничего, кроме Христа, в речи его, никогда ничего, кроме благочестия, мира и милосердия в сердце его не пребывали. И многих своих недоброжелателей, которые на невинного и смиренного змеиными языками и ядовитыми словами клеветали, имел он обыкновение оплакивать за грехи их. 3. Конечно, мы встречаем завистников его добродетели и жизни, которые ненавидят в нем то, чего в себе не находят и чему не имеют силы подражать. Потому, о сколь же нечестивы печаль и скорбь тех, кто является чуть ли не гонителями его, и тех, кто сам был изгнан епископом. 4. Не стоит [здесь] называть кого-либо по имени, хотя нас самих облаивают со всех сторон. Достаточно будет, если кто-нибудь из них прочитает это, признает и устыдится. Если же разгневается, [то значит] подтвердит, что [это] о нем сказано, в то время как мы, возможно, имели ввиду других. 5. Не исключаем мы и того, что и нас тоже вместе с этим мужем ненавидят. 6. Я полагаю бесспорным, что всем святым [мужам] эта книжка понравится. В остальном же, если кто-то нечестиво ее прочтет, то сам согрешит. 7. Я же знаю о себе [лишь] то, что писал подвигнутый любовью ко Христу и с верой в [свое] дело, обнародывая бесспорное и говоря правду; и да обретет приуготовленную Богом награду, я надеюсь, не тот, кто прочитает, а тот кто уверует[734] .
ДИАЛОГИ
I.[735]
1. Когда сошлись [как-то] вместе я и Галл, муж любезнейший мне и из-за памяти о Мартине, ибо был он из числа его учеников, и из-за заслуг своих, то к нам присоединился и мой Постумиан, [некогда] оставивший родину и [недавно] вернувшийся с Востока, где он пробыл три года. 2. Я обнял любимейшего человека, припал к его коленам, поцеловал ноги, и мы, взволнованные тем, что столько времени [не виделись] друг с другом, то смеясь, то плача, [стали неспешно] прохаживаться [по келье], а потом, постелив свои власяницы, сели на землю. 3. И вот первым молвил слово Постумиан, пристально смотря мне в глаза: “Когда я был в далеких египетских краях, восхотелось мне дойти до моря. Там увидел я грузовое судно, что уже готовилось отплыть с товаром, державшее путь в Нарбон [736]. И вот ночью, во сне, предстал мне ты и, взяв меня за руку, повлек [за собой] и привел [на это судно]. Вскоре, когда рассвет разогнал ночную мглу, проснувшись там, где я отдыхал, стал я размышлять о [значении] этого сновидения, и такой вдруг внезапно навалившейся тоской по тебе был охвачен, что без всякого промедления взошел на корабль. На тридцатый день мы прибыли в Массилию[737], оттуда добрался я к вам через десять дней: настолько удачным было плавание с благочестивой целью. Ты же сейчас поведай нам, тебя обнявшим и наслаждающимся [общением] с тобой, зачем мы столько морей переплыли и столько земель прошли”. 4. На это я ответствовал так: “В то время, как ты пребывал в Египте, я всегда был вместе с тобой и душой и помыслами, любовь твоя была со мной днем и ночью и поскольку ты предполагаешь вскоре снова покинуть меня, то потому, жадно внимая тебе, я смотрю на тебя, тебя слушаю, с тобой говорю, никого не допуская в нашу тайну, которая пусть останется в этой уединенной келье [между] нами. Ибо присутствие нашего Галла, я надеюсь, ты перенесешь без неприязни, поскольку и он твоему приходу, как ты сам видишь, так же как и я, чрезвычайно рад”. 5. “Несомненно правильным, - ответил Постумиан, - будет удержать в нашем сообществе Галла: хотя он мне малоизвестен, но поскольку он мил тебе, то не может и мне не понравиться, особенно раз он из учеников Мартина. И я, рассказывая, как вы просите, ничуть не буду обременен сообществом вашим, ибо затем я и прибыл сюда, чтобы, после того, как обнимет меня мой Сульпиций, многословно удовлетворить его желание”.
II.
1. “Действительно, - сказал я, - ты достаточно познал сколь много может благочестивая любовь: именно она, по нашему [мнению], причина того, что ты, столько морей и земель пройдя, я бы сказал, от восхода солнца до его заката, [к нам] пришел. 2. А потому приступай, так как и секретов между нами [никогда] не было, и словом твоим мы, должно быть, будем увлечены, ибо хочу я, чтобы ты описал нам свое паломничество во всех подробностях: как на Востоке вера Христова, которая есть прибежище святых[738], процветает, как установлениями монашескими, великими знамениями и добродетелями в рабах своих Христос проявляется. Ибо воистину, поскольку живем мы в таких краях, где сама жизнь нам в тягость, то охотно послушали бы тебя, можно ли жить христианам в пустыне”. 3. На это Постумиан ответил: “Сделаю так, как ты пожелаешь. Но сначала прошу тебя сказать: все ли те священники, которых я покинул, остались такими же, как и прежде”. 4. Тогда я сказал: “Не надо расспрашивать о тех, кого ты или вместе со мной, [как я полагаю] знал, или, если не знаешь, то лучше и не слышать. Я не могу скрыть того, что не только те, о которых ты спрашиваешь, [остались] ничем не лучше, чем ты знал их раньше, но и один из наших, некогда любимый, в котором мы имели обыкновение отдыхать душой от нападок их, был более строг к нам, чем должно. Но ничего более сурового о нем я не скажу, ибо друга я и [тогда] чтил, и даже теперь люблю, хотя [ныне] он считается врагом. 5. Мне же это возвращение к пережитому причиняет великую боль, [ведь] мы навсегда лишились дружбы умного и религиозного мужа[739]. Однако, оставим то, что исполнено печали: лучше тебя, как ты давно обещал, послушаем”. 6. “Да будет так”, - ответил Постумиан. Когда сказал он это, все мы немного помолчали, затем он пододвинул ко мне поближе власяницу, на которой сидел, и начал так:
