полка похоронили наших боевых товарищей майора Ивана Ивановича Панова, младшего лейтенанта Виктора Жданова, воздушных стрелков старшину Василия Пинчука, сержанта Валерия Маслова.
После гибели майора Панина меня назначили штурманом полка. Свою первую эскадрилью я передал Михаилу Ткаченко, опытному и отважному лётчику.
Вскоре в полк пришла радостная весть: Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 20 апреля 1944 года Николаю Антоновичу Зубу (посмертно), Михаилу Ткаченко, Анатолию Синькову присвоено звание Героя Советского Союза.
1 мая 1944 года наша 230-я штурмовая авиационная дивизия награждена орденом Красного Знамени.
Полк перебазировался под Симферополь. Начались боевые полёты в район Севастополя.
Немецко-фашистское командование стремилось удержать как можно дольше оборонительный рубеж а районе Севастополя, чтобы эвакуировать морем свои войска в Румынию. Подступы к городу были сильно укреплены инженерными сооружениями из металла, земли и бетона.
Полк получил здание оказать поддержку с воздуха наземным частям Красной Армии которые вели напряженные бои.
Сначала мы летали на Северную сторону города. По дороге к цели и по высоткам у самой бухты было много зенитных батарей. Нередко здесь появлялись истребители противника.
В боях под Севастополем отлично показал себя младший лейтенант Измаил Алеев. А воздушный стрелок Сергей Тимошенко один со своими пулемётом УБТ отбил атаки шести 'фокке-вульфов', имевших по четыре пушки каждый. И особенно, помню, отличился Михаил Ткаченко. Был он хорошим лётчиком, водил группы. Перед штурмом Севастополя к нему попала газета, в которой он случайно обнаружил фотографию своего брата — узника фашистского концлагеря в полосатой одежде и под номером. Это был младший брат Михаила, которого он очень любил.
И после этого случая Михаил Ткаченко летал каждый день по нескольку раз на задания, пренебрегая всякой осторожностью, лез в любой огонь, ни с чем не считаясь. Михаил и так был полной противоположностью Ивану Карабуту, который привык все делать по расчету, точно, без потерь и излишнего шума. А тут Михаил словно осатонел, норовил в самую гущу огня, бил из пушек поливал позиции врага из пулемётов косил, точно косой, зазевавшихся вражеских солдат.
Полк под Севастополем нес большие потери в летном составе и материальной части.
7 мая совершено 33 боевых вылета. В этот день не вернулись на свой аэродром 6 экипажей в том числе не прилетел и Михаил. Он на следующий день пришел в полк пешком. Самолёт его подожгли вражеские зенитчики, а он выпрыгнул с парашютом и спасся.
8 мая в бою мы потеряли ещё два экипажа.
После нескольких боевых вылетов на Мекензиевы горы начался штурм Сапун-горы нашими наземными войсками. Здесь слились в мощный кулак Отдельная Приморская армия, гнавшая немцев с востока, и 4-й Украинский фронт, преследовавший противника с севера. Сюда была стянута авиация двух фронтов. Воздушные армии были объединены. Работа авиации под Севастополем была очень четко организована.
— Все расписано, как по нотам! — восхищался майор Кондратков. — кому, когда, сколько быть над целью.
Действительно, все было рассчитано по минутам. Интервалы между группами сохранялись незначительные. Мы отштурмовались, уходим и видим, как нам на смену идут новые группы Илов на штурм Сапун-горы.
Штурмовиков постоянно и неотступно прикрывали истребители. Нас часто прикрывал со своими ребятами наш бывший однополчанин и друг, замечательный лётчик-истребитель Паша Хлопин. Как сейчас помню, летим мы, он подойдет близко, пристроится к группе, сделает бочку, покрутится немного возле нас и уходит к своим где ему положено быть в боевом порядке.
Управление нашими войсками под Севастополем насколько я могу судить с учетом мнения и своих однополчан, было чрезвычайно четким и эффективным.
9 мая сводил я свою восьмерку в последний раз на Севастополь. Нам был приказ подавлять огневые точки противника в районе Шестая верста — высота 179,0 и на окраине города.
В этот же день наземные войска двух фронтов взяли Севастополь.
Последние остатки фашистов ещё сопротивлялись на мысе Херсонес но они вскоре были сброшены в море. Полк бил по отходящим кораблям противника.
За ратный подвиг, проявленный при взятии Севастополя, 210-му штурмовому авиационному полку было присвоено наименование Севастопольский.
В это время командир дивизии полковник Гетьман вызывает начальника парашютно-десантной службы капитана Гуржия и меня. Предлагает пойти на учебу в академию.
Тима просит:
— Не посылайте меня. Откомандируйте лучше в разведывательный полк. В этом деле у меня есть некоторый опыт.
— Да, молодым нужен ваш опыт, — говорит командир дивизии. — Опытные лётчики нам нужны, чтобы обучать боевому искусству молодых. Это верно… А что вы скажете? — обращается он ко мне.
— В академию буду проситься после войны. А пока прошу оставить в полку.
Командир дивизии дружелюбно улыбнулся и сказал:
— Кадры всегда нужно готовить. Хоть и война подходит к концу. А поступаете вы, хлопцы мои, правильно. Другого ответа, по совести говоря, я и не ожидал от вас… Летайте!
После освобождения Севастополя полк временно 'остался без работы'.
— Приказано сдать самолёты другому нашему полку, — сообщил майор Кондратков командирам эскадрилий. — Сами поедем в Кировоград. Там на базе нашего полка и ещё двух полков легких бомбардировщиков будет формироваться новая штурмовая дивизия.
Погрузились мы в товарный состав и поехали к новому месту назначения. Миновали Джанкой, Сиваш, едем на Мелитополь.
Вблизи поезда на малой высоте пролетает группа самолётов ПО-2. Невольно наблюдаю за ними. А Женя Прохоров уже кричит:
— Смотри, косая полоса на киле!
Это опознавательный знак самолётов женского полка. Я уже знаю, что девчата после освобождения Крыма перелетают на 2-й Белорусский фронт. Где они будут садиться? Смотрю на карту. Впереди Мелитополь. Курс девушек явно туда.
Дело к вечеру. Похоже они сядут на местном аэродроме. А где он, далеко от станции? Сколько времени простоит наш эшелон? Ничего неизвестно…
Вот и Мелитополь.
Вместе с Жорой Пановым навели справку у военного коменданта. Аэродром оказался неподалеку от станции, минутах в тридцати ходьбы. Машинист сказал, что состав простоит часа три-четыре, пока будет смена паровозной бригады.
Наступали южные синие сумерки. Чистое, уставшее от воздушных боев и разрывов зенитных снарядов небо было усеяно крупными звездами. И обстановка совсем не боевая.
Аэродром разыскали быстро. Стоят действительно самолёты женского полка.
— А девчата где разместились? — спрашиваем у дежурной, курносой полной девушки.
— Вот здесь, — она указала на белые домики, разбросанные рядом с аэродромом.
Подошли к одному из домиков, постучали в крайнее окошко.
— Где четвертая эскадрилья?
— Рядом с нами, — ответила заспанная физиономия, высунувшись в окно. — А вам кого?
— Катю Рябову.
— Там она.
Заходим в соседний домик. Темно. Свечу фонариком. На кроватях отдыхают девушки. Вскакивает Катина подруга Руфа Гашева.
— Ай! — удивленно восклицает она и, узнав меня, будит Катю.
