сказал. Его облаяли собаки, но издалека. Максимус рывком открыл дверь гаража, приспособленного под ремонтную мастерскую, и вошел. Внутри было грязно и полутемно. Прямо напротив двери у стены стоял дядя Жора или, скорее, то, что от него осталось. Щеки у него провисли, как у бульдога, замасленный комбинезон болтался на иссохшем теле, а от его знаменитого живота остался лишь жалкий холмик. Весь его вид вызывал отвращение.
«Хорошо тебя укрыло!»
Они стояли и молча смотрели друг на друга. По взгляду своего родственника Максимус понял, что тот знает, кто он, и догадывается, зачем он пришел, но не делал ни малейшей попытки спастись. Он просто стоял и ждал.
«А может быть, для него это – просто исход? Может быть, он просто устал ждать?»
Максимус резко выхватил оружие из коробки. Он поднял ружье перед собой и загнал в ствол патрон. Дядя Жора сгорбился и продолжал стоять на месте.
– Э-э-э, мужики, вы чего? Вы что тут творите? – вдруг раздался голос, и обнаружилось присутствие еще одного человека, судя по всему клиента, который пригнал для ремонта японскую развалюху.
Не обращая на него внимания, Максимус поднял ружье.
– Это тебе от нас четверых.
Это было единственной фразой, которую он произнес, прежде чем спустил курок.
Ружье оглушительно грохнуло, и тяжелый заряд отбросил тело дяди Жоры на стену, с которой оно тяжело сползло на пол, оставляя после себя кровавый след. Клиент дико завыл и сел на грязный пол, закрыв голову руками. Максимус повернулся на каблуках и вышел на улицу. Миссия была выполнена.
На улице его встретила целая свора озлобленных собак, которые сбежались на выстрел. Он передернул затвор и выстрелил в их сторону. Собаки бросились врассыпную, а из нескольких гаражей появились и исчезли головы. Сторож спрятался в будке и не высовывался оттуда, пока он проходил мимо. Выйдя за пределы кооператива, он размахнулся, забросил ружье на крышу крайнего гаража и упругой походкой направился к оживленной улице, чтобы уехать и никогда больше не появляться в этом районе.
Как назло, никто не останавливался. Он так и стоял с поднятой рукой на проезжей части, когда из-за угла неожиданно вынырнула милицейская машина с желтой мигалкой на крыше и взвыла сиреной. Максимус отскочил на тротуар и, повернувшись к машине спиной, пошел вместе с пешеходами. Но сирена сзади продолжала надрываться, и, скосив голову, он увидел, что машина с мигалкой уже была совсем рядом, упорно пробиваясь в его сторону через поток других машин. Он ускорил шаг и затем побежал. Оглянувшись, Максимус увидел, что из машины выскочили два полицейских и припустились за ним, а машина продолжила свое движение. «Крокодил» гнал его вперед, и он забежал во двор дома и понесся поперек, надеясь, что преследователи не смогут соревноваться с ним в беге, но сбоку вынырнула машина с мигалкой и отрезала ему дорогу. Он бросился в другую сторону и неожиданно наткнулся на металлический забор, которым было обнесено какое-то двухэтажное здание, расположенное в глубине двора. Это был тупик!
Он повернулся и увидел, как к нему приближаются два милиционера, которые тяжело дышали от погони. Один из них вскинул коротенький автомат и заорал, делая вид, что сейчас начнет стрелять:
– А ну стой, черная морда!
Он еще раз оглянулся и понял, что этот забор с острыми зубцами на конце ему не одолеть.
– Я что тебе сказал? – продолжал орать приближающийся мент. – Стоять и руки за голову!
«Они хотят оставить меня в своей мерзкой жизни. Вот уж нет! Здесь я навсегда останусь «черной мордой».
Максимус извлек пакетик с ОМ и бросил в рот две таблетки «Крокодила». Менты восприняли это по- своему и продолжали что-то орать, угрожая оружием, но он не обращал на них никакого внимания. Они были уже совсем близко. Он извлек из кармана бутылку с водой и сделал два больших глотка.
– На колени и руки за голову! – донеслось до него.
«Они просто не понимают, с кем имеют дело».
– Максимус никогда и ни перед кем не становится на колени.
