Так и наши герои. Намеревались жестко поставить супругов Швепс перед неумолимыми фактами (и возможно, поставить в, простите, колено-локтевую позицию), а на деле занялись увещеваниями. Дескать, эх, дорогая вы наша Нинель Виленовна, как же вам не жалко грести буквально неводами милых отечественных земноводных? И ведь для кого, йохимбовый каравай?! Для зажравшихся иноземцев. А как не совестно вам, бравый вы наш Полковник, рекрутировать молодежь Картафанья в какие-то подозрительные отряды, едва ли не эскадроны смерти? Что уж вы так-то фокусничаете, люди добрые?
Но и Швепсы, вот удивительно, отвечали без присущего им ранее петушиного апломба. Без воинственной уверенности в собственной абсолютной правоте. Как будто даже отчасти раскаиваясь.
(Ох, неспроста это кухонное миролюбие, может решить иной недоверчивый читатель. Наверняка ведь у вселенского дружбанолога Геннадия имелся какой-нибудь хитрый приборчик, активизирующий у разумных существ чувство взаимной симпатии. Дудки, граждане! Может, и был такой приборчик, только профессор его точно не включал. Потому что знал – грош цена добрым чувствам, если они созданы искусственно. А кому нужна грошовая дружба? Вот то-то…)
Нинель Виленовна, все еще несколько зажатая и настороженная, мягко возражала, что не так уж хищнически добывал зеленокожих царевен концерн «La tsarevna». Это во-первых. И что лягушки относятся к возобновляемым природным ресурсам, а значит, ограниченный промысел не есть преступление перед потомками. Это во-вторых. В-третьих, налоги и таможенные сборы со всех операций платились исправно. И наконец в-четвертых, бизнес этот вот-вот накроется объемистой посудиной из цветного металла (или даже чем-то теплым). А может, уже накрылся. Ибо люди-акулы Петя и Сема напрочь отказались бултыхаться в болотах, с первого погружения влюбившись в кристальные воды Пятака. А кого еще загонишь в торфяную жижу черемушских топей? Разве что Андрея Денисовича, коль согласится он вновь обзавестись жабрами.
Отставной «ксенакант» с задорным смехом отвечал: «Вот уж фигушки, любовь моя!» Коньяк и впрямь действовал на него слишком возбуждающе.
Впрочем, по поводу возглавляемого им молодежного объединения «Велесовы правнуки» Полковник отвечал вполне внятно. Четко, по-армейски. Да, руководит. Да, тренирует. Да, обучает юношей военному делу и науке SURVIVAL – то есть выживанию в экстраординарных условиях. Разумеется, немалое значение придается патриотическому воспитанию. Однако ни о каком экстремизме, ни о какой ксенофобии речи быть не может. А эмблема «Велесовых правнуков» только некомпетентному человеку напоминает фашистскую свастику. На самом деле это древний славянский знак солнечного движения, Коловорот.
И до того вскорости повысился градус взаимного дружелюбия на Илюхиной кухне, что Леха зашмыгал вдруг носом, вспомнив со стыдом, как приклеивал спящему Геннадию шляпу на нос. Такому славному парню! Такому безответному! Профессору, между прочим, а не какому-нибудь занюханному аспиранту.
Буркнув: «Ребята, я сейчас, на минуточку», Попов стремглав умчался куда-то, а вернулся хоть и больше чем через минуту, зато не с пустыми руками. Горделиво, словно главный бунчук поверженного супостата, нес он видеокассету, одолженную у бывшей пассии. Пассия жила, как на заказ, буквально по соседству. С кассетой она рассталась не без скандала (время-то было сравнительно раннее), в обмен на обещание Попова в скором времени поужинать вместе. Эх, чего уж там, откроем маленький секрет. Таких подружек насчитывалось у гусара Алексея по всему Картафанову не один десяток. Пожалуй, десятка два… э-э-э… два с половиной, пожалуй. Или около того.
Первым оживился Геннадий. Рептилоид будто почувствовал, что кассета предназначена именно для него. Тактично, вкрадчиво, однако подрагивающим голосом профессор полюбопытствовал:
– Чем это заполнены ваши шестерни, дружочек Попа? Что за славная коробчонка? И кто такой умилительный обезображен на ней рядком с моим полновесным двоечником-ящеркой? Ужели это сам Че?.. Че?.. Че?..
От нахлынувшего волнения речь дружбанолога прервалась. Заветное слово застряло в плотном заборе семидесяти семи зубов. Как нарочно.
– Нет, милый ты наш брат по разуму, это отнюдь не революционный команданте Че! – провозгласил сияющий Алексей. – И не солист группы «Ноги в руки», которому в детстве на оба уха, а вдобавок на горло наступил медведь гризли. Даже не джедай Йодо. Потому что это он, Чебурашка-чемпион!
Бурная овация заглушила счастливый стон, исторгнувшийся из груди залетного профессора. Рукоплескали, поддавшись общему порыву, и супруги Швепс. Хоть, по правде сказать, ни черта не понимали, что за радость привалила в этот дом.
К телевизору Геннадия несли на руках.
Дальнейшая сцена поддается лишь отрывочному описанию. Слезы профессорской радости лились рекой. Вселенский дружбанолог то вскакивал порывисто, то рушился на диван. То просил вновь и вновь прокрутить понравившуюся сцену, а то принимался скрипучим голосом подпевать мультипликационному крокодилу. Поневоле и остальные участники сеанса поддались очарованию детской сказки. Нинель Виленовна вдруг разглядела в пакостнице Шапокляк собственные черты характера, а в старухиной крысе узнала собственного мужа. И начала стрелять глазами по сторонам, пытаясь определить, догадываются ли об этом сходстве окружающие. Окружающие были захвачены кукольными приключениями, и только Муромский нет-нет да бросал на нее странные взгляды.
– В чем дело? – спросила его госпожа Швепс одними губами.
«Выйдем», – показал ей Илья знаками.
Вышли.
– Ну что еще? – с некоторой агрессией спросила Нинель Виленовна.
Илья замялся:
– Это… Вы не подумайте, что я о вашем возрасте хочу выпытать и все такое. Просто лицо ваше мне напоминает кое-кого.
– Кого же? – подозрительно спросила Гаубица, готовясь засадить коленом в пах, если Илья назовет имя зловредной мультяшной старушонки.
– Да понимаете, имелась у нас в детско-юношеской спортивной школе фотогалерея отечественной спортивной славы. Я хоть и пацаном тогда был, но отлично помню всех героев и героинь. В героинь-то даже влюблен был. Особенно в одну, волейболистку. В Нину Голубшину. Так вот, сдается мне, что… Короче говоря, Нинель Виленовна, это вы были?
У Гаубицы потеплело на сердце, а к глазам подкатила горячая влага. Она растерянно заулыбалась и
