затылке, и она видела одну только черноту.
«Что это? – думала она. – Конец. Первый шаг на пути к безвестной могилке. К тому, чтобы оказаться на одной из этих отвратительных фотографий в газетах». Она ощутила собственный страх – неприятный привкус на языке.
В последнее время Джоанна много размышляла о своей смерти. С тех самых пор, как Галина коротко сообщила ей, что Пол не сумел выполнить задание. В словах колумбийки были сила и торжественность смертного приговора, который судья зачитывает перед виселицей.
Да и мальчишка, регулярно приносивший Джоанне завтрак, больше не держался как официант, рассчитывающий на чаевые. Исчезло его улыбчивое «С добрым утром». Кто-то сообщил и ему: эта женщина больше не дойная корова, а жертвенный ягненок.
И другие охранники тоже изменились – стали мрачными, недовольными, раздражительными. Разговаривали с ней с едва сдерживаемым гневом и плохо скрываемым презрением. В воздухе носилась угроза.
И вот настало время: ее выволокли из двери, потащили по коридору, заставили спускаться вниз по ступеням. Одна, вторая… Джоанна споткнулась и чуть не упала. Ей связали руки, и грубая веревка впилась в запястья.
– Я ничего не вижу, – проговорила она и была неприятно поражена, услышав в своем голосе беспомощность и страх.
Джоанна была ветераном работы с кадрами. Она давно привыкла к тому, что перед ее столом нескончаемой чередой проходят девочки-недотроги. Почему-то это всегда были одни девчонки: они всхлипывали и жаловались, что их по-всякому обидели. Она их выслушивала, кивала, улыбалась, сочувствовала, но в душе всегда хотела спросить: «А что же вы сами за себя не постояли?»
Сейчас она оказалась на их месте и тоже могла только хныкать и умолять. Запястья уже горели, а она по-прежнему находилась в доме. В нос ударили запахи подгоревшего жира, масла и ананаса. Видимо, она проходила через кухню. Вернее, не проходила, а ковыляла, спотыкаясь и чуть не падая.
Джоанне никто не ответил. Или ответили по-своему. Когда она сказала: «Я ничего не вижу», ее сильнее дернули за веревку, так что она ударилась плечом о стену.
Вот такой был их ответ – заткнись.
Потом они оказались на улице. Джоанна ощутила терпкий аромат сосны, сладкий привкус розы и знакомую тошнотворную вонь бензина. Воздух был особенный – не ночной, но предрассветный, уже насыщенный утренней росой. Было до боли прекрасно вновь оказаться на улице и вдохнуть прохладу тихого ветерка. Вот только ее уводили от уже знакомого к совершенно неведомому.
Прочь и от Джоэль.
Открылась дверца машины.
Нет, оказалось, что это не дверца – ее затолкали в багажник. Не нашлось добрых рук, чтобы поддержать, и Джоанна, ударившись щекой о пол багажника, вскрикнула.
– Silencio,[28] – приказали ей.
Крышка захлопнулась. Страх скрутил сильнее, чем веревка на запястьях. В багажнике не так уж много воздуха. Рано или поздно он кончится, как бы редко она ни старалась дышать. Грудь Джоанны вздымалась, словно она только что вернулась после интенсивной утренней пробежки.
«Успокойся, – твердила она себе. – Прекрати панику».
Мотор с урчанием завелся, затем открылись и закрылись дверцы. Машина тронулась с места. Сначала медленно, переваливаясь, как лодка, с боку на бок. Плавно повернула направо, налево и набрала скорость.
Шоссе?
Куда? Или откуда?
По крайней мере, она не задохнется в дороге. Как только машина устремилась вперед, в лицо Джоанне ударила струя холодного воздуха. Чтобы пленница могла дышать, из-под багажника выдрали часть обшивки.
Это ее немного обнадежило. Если тюремщики позаботились о том, чтобы куда-то доставить ее живой, может быть, не убьют и в конце поездки. Надо надеяться.
Надо держаться.
Они ехали час. А может быть, два.
Тяжелее всего было переносить скрюченную позу. Связанные руки, зажатые между туловищем и полом, вскоре онемели. Хуже всего приходилось плечам. Как только машина попадала в очередную выбоину, плечи и грудь пронзала режущая боль. Автомобилю срочно требовались новые амортизаторы, а дороге – ремонт покрытия. Несколько раз Джоанне казалось, что они проваливаются в какую-то дыру.
Мужчины в машине включили радио. Шел репортаж о какой-то игре с мячом, наверное, о футболе.
Но что бы там ни было, передача приковала внимание ее тюремщиков. Они смеялись, шумно спорили, ругались. Их оказалось трое – Джоанна различала три разных голоса.
Но чем дольше она находилась в темноте багажника, тем сильнее становилось ощущение, что рядом с ней есть еще кто-то.
Джоэль.
Она пять лет мечтала завести ребенка. И вот вошла в сиротский приют Святой Регины и приняла на руки необыкновенную маленькую девочку. Сила любви к ребенку была сейчас ее слабостью. Джоанна поняла, что связь между ними прочнее, чем пуповина, – она на всю жизнь.
«Я принесу ее опять», – пообещала Галина.