ОЛЯ
Приходилось быть предельно осторожной. Персонал неслышно ходил в мягких тапочках и мог появиться совершенно неожиданно. Вот и сейчас она напряглась, так как чувствовала, что действие стимулятора заканчивается, и ей было необходимо принять новую дозу. У нее еще осталась невыполненная работа для сайта итальянской фирмы высокой моды. Она выждала несколько минут, прислушиваясь к звукам в коридоре. Все казалось спокойным, и Оля извлекла из складок одежды заветный пакетик и проделала знакомую процедуру.
Она лежала и старалась отдышаться. Сначала не хватало воздуха, и она прижала к лицу маску от кислородного баллона, но потом все прошло. По крайней мере, ее на какое-то время оставит раздражающий кашель и прояснится голова.
Работа для итальянцев принесла ей известность и премии от различных журналов за лучший коммерческий сайт года. Ее стиль стали копировать сайты других фирм, но она с удовлетворением констатировала, что им всем было все еще далеко до того уровня, на котором находилась она.
Соответственно возросли и суммы ее гонораров. Итальянцы явно держались за нее и не хотели, чтобы кто-нибудь ее перекупил, поэтому платили по максимуму. Из денег на ее карточке она могла позволить себе заказывать настоящие французские деликатесы, которые любила, вместо той безвкусной больничной еды, которую оплачивали ее родители. Она с издевкой смотрела на медсестер, которые, войдя к ней в палату, замирали от запахов в комнате, прежде чем начать процедуры. Она знала, что они ее презирают за болезнь, и платила им тем же.
Беспокоил только Витас. Раньше он регулярно приходил к ней и обеспечивал бесперебойное поступление ОМ взамен за какие-то работы для его проектов. Сейчас он исчез, и его мобильник был отключен. Она скучала и без Эммануэль. Несколько раз Оля пыталась набрать ее номер, но безуспешно. Да и Максимуса она была бы рада видеть. Он такой забавный! Она хотела бы видеть кого угодно, потому что пребывание в одиночестве в этой стерильной палате сводило ее с ума. Они все ее бросили!
Поэтому единственным спасением была работа и кислород, который приносил облегчение от удушающего кашля. И еще Солнечный город. Там каждый день происходило множество событий, но она пристрастилась к спорту. Оля пыталась играть во многие игры, но возбуждалась и быстро уставала, начинала часто дышать, и в результате начинался новый приступ кашля. В конце концов она нашла игру для себя, и это был гольф. Они неторопливо перемещались по огромному полю, беседуя между двумя ударами по мячику. Клуб был дорогой, люди достойные, обстановка расслабляющей. Гольф – это король!
В перерывах между работой и играми в Солнечном городе она лежала с закрытыми глазами и вспоминала, как они вместе с друзьями проводили время, и сожалела, что не ценила все те моменты, которые сейчас уже не было никакой возможности вернуть. И злые, колючие слезы наполняли ее глаза. Но потом приходили новые задания от итальянцев, и обида отступала куда-то внутрь.
Мать каждый день звонила ей из Парижа в строго определенное время утром. После традиционных фраз о здоровье и вопроса, не нужно ли что-либо, разговор заканчивался неизменным пожеланием скорейшего выздоровления и сожалениями, что они не могут вернуться в Москву, потому что им угрожает опасность.
В тот памятный вечер в окно хлестал холодный дождь; она выполнила всю работу для итальянцев, и делать было совершенно нечего. Навалилась тоска, и хотелось хотя бы с кем-нибудь поговорить. По привычке Оля набрала номера друзей, но везде получила одинаковый ответ, что, к сожалению, абонент не может ей ответить. Она позвонила Веронике, и та была единственной, кто взял трубку. Но разговора не получилось. Каждый не знал, что следует говорить в таких случаях. Эта женщина была из другого мира, мира взрослых, и говорить с ней было не о чем.
Последним в ее списке был парижский телефон матери. Она чувствовала, что должна услышать хотя бы чей-то человеческий голос, и набрала номер. Мать ответила сразу, и тон у нее был официальный. Это было неурочное время для разговоров с дочерью, и она не ожидала этого звонка. И в отдалении вдруг послышалось щебетание ребенка. Оля опешила и молчала.
– Алло, – еще раз повторила мать.
Единственное, что она смогла вымолвить, было:
– Это я.
