Это стало абсолютно ясно из ее второго письма Майлзу. Еще она писала в нем об отце ребенка. И о нем тоже.
«Был момент, когда я решила, что дочь в безопасности и он ее не достанет. Но я ошиблась».
Галина умоляла Майлза помочь. Уверяла, что внучку следовало срочно вывезти из страны.
«Отец ее ищет и не успокоится до тех пор, пока не найдет. А вы знаете, что у Р. достаточно власти и средств, чтобы это выполнить».
Нужно, чтобы кто-нибудь удочерил ее в Америке. И сделал это как можно быстрее.
Далее в письме подробнее рассказывалось о самой девочке.
«Она видела такие вещи, которые не должны видеть дети. Да и не только дети. И у нее начались кошмары».
Из четвертого письма стало ясно, что Майлз согласился. Да, он поможет. И более того, адвокат сделал поразительно щедрое и самоотверженное предложение. Он сам решил удочерить внучку Галины.
«Вы абсолютно уверены?
– спрашивала его колумбийка. –
Я чрезвычайно обрадована, но должна вам напомнить, что взять ребенка – это не на время. Это на всю жизнь. Вы станете не только ее отцом. Но ее защитником. Ее покровителем. Ее единственной надеждой».
Видимо, Майлз ответил «да» – он абсолютно уверен.
Но попросил кое-что взамен.
Только что именно?
Трудно было судить.
После этого восторги Галины поубавились. Письма стали суше и приобрели характер деловых переговоров.
«Поймите: то, что вы просите, может быть невозможно,
– предостерегала она. –
Я их не знаю. Не берусь за них отвечать. Могу только спросить».
Их!
Пол, словно двухлетний ребенок, начинал понимать, что за внешне бессмысленными словами прячутся наполненные глубоким смыслом понятия.
Это явствовало из следующего письма Галины. Она отчаянно умоляла Майлза заботиться о девочке.
«Очень прошу вас о нескольких вещах,
– писала Галина. –
Успокаивайте ее, если она в страхе проснется среди ночи. Читайте книжки: она любит слушать о поездах, клоунах и кроликах. Учите всему, что нужно, чтобы понять новую страну. Защищайте. И пожалуйста, иногда сообщайте мне, как у нее дела. Разумеется, не каждую неделю и не каждый месяц. Время от времени. Пишу вам в последний раз. Чем меньше мы общаемся, тем будет безопаснее. Прошу вас только об одном. Но это очень важно. Вы и ваша жена – любите ее!»
За дверью кто-то был.
Пол разом окончательно очнулся и широко открытыми глазами уставился в потолок спальни.
Он снова услышал звук – словно тихонько скреблись в дверь.
Как будто кошка просила впустить ее в дом.
Но у них не было никакой кошки.
Пол лежал на кровати и гадал, в какую дверь скреблись: в закрытую дверь спальни или во входную дверь квартиры. Это было очень важно. Если в дверь квартиры, у него был еще шанс. Но если в дверь спальни – можно было не сомневаться, что он покойник.
Пол сосредоточился, напряг слух. В ушах стучала кровь; дыхание сделалось затрудненным, поверхностным и шумным.
Скребущий звук был тихим и неотчетливым.
«Хорошо, – подумал Пол, – значит, в дверь квартиры».
Он соскользнул с кровати, всеми силами сопротивляясь желанию спрятаться под матрац. Входная дверь была на замке. Он по-прежнему оставался на своей территории и мог себя защитить.
Пол был одет в одни «боксеры»; когда он посмотрел в висящее на стене зеркало в полный рост, собственное отражение показалось ему до смешного уязвимым. Он замер, вытянул шею и прислушался.
Скреб-скреб…
«Это те негодяи с „узи“ и керосином, которых я и боялся. Люди с болота», – решил Пол.
Или…
Тот тип с татуировкой «СССР» на руке.
