структуры. Да чтоб вас пронесло птичьим пометом! Структура у них там. Ха, дайте мне точку упора, я сама упру весь мир!..»
Подвижница среднего продовольственного бизнеса продолжала клокотать и когда вышла из машины. Шествовала пешим ходом за дружком по несчастью в его резиденцию и клокотала. Милого дружка обуревали схожие мысли. Разве что обращался он к иным персоналиям и с меньшей экспрессией. Однако разница в цвете перекошенных физиономий у любовников отсутствовала.
Юрис, он же Юрик, он же Жорик Эдипянц, исключительно редко видел хладнокровного подельщика Вована в подобном состоянии. Да еще на пару с Нелькой. От нехорошего предчувствия он и сам взволновался и завопил с одним из подходящих акцентов:
– Вах, дарагой, паслюшай, что за бардак-кавардак?
– Нет, это ты, Жорик, меня паслюшай! – передразнил Вован. – Хватит придуриваться, времени нет. Мы в цейтноте, понял! Где Гендерный? Вот кого мы сейчас будем слушать.
– Послушаем… – Гаубица задумчиво посмотрела на свою тщательно ухоженную ударную длань. – Ух и послушаем!..
Эдипянц представил себя на месте Фебруария Мартовича и внутренне содрогнулся.
– Да щас подъедет. Он у бугра. Ну у бургомистра, – пояснил Жорик для Гаубицы. – Че случилось-то, Вован?
– Случилось. Овца с козлом случилась. И дело подмочилось.
– Из-за Гендерного? Так он чего, втихаря на нас бабки рубит? Где-то накосячил? – Недоумение Эдипянца росло.
Пубертаткин плюхнулся в кресло, раздраженно глянул на партнера:
– Братан, знаешь, почему я тебя уважаю? Потому, что, в отличие от меня, ты спьяну никогда не теряешь своей квартеронской головы. Вчерашнюю попойку в «Шалмане» четко помнишь?
– Ну помню.
– Певцов, с которыми мы закорешились, узнаёшь?
– Ну…
– «Ну», «ну»… Антилопа гну! – Вован Офигенович сжал кулачки. – Увидишь их в следующий раз, постарайся стать человеком-невидимкой. Певцы они оказались еще те! Не могу пока просечь, на кого работают и чего хотят, но ансамбль вполне профессиональный. Нелины лягушенции накрыли медным тазом. Ее саму запели чуть не до истерики. Полковника продернули через Серый Замок…
– Ай, мама-джан! – Эдипянц в волнении попытался раскурить сигару прямо в целлофане. – А ведь как хорошо поют.
Вован отобрал сигару и постучал ею по лбу партнера.
– Поют хорошо. Громко. Проблема в том, что у них и бэк-вокалисты неплохие. Прикинь, этот февральско-мартовский урод напел им про наш профит. Не знаю, правда, конкретно они раскололи старика или просто меня на понт решили взять. Да какая разница!
Пубертаткин вновь разъярился, выскочил из кресла, забегал по кабинету.
– Ай, мама-джан! – нервно повторил Эдипянц, вытащил из внутреннего кармана початую чекушку «Хеннесси» и, не предложив даме, основательно хлебнул из горла.
Возмущенная дама слегка пристыдила его по темечку и ловко поймала выскользнувшую из пальцев бутылочку. Сделав не менее основательный глоток, передала коньяк по эстафете своему милому. Едва Пубертаткин успел приложиться к сосуду, отворилась дверь.
Фебруарий Мартович, не предчувствуя дурного, с добродушной улыбкой ступил на собственный эшафот.
При виде этой улыбочки Вован Офигенович поперхнулся. Окруженный мельчайшей коньячной пылью как облаком, он подскочил к Гендерному и потащил к зеркалу.
– Здоровеньки булы, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! Что, Мартович, смотрел фильм про гладиаторов? А, нихонская твоя шкура? Мышка-Япончик, блин! Смотре-ел… Так я тебе сейчас еще кое-что покажу. Я тебе сейчас козью морду покажу, баклан окольцованный!
Гендерный страшился поднять глаза на свое отражение в зеркале. Вдруг там и впрямь обнаружится баклан? Или, правильнее, баран для заклания. Вован расходился дальше и дальше:
– Смотри, свиное рыло! Вот тебе козья морда! Узнаёшь?.. Смотреть, я сказал! Ты даже до козла не дорос, козленок престарелый!
– Ах, батоно Фебруарий, нехорошо себя ведешь, – приблизился к ним Жорик, довольный тем, что перестал быть крайним. – Ты ж нас огорчил, старичок. Подвел. Мы ж за это тебя здесь, на месте, замочим. В коньяке. И под столом закопаем. И надпись сделаем: «Вы знаете, каким он пёрнем был!»
Подступившая Гаубица завершила возникшую в зеркале художественную композицию «Агнец в лапах трехглавого дракона». Плотоядно ощерившиеся головы обдавали незадачливого агнца огненным коньячным духом. Тяжелый шипованный хвост разбивал в щепу предметы меблировки и дубовый паркет. Шесть лап смертоносного звероящера выжимали из жертвы последние соки.
Фебруарий Мартович сморгнул. Наваждение исчезло.
Оправившись от первичного шока, старый лис смекнул, что шум поднят не зря. Факт его доверительной беседы с государственными людьми всплыл на поверхность. Плохо, но несмертельно. Долгая полуподпольная коммерческая деятельность научила Гендерного главному умению. Уходить, ускользать, отваливать, отползать. Отмазываться от какого бы то ни было ответа. Другие пусть отвечают за козлов. А ему, матерому душному козлищу, отвечать на претензии новоявленных волчишек не след. Причем волчишек-то тряпочных. Смотри-ка, нашли агнца!
Он досадливо стряхнул с плеч вцепившиеся лапки и преобразился в прежнего гладкого, упитанного
